Говорят, что фантасты обладают даром предвидения. Это верно. Вот этот, один из первых моих, рассказ я написал в конце 80-х. Как видите, он оказался пророческим. Курить теперь запрещают. До людей доходит, что славянская письменность до пришествия христиан на Русь была смысловой. Теперь же, благодаря Кириллу и Мефодию это свойство она утратила и превратилась в набор бессмысленных букв.
Читайте:
Двое в форме функционеров МЭК по-хозяйски вошли в приемную и направились напрямую в услужливо приоткрытую испуганной секретаршей дверь в кабинет ректора, вызвав взволнованное шушуканье ожидавших приема посетителей. Секретарша в ответ на наводящие вопросы недоуменно пожимала плечами, признаваясь в своей некомпетентности и вызывая этим еще больший переполох. Некоторые из посетителей, чувствуя, что после визита этих двоих положительное решение своих проблем представляется весьма сомнительным, потянулись к выходу.
Ректор института Мозга, суховатый пятидесятилетний мужчина с залысинами удивленно, с тревогой посмотрел на вошедших. Старший из функционеров, седой полнеющий мужчина, проводив взглядом поспешно ретировавшегося посетителя, представился:
-Международный экологический контроль. Старший инспектор Потапов, - кивнул на сопровождающего, молодого стройного юношу, - стажер-инспектор Малышев.
-Профессор Яковлев, ректор института, - в свою очередь отозвался ректор. –Прошу садиться.
-Итак, чем мы заинтересовали такую грозную организацию? – спросил Яковлев.
-Поступил сигнал, - ответил Потапов, - что в лаборатории вашего института проводятся исследования, оказывающие массовое психологическое воздействие на людей.
-Ваше заявление выглядит слишком угрожающим. Смею вас заверить, ничего подобного в стенах вверенного мне учреждения не разрабатывается.
-Вы уверены?
-Уважаемый инспектор! Насколько вы помните, наш институт называется институтом Мозга, и здесь, соответственно, проводятся исследования по строению мозга человека и его рефлексодинамии на различные факторы. Это и является, собственно, психическим воздействием на мозг, а, следовательно, и на человека. Но это, уверяю вас, не имеет никакого отношения к оружию массового воздействия.
-Это мы как раз и собираемся выяснить, - функционер повысил голос. – Мы имеем полномочия в случае подтверждения фактов закрыть институт.
-Да какое вы имеете право, - взорвался ректор, - совать нос во все, даже в то, что не имеет никакого отношения к деятельности вашей организации!? Вы занимаетесь охраной окружающей среды, вот и занимайтесь ею, а не суйтесь туда, куда вам не положено.
-Вы недостаточно ясно представляете себе функции Международного Экологического Контроля, - назидательно произнес старший инспектор. – Наша цель – охрана окружающей среды. Для кого? Для человека, его жизнедеятельности. Но окружающая среда – это не только воздух, вода и земля. Согласно принятой полгода назад поправке к параграфу пятому Положения о МЭК окружающей средой обитания являются также производственные отношения, рабочий коллектив, культура, наука. В общем, все, с чем соприкасается человек, и что угрожает нормальной его жизнедеятельности, - закончил он, - подпадает под юрисдикцию нашего органа.
-Что-то вы уж слишком расширяете границы своей деятельности. Скоро и до семейных отношений доберетесь, - съязвил ректор.
-Вполне возможно. Семья также является средой обитания человека. Этот вопрос в настоящее время прорабатывается.
-Думаю, человеку не очень приятно будет, когда вы начнете указывать, как ему жить с женой, детьми.
-Тот, кто живет в человеческом обществе, должен подчиняться законам этого общества, ибо они направлены на благо человека, на то, чтобы ему лучше жилось.
-Да вы же, наоборот, ухудшаете ему жизнь. Сколько новых научных открытий вы не допустили к внедрению, сколько производств закрыли? А ведь все разработки, все поиски направлены как раз на то, чтобы человеку лучше жилось.
-Вот ему сейчас и живется лучше. Атмосфера, вода, земля настолько загрязнены, что медики не успевают находить эффективные способы лечения все новых и новых заболеваний. Воду без кипячения пить уже нельзя. В крупных городах без системы очистки воздуха дышать невозможно. Даже под солнцем длительное время находиться нельзя из-за опасности облучения. Все это – последствия научных открытий, внедренных в производство. Вы ведь горазды рапортовать о новых достижениях, но не задумываетесь об их последствиях, о степени их безвредности. А потому об этом думаем мы. И мы пресекали и будем пресекать все то, что несет или может принести вред человеку как сегодня, так и в будущем.
-Вы так все пресечете, до такой степени, что человек впадет опять в первобытное состояние. Это разве благо?
-Не впадет. Ну, закрыли мы атомные станции. Хватит с нас Чернобыля. Теперь их развернули под землей. Мы этому не препятствуем. Главное, чтобы здесь, наверху был порядок. И вообще, мы стремимся к тому, чтобы все предприятия работали по безотходной технологии или переносились под землю. Тогда сама собой отпадет экологическая проблема. С транспортом вот только загвоздка, - авиацию, водный и часть автомобильного перенести под землю невозможно.
-В этом я с вами согласен. Но причем здесь наш институт? – умиротворяюще произнес ректор. – Повторяю, у нас нет и не разрабатывается ничего вредного для человека, тем более оружие массового психического воздействия.
-Мы обязаны проверить поступивший сигнал. Поэтому не будем продолжать ненужную полемику, а обратимся к фактам. Для их выяснения попрошу пригласить товарища Маслова. Есть у вас такой?
-Есть. Проректор по административно-хозяйственной части, Маслов Григорий Вениаминович. Это надо же! – сокрушенно качая головой, Яковлев потянулся к интеркому. – Лидочка, пригласи, пожалуйста, Григория Вениаминовича. Срочно!
Наступило напряженное молчание. Профессор нервно постукивал пальцами по столу, искоса поглядывая на прибывших. Потапов сидел на стуле прямо, точно деревянный, сохраняя на лице строгое неподкупное выражение. Малышев же, наоборот, вертел головой, с интересом разглядывая кабинет ректора. Чувствовалось, что он в таком заведении впервые.
-Извините, - прервал молчание ректор, - вы не против, если я закурю? Грешок за мной водится. Балуюсь по старинке, никак отвыкнуть не могу.
-Табачный дым является сильным канцерогенным веществом, - менторским тоном произнес старший инспектор. – Я бы посоветовал вам отказаться от этой дурной привычки. Но вы здесь хозяин. Курите уж! Кстати, где вы достаете табак? Ведь промышленность его уже не производит.
Профессор поперхнулся и смутился:
-Выращиваю на даче помаленьку. Для собственных нужд, понимаете ли.
Снова замолчали. Яковлев, нервно затягиваясь и выпуская дым вниз в сторону, быстро докурил сигарету и затушил в пепельнице, стоявшей в выдвинутом ящике стола.
Раздался осторожный стук, и в приоткрывшейся двери показалась голова:
-Вызывали, Станислав Борисович?
-Да. Входите, Григорий Вениаминович.
В кабинет робко втиснулся пожилой лысеющий мужчина с рыхлым брюшком и осторожно уселся на краешек предложенного стула, настороженно окинув маленькими бегающими глазками членов комиссии.
-Комиссия из Международного Экологического Контроля, - пояснил ректор, - интересуется вами.
-Это ваше письмо? – спросил, доставая из папки и положив на стол исписанный листок бумаги, Потапов и, получив утвердительный ответ, продолжил. – Попрошу еще раз объяснить обстановку, только поподробнее.
-В нашем институте, - начал неуверенно, но постепенно набирающим силу голосом, Маслов, - есть лаборатория, занимающаяся исследованием рефлексов мозга на зрительную информацию. Руководит ею старший научный сотрудник Беспалый Вячеслав Степанович. Двенадцатого марта, как я вам уже докладывал, Станислав Борисович, - наклонился он к ректору, – Беспалый и его помощник, программист Ткачев, попросили сотрудника соседней лаборатории Васильева войти к ним и выключить компьютер, объясняя, что сами, будто бы, войти не могут. Васильев этого сделать не мог, так как сам через некоторое время выскочил из лаборатории в невменяемом состоянии. В дальнейшем на мои вопросы он не смог вразумительно объяснить причину своего поведения. Тринадцатого и четырнадцатого Беспалый и Ткачев, хотя и находились в институте, в лабораторию заходить упорно не желали. Причин они не объясняли, тем самым давая пищу различным домыслам и слухам.
Постепенно все утихло и вошло в колею. Двадцать пятого марта я зашел в лабораторию Беспалого решить один производственный вопрос. Не знаю, отчего и как, но я пришел в себя только в коридоре. Попытки в последующем зайти к ним еще раз ни к чему ни привели, так как я постоянно испытывал внутреннее нежелание, которое не в силах был преодолеть. Считаю, что в лаборатории Беспалого на меня было оказано психическое воздействие, последствия которого мне неизвестны, но вызывают опасения.
-Сейчас вы можете к ним заходить? – спросил старший инспектор.
-Могу. Но предпочитаю этого не делать.
-А это внутреннее нежелание, - оно сохранилось?
-Нет, прошло. Но я все равно опасаюсь к ним заходить.
-Какой вопрос вы хотели решить с Беспалым? – поинтересовался ректор.
-Это к делу не относится, - перебил его инспектор.
-А может, как раз и относится.
-Ну, я хотел взять с него объяснительную по поводу произошедшего инцидента. Ведь уже почти две недели прошло, а надлежащих мер…
-Кто же это вас уполномочил? – с сарказмом произнес ректор.
-Я сам, по собственной инициативе. Для порядка, - смущенно ответил Маслов.
-Так, может, для порядка они и выпроводили вас, - забушевал ректор. – Я вас неоднократно предупреждал, Григорий Вениаминович, чтобы вы исполняли свои обязанности, а не чужие. Развелось тут указчиков, шагу ступить нельзя!
-Попрошу быть осторожнее в выражениях, - остановил его функционер. – Мы можем посчитать их направленными в наш адрес. Но не будем отвлекаться. Станислав Борисович, - продолжал он, - вы подтверждаете, что указанные события имели место в вашем институте?
-Первый случай действительно был. Насчет второго, с Григорием Вениаминовичем, не слышал.
-Тогда, на основании проведенного расследования, подтвердившего факт проведения исследований, вызвавших массовое психическое воздействие на людей, - торжественно произнес старший инспектор, поднимаясь, - Международный Экологический Контроль считает деятельность института Мозга угрожающей нормальной жизнедеятельности человека и подлежащей закрытию. Официальное уведомление вы получите завтра, а пока можете продумать мероприятия по перераспределению и трудоустройству сотрудников института.
Яковлев опешил. Проректор, не ожидавший такого поворота событий, бросал растерянные взгляды то на ректора, то на функционера.
-Подождите! Как можно принимать такие скоропалительные решения? – взмолился ректор. – Давайте разберемся в этом деле. В крайнем случае, мы можем закрыть лабораторию Беспалого. Закрывать институт, лишать работы многих невинных людей – это слишком жестоко. Ведь остальные лаборатории не делают ничего предосудительного.
-А вы уверены, что завтра другая лаборатория не займется чем-нибудь подобным? Сорняк надо выдирать с корнем, - возразил Потапов.
-Шеф, - подал голос до сих пор молчавший стажер, - может, мы действительно торопимся? Мне кажется, было бы неплохо осмотреть лабораторию. И сами бы убедились окончательно, и руководство института поставили бы перед фактом.
-Хорошо, - недовольно согласился старший. – С учетом того, что мнение комиссии разделилось, считаю необходимым провести дополнительное расследование. Проводите нас к месту происшествия.
Лидочка, опытным взглядом проводив процессию во главе с бледным начальником и плетущимся позади поникшим проректором, сообщила оставшимся посетителям:
-Извините, но Станислав Борисович сегодня вряд ли кого примет.
Лаборатория Беспалого размещалась на третьем этаже в конце коридора. На двери не было никакой таблички, только болтался пришпиленный на кнопку листок бумаги с какими-то закорючками.
Яковлев постучался в дверь.
-Войдите, - крикнули изнутри.
Открыв дверь, ректор с инспекторами, пошаркав ногами об пол, хотя никакого коврика перед дверью не было, вошли. Проректор предпочел подождать их в коридоре.
Взорам вошедших представилась небольшая комната. Окна были зашторены тяжелыми портьерами, и в лаборатории лежал полумрак, слегка подсвеченный потолочным светильником. Часть комнаты занимал мощный компьютер с большим, на всю стену, экраном дисплея. Перед ним стояли два кресла, в которых сидели люди. Вокруг – на полу, на столиках вдоль стен – были разбросаны листы и рулоны бумаги с распечатками.
При виде вошедших из кресел поднялись худощавый сутулый человек и низенький плотный юноша.
-Вячеслав Степанович, - обратился Яковлев к худощавому, - комиссия МЭК, - кивнул он на сопровождающих, - считает ваши исследования угрожающими жизни людей. Мы бы хотели разобраться в этом.
-Расскажите о том, что произошло двенадцатого марта, - попросил старший инспектор, когда Беспалый с помощником усадили их на стулья, предварительно очистив те от бумаг.
-Пожалуй, я лучше начну с того, чем мы занимаемся, - Беспалый оценивающе окинул взглядом свою аудиторию. – Я сам – лингвист, специалист по иероглифическим языкам. Ткачев – опытный программист. Изучая древние манускрипты, я постоянно задумывался над тем, почему иероглифы обычно сложны в написании. Ведь намного легче запомнить и написать простые знаки, такие, как, например, в финикийском алфавите, прародителе современной европейской и арабской письменности. Мне пришла в голову мысль, что за этими иероглифами скрыто что-то более глубокое, открывающее ход в подсознание.
Как сейчас у нас происходит процесс считывания текста? Слово состоит обычно из нескольких букв. Каждая буква, проецируясь на сетчатку глаза, возбуждает определенные нервные волокна, которые направляют сигнал в мозг. При определенных сочетаниях этих сигналов мозг раскодировывает их в соответствующий образ, проявляющийся в нашем сознании.
Возьмем, к примеру, слово «стол». Мозг преобразовывает сигналы от этих четырех букв, и мы воспринимаем в сознании сам предмет. Стоит только одному из сигналов не дойти до мозга или исказиться, как мы воспримем уже не стол, а другой предмет или значение. Например, стул, тол, сто. Кроме этого, следует еще учесть, что восприятие зависит также от того, на каком языке это слово написано. Если на родном языке, то вы воспримете его мгновенно. Если на знакомом иностранном, - то с задержкой. А если на шумерском, который вы видите впервые, - то мозг вообще не воспримет текста.
Теперь возьмем и вместо слова изобразим стол схематически, в виде рисунка. Тогда такой рисунок, знак, воспримется мозгом мгновенно. Причем независимо чьим, - будь то ваш мозг, араба, африканца или древнего шумера. В этом случае исключается необходимость преобразования мозгом множества буквенных сигналов в словесных символах. Останется один сигнал, несущий всю нужную информацию.
Следовательно, можно найти такие иероглифы, знаки, которые будут воспроизводить предмет или действие в сознании любого человека независимо от его умения владеть иностранными языками. Как например, древнеегипетский иероглиф «идти» читается одинаково любым человеком даже сейчас, спустя тысячелетия, так как он является символом, информационным знаком. Значит, можно создать такой язык, который никто не будет учить, но будут знать и читать все люди планеты. Нашей задачей является разработать или, вернее говоря, восстановить этот информационный язык. К сожалению, древние иероглифы со временем значительно изменялись и по сути утратили свои первоначальные информационные функции. Кстати, почему вы вытирали ноги, входя к нам?
-На двери, кажется, было что-то написано, - неуверенно ответил Потапов.
-А на каком языке?
Все недоуменно промолчали.
Беспалый рассмеялся и, быстро подойдя к двери, приоткрыл и сорвал с нее листок с закорючками.
-Здесь действительно написано «Вытирайте ноги», но написано информационными знаками. Эти закорючки воспринимаются глазом как что-то не совсем понятное. В то же время в подсознании возникает образ и ног, и коврика, и что-то еще, вызывающее у вас потребность вытереть ноги о несуществующий коврик. Как видите, мы уже можем похвалиться некоторыми успехами.
-Как вы находите эти знаки? – спросил стажер.
-Компьютер изменяет иероглиф по заданной Ткачевым программе, а мы сидим перед экраном и следим, какие ощущения вызывает та или иная вариация. На выявленный знак накладываем снова вариации для определения глубины и границ информации. На один предмет бывает до нескольких десятков знаков, имеющих один основной, базовый знак и ряд дополнительных. Так, у нас имеются знаки на дерево, дерево с обломанной веткой, зеленое дерево и еще около десятка различных деревьев. Выявленные знаки компьютер фиксирует в памяти.
-И много знаков вы уже нашли?
-Около двухсот. А вместе с их вариациями – около тысячи.
-Предложения уже можно составлять?
-Вы уже читали на двери предложение, - улыбнулся Беспалый. – Но, увы, объем накопленных информационных знаков еще мал, чтобы составлять предложения. Хотя еще одно предложение мы уже почти составили. Виктор, - попросил он.
Помощник поколдовал над компьютером, оторвал высунувшуюся распечатку и вручил Малышеву.
-Жил-был у бабушки серенький… - нараспев начал стажер, но оборвал себя и искоса глянул на каменное лицо своего начальника.
-Все верно, - сказал Беспалый. – Здесь действительно информационными знаками записана известная детская песенка. Пока только одна строка, дальше еще не составили.
-Я прошу все-таки остановиться на том, что произошло двенадцатого марта, - прервал их Потапов.
-Об этом лучше расскажет Ткачев, - сказал Беспалый.
-Я разработал новую программу варьирования знаков, - начал Ткачев. – Двенадцатого мы решили обкатать ее на компьютере. Для пробы взяли знак «бег» - вариацию от знака «идти». Выявили знак «бег вприпрыжку», «радостно бежать», «бежать от испуга». На следующей вариации на меня накатилась волна ужаса, и я выскочил из лаборатории вместе с Вячеславом Степановичем…
-На меня нашло то же самое, - пояснил Беспалый. – По-видимому, мы вышли на знак из области восприятий страха, причем настолько эмоционально сильного, что в подсознании сработал рефлекс, прогнавший нас от экрана.
-Затем, - продолжил Ткачев, - немного очухавшись в коридоре, мы попытались вернуться в лабораторию, но не смогли пересилить себя. Возникало чувство, что там находится нечто ужасное, не поддающееся определению. Только через два дня ощущения притупились, и мы продолжили исследования. А в тот день пришлось привлечь на помощь программистов из соседней лаборатории, чтобы убрать с экрана этот знак. Мы предупредили первого, чтобы он не смотрел на экран. Тот не удержался и попал под действие знака, так и не успев переключить компьютер. Второму мы завязали глаза, и он переключил вслепую.
-Значит, ваши знаки могут оказывать психическое воздействие на людей, - констатировал Потапов, кинув удовлетворенный взгляд на своего помощника.
-Могут, возможно, - нехотя согласился Беспалый. - Но, во-первых, мы выявили всего один опасный знак. По такому объему невозможно досконально изучить и дать достоверное заключение о степени его опасности. Во-вторых, этот знак мы ввели в отдельный файл компьютера и закодировали. Код знаем только мы двое, так что доступ к нему невозможен. К тому же мы не собираемся применять его и испытывать на других людях.
-А что случилось с проректором? – резко спросил Потапов.
-Наша вина. Мы действительно показали ему этот знак на листке вместо объяснительной. Войдите в наше положение. Мы хотели еще раз удостовериться в действии знака, да к тому же, если честно признаться, Григорий Вениаминович нам основательно надоел своими придирками, требованием объяснительной. Так что одним махом двух зайцев…
-Трех, - буркнул Яковлев.
Беспалый умолк и посмотрел на ректора. Тот сидел, ссутулившись и опустив голову.
Потапов поднялся.
-Вопреки своим утверждениям вы применили ваш знак на других людях – на программисте Васильеве и одном из руководителей вашего института Маслове в личных целях, тем самым используя знак как оружие массового психического воздействия. Завтра мы дадим вам окончательное решение, - объявил он Яковлеву, направляясь к выходу. Яковлев ринулся за ним.
-Малышев! – крикнул из коридора Потапов. – Я жду.
-Я, пожалуй, еще задержусь. Попробую разобраться до конца.
Потапов хмыкнул и двинулся по коридору в сопровождении семенящих за ним ректора и администратора.
Малышев вернулся в гостиницу только к вечеру, завалился, не раздеваясь, на кровать и блаженно потянулся.
-Где вы пропадали? Я тут один должен готовить заключение, - недовольно проворчал Потапов, заполняя бланки.
-Просидел у Беспалого в лаборатории. Участвовал в проведении исследований. Даже несколько знаков выявили.
-Пока вы там исследовали, мы с ректором решили пойти на компромисс и закрыть только лабораторию Беспалого, не затрагивая институт.
-Да вы что?! – вскочил Малышев. – Неужели вы не поняли, какое открытие сделал Беспалый? Если они разработают свой информационный язык, исчезнет основное препятствие в разобщенности народов всей Земли. Любой человек сможет прочитать текст, написанный на этом языке. И не только человек. Они опробовали некоторые знаки на собаках. Вроде бы есть результат, но они еще не совсем в этом уверены. Ведь мозг любого существа по строению сходен, отличается только степенью развития. Еще Беспалый хочет разработать подобные звуковые знаки, но пока этим не занимается из-за нехватки времени. Проблем, в общем, много, а вы закрыть хотите. Абсурд!
-Абсурд? – возразил Потапов. – А представьте себе, что такой знак, который они показали проректору, попадет в руки какого-нибудь грабителя. Что будет, если он зайдет с ним, к примеру, в банк? Все разбегутся, а он спокойно набьет мешок деньгами и уйдет. Кто будет в состоянии его задержать? Никто! С таким знаком любой человек может творить, что угодно, даже диктатором страны стать. А что будет с цивилизацией, если каждый будет знать и использовать такой знак? Крах, конец всей цивилизации. Останется лишь горстка перепуганных, впавших в первобытное состояние людей.
-Да, картина получается жуткая, - Малышев помедлил. – Но ведь можно разработать определенные запреты, чтобы ограничить человека от таких знаков.
-Вы уверены, что эти запреты оградят человека полностью, на сто процентов?
-Н-нет, пожалуй.
-Я тоже. И давайте об этом больше не будем.
-А ведь мы тормозим прогресс, и к тому же сильно тормозим, - помолчав, продолжил Малышев. – Хотя бы тот антиграв, что мы засекретили. Какой бы переворот совершился в технике.
-Да, совершился бы. С ним можно было бы взлететь на любую высоту, влететь в любое окно. Что бы тогда началось, представляете?
-Все вам мерещится в сером цвете. Может, антиграв произвел бы переворот не только в технике, но и в сознании людей. Ведь открытие ядерной энергии произвело переворот в сознании о невозможности атомных войн.
-Не спорю, антиграв – штука хорошая. С ним мы сразу бы решили ряд экологических проблем. Но нас останавливает вероятность возможных непредсказуемых последствий. А изменилось бы сознание или нет, - это неизвестно.
Всю ночь Малышев не мог уснуть, ворочался на кровати, вставал, выходил из номера кому-то звонить…
Всю ночь из окон лаборатории Беспалого сквозь неплотно прикрытые шторы пробивался свет…
На следующий день участники событий собрались рано утром в кабинете ректора. Осунувшиеся лица Яковлева и Беспалого говорили о бессонной ночи, проведенной ими. Еще хуже выглядел Ткачев. Глядя на его впалые щеки и лихорадочно блестевшие глаза, можно было предположить, что он серьезно болен. Он то разваливался на стуле с потухшим взглядом, то, внутренне собравшись и пересилив себя, выпрямлялся, глаза его загорались, но уже через некоторое время он опять устало откидывался на спинку стула.
Ждали комиссию. Инспекторы задерживались. Ректор уже сообщил Беспалому о компромиссном решении комиссии, и теперь тот бегал по кабинету, не находя себе места.
Наконец, дверь открылась, и на пороге появились эмиссары МЭК.
-Прошу извинить за задержку, - сказал Потапов, усаживаясь за стол и раскладывая бумаги. – Итак, приступим.
Все, подобравшись, с невольной надеждой уставились на него.
-Комиссия Международного Экологического Контроля, - Потапов встал и, держа в руке бланк, стал торжественно зачитывать, - состоящая из старшего инспектора Потапова и стажер-инспектора Малышева, проведя расследование по поступившему сигналу в институте Мозга, постановляет:
Первое: Закрыть лабораторию исследований рефлексов мозга на зрительную информацию (заведующий лабораторией – старший научный сотрудник Беспалый) по причине проведения ее сотрудниками исследований, представляющих угрозу нормальной жизнедеятельности человека.
Второе: Тему засекретить на двадцать пять лет, а с лиц, имевших сопричастное отношение к ней, взять подписку о неразглашении.
Третье: Руководителю института в лице ректора Яковлева обратить внимание на слабое руководство вверенным ему учреждением и ужесточить контроль над тематикой проводимых исследований.
Четвертое:…
-Гражданин инспектор! – вдруг прервал его Ткачев.
Потапов оглянулся на него, задержал взгляд на мелькнувшем в руке Ткачева клочке бумаги и вдруг махнул рукой и бросил:
-Да ну вас! Делайте, что хотите! Счастливо оставаться! – и, засунув руки в карман и посвистывая, беспечно вышел из кабинета.
Яковлев непонимающе проводил его взглядом и, свирепея, набросился на Беспалого:
-Что это значит? Опять ваши штучки, Вячеслав Степанович?
-Не знаю. Я сам ничего не понимаю, - пожал плечами Беспалый. Тут он подозрительно глянул на Ткачева:
-Виктор, объясни, что произошло. Немедленно!
Ткачев разлепил тяжелые веки.
-Я ему один знак показал. Всю ночь вылавливал.
-Какой знак? Что он означает? – закричал ректор.
-Что-то связанное с равнодушием, беспечностью, еще чем-то, - пробормотал Ткачев. – Я сам под его воздействием.
-Что же теперь будет? – схватился за голову Яковлев. – Применение психического воздействия на члена комиссии… За такое по головке не погладят. Мигом институт закроют.
-Не закроют, - подал голос Малышев, все еще сидевший за столом. – Вы промолчите, а я разглашать не собираюсь. Хоть Потапов вчера и нарисовал мне зловещую картину последствий открытия Вячеслава Степановича, я все равно убежден, что в человеке победит добро.
-А как быть с решением комиссии? – спросил ректор.
-Будем считать, что никакого решения не было. А бланк оставьте себе на память, если хотите.
-Но Потапов может вернуться.
-Вряд ли. Его сейчас вообще ничто не интересует, тем более институт. Виктор, - позвал Малышев, - тебя институт интересует?
-Я спать хочу, - капризно застонал Ткачев.
-Но ведь действие знака когда-нибудь кончится, и Потапов опять появится здесь, - сокрушенно сказал Яковлев.
-Потапов – педант. Профессиональная гордость не позволит ему признаться в своей оплошности. А если все-таки вернется к этому делу, тогда я буду протестовать в Комитете против запретного решения, - успокоил его Малышев. – Но если и это не поможет, тогда… - Малышев вытащил из кармана Ткачева бумажку, смял ее не глядя и сунул себе в карман.
-Я запрещаю вам применять этот знак! Справимся как-нибудь без него, - запротестовал ректор. – Вячеслав Степанович, продолжайте работу. И срочно готовьте публикацию, - нужен референдум. Только бы успеть! Виктор, - остановил он Ткачева, - сколько у нас времени в запасе?
-Не знаю, - ответил тот. – Может, день, а может и вечность.
Рассказ опубликован в сборнике "Химеры Летящей" - https://ridero.ru/books/fantas...
Оценили 9 человек
27 кармы