(1974-1988)-2015. Ушедшей)))

Ох, и не люблю я просыпаться в дождь, в такой вот серый холодный осенний день, как сегодня.

Доброе утро…Утро, которое можно принять с видимым спокойствием.

Отпустить? Или сопротивляться и удерживать, прибегая к жалостливым приёмам, слезливым ухищрениям, к мольбам, к заламыванию рук.

А результат будет один: ОНА уйдёт.

И я не хочу остаться в её памяти жалкой, несчастной, умоляющей. И потому – просто пожму плечами и лишь спрошу:

- Сегодня?

- Да. (Такое равнодушное, долго подготавливаемое «да»)

-Дождь… (Это даже не попытка не пустить. Это просто равнодушная констатация факта.)

- У меня зонт. Да и дождь идёт уже давно, значит – скоро кончится.

Логика. Не поспоришь. Скоро кончится. Всё скоро кончится. Без драм, без слёз. Усталость.

Слабость. Сил нет встать, хоть чайник поставить. В дождь с горячим чаем, крепким и сладким, уютно. Наверное, крепкий чай и создан для дождливых осенних дней.

Если нет сил встать – можно сесть на кровати, разглядывая свои руки.

Теперь, когда я совершенно готова проститься с ней, она не спешит.

Встречаюсь с ней глазами. Наконец-то!

Я запомню эти глаза: серые, но со способностью чуть изменять цвет в момент особенных, радостных переживаний, усиливая звучание холодного спектра.

И всё-таки я спрошу:

-Тебе так плохо со мной?

Она ждала этого вопроса, или просто долгое время отвечала сама себе на него, только порывисто встав с моей кровати, стала ходить по комнате.

- Плохо? Да при чём тут это! Мы стали очень, очень разными. Ты посмотри на себя, загляни в себя. Что у тебя у тебя в душе, и что – на уме?! Я тебя больше не понимаю. Мне не близок твой мир, твой налаженный быт. И ты стала такая спокойная! Это неинтересно.

Твой огонь больше не пылает, он тихо освещает уже изведанное тобой пространство. И твой периметр тесен для меня.

Невольно я оглянулась после этих слов – тесно? Возможно. Комнатка мала, и хотя вещи и предметы не трутся друг о друга боками, всё равно – не разбежишься.

Ну а как же картина вот на стене: волны уносят в даль. Даль…

А красный конь на колёсиках, из моего детства – разве он не само воплощение Пути, Приключений и Надежды?

Пространство около него наполнено ветром, воспоминаниями о солнечных днях.

Пусть полинял! Но ведь и она должна помнить, как я помню, Яркое полыхание его на фоне зелёной травы и Скорость!

А книги… На вот этих старых, тёмных полках. Мы столько раз уходили в лабиринты букв, к самому сердцу бумажного чуда и волшебства слов.

И никогда она не жаловалась на тесноту или скуку. Книги – те же. Конь – тот же. Картина – вот она, на своём месте. И даже обои под ней сохранили всю палитру, отказавшись выгорать.

Она не о том. О чём же? Я тоже переслала её понимать. Грустно и смешно.

Есть такие грустные улыбки. И ей не понять их. А мне, похоже, остались только они, эти грустные улыбки.

Отпустить. Принять её решение.

Без драммммм.

Отпустить. Не выясняя мотивы, не доказывая важно, по-взрослому, свою правоту.

Отпустить без слёз, без жалоб. Беззлобно, что значит - зло не последует за ней. Ни мои разочарования, ни мои горести и несчастья, ни мои слёзы не последуют за ней. Они останутся здесь, со мной, в этой комнате с Красным моим коняшкой. С картиной, уносящей в даль. С книгами.

Почему со мной?

Потому, что Юности не нужны обереги и помощники. Коняшко, картина и книги нужны мне в новой моей Поре, в этом сезоне.

Смотреть ли ей вслед? Да помню я эти дороги, весёлые тропинки, залитые солнцем. Блестящие асфальтовые дорожки, по которым идёшь, даже если в дождь, всё равно – под радугой. Или, если грязь – всегда кто-то протягивает свою надёжную руку, тёплую ладонь Силы и Заботы. А то, помню и такое – просто берут тебя на руки и переносят, сосредоточенно и осторожно, через месиво теста чёрнозёмного…

Я помню.

Не стану смотреть вслед. Я готова отпустить ЕЁ. Она спешит меня оставить.

Ей пора. Можно пойти поставить, наконец-то, чайник. Сесть за стол, вертеть в руках ложку. И заварить, стало-быть крепкий чай.

Я могла бы здесь приврать красиво, что, дескать «когда я села за стол, я заметила, что за моим окном начинается снегопад, белые крупные хлопья…» и так далее, в таком вот роде. Но ничего подобного-то не было.

За окном шёл дождик, наверное – последний в этом году. А снег, наверное, будет завтра.

Небо на западе из серого превращалось в серебряное, оно становится прозрачнее, и, кое-где, – даже голубеет неотвратимо и многообещающе.

Было тихо. И явственно слышались в моей комнате шелест книжных страниц на старых тёмных полках, плеск волн о картинную раму. И то, как нетерпеливо вздыхает мой Красный Коняшко.

Все мои бесценные обереги, оставленные мне на память Ушедшей.

Но, надеюсь, рано ещё ставить слово «конец».