Парочка слюноотделительных рецептов вам от Джона Шемякина.
► В такую погоду надо есть кашу. Густую кашу. Шкварки надо есть. Шкварки хрустят, они такие. А каша успокаивает тебя, пухло шепчет доброй няней: "не бойся, я очень полезная, деды, пращуры, печи, тепло, добро и всё было, и всё будет, и всё пройдет, ешь, хороший, не волнуйся..."
Начинать надо утром. Всклокоченным. Не умываясь. Вылез головой из одеяльного логова, посмотрел по сторонам. Ти ши на. Снова залез под одеяло. Посопел. Потом одной ногой, второй. И, дожевывая сон, идёшь к салу. Многие сало замораживают. Мир грехов многообразен. Я сало не замораживаю. Окно. За окном сосна. Вороны. А я режу сало. На розоватые брусочки.
Сковорода. Не знаю откуда она у меня. Но я не знаю, а откуда у меня половина моих друзей, мыслей и вещей. Сковорода тяжелая. Домострой.
При добывании шкварок радуется в человеке все. Обоняние, зрение, интуиция, слух. Философ И. Бентам из памяти выходит и обнимает, на ухо негромко говорит: "Ждал. Наконец-то хоть чем приличным занялся. Молодец"
Брусочки желтеют, выгибаются. Светло и чисто на душе. Аромат. Смотришь на шкварки и понимаешь секрет соблазнения. Чтобы прослыть роковым надо смотреть на предмет глазами, в которых читается только одно: и ты единственная в мире, и я пока один. Я именно так смотрю на сало. А оно отвечает. Мы одни в этом мире. Главное, чтобы в этот момент на тебя не смотрела другая единственная твоя женщина. Ревность. Страшное дело.
В забытьи беру луковицу. Мысли далеко. Из-под крана воды в рот, чтобы не плакать. Луковицу чищу, режу мелко. Беру кусок тыквы. Кубики.
Выгребаю из сковороды шкварки. В сковороду сразу лук и тыкву. Помешиваю. В глазах огоньки. Тыква проста, а лук понятлив. Хорошее сочетание для оргии.
Ребер копченых достал. Берег для супа горохового. Но слаб. Наскоблил с мясистых ребер мяса. Некрупной соломкой нарезал копченое.
Чесноку. Зачистил. Разломил пополам головку. Треск сух. Понюхал всё вокруг. Прикрыл глаза. Открыл глаза. Добыл долек. Ножом их придавил. Три дольки.
Пшено с вечера промыл. Бываю и расчетлив иногда.
Достал горшок. Выложил пшена. Сверху шкварки, лук, тыкву, копченое. Все лоснится. Всё! Даже пшено пытается. Мол, одну минуту! Я сейчас! Только маме позвоню! Не уходите! Чесночины воткнул. Куда мы без тебя, звони скорее!
Залил в горшок куриного бульона.
Духовка. 200 по Цельсию.
Сел напротив. Надо ждать. Полчаса.
Потом духовку выключить и ещё полчаса. Чтобы томилось вместе с тобой.
Воскресенье.
Чтобы два раза не вставать, еще и про гречневую.
►Сварил гречневой каши. Размазни.
Взял горшочек. Горшочки всегда интригующи. Кастрюлю хватаешь и всё. В горшочек все обязательно заглянут. Нет такого человека, который берет горшок и не заглядывает пытливо внутрь. Все заглядывают. Ждут. А вдруг! Память предков. Мало ли...
Взял горшочек. Заглянул. Ничего нету в нём почему-то. Налил в горшок немного постного масла. Гречку перебрал. Немного прокалил на сковородке. И в горшок ссыпал. Залил говяжьим бульоном горячим. Бульон жирен. Нет жирного бульона? Тогда говяжьего жира половину чайной ложки. Или целую Это важно. Стесняться некого. Духовка. 200 градусов. Крышку на горшок. Поставил в духовку. 10 минут. Достал, шипя на невзгоды, из духовки. Перемешал. Убавил температуру до 150.. И снова горшок обратно. С лязгом закрыл духовку. Надо ждать. Пока не настанет пора. Казалось бы стакан крупы, два стакана бульона. Чего ждать от такого?
Когда бульон в горшке исчез, вывалил размазню, скребя ложкой по стенкам, из горшка. Размазня не хочет никуда. Ей отлично! Пахнет.
Вывалил. Разровнял. Надо, чтобы остыла. Как стала размазня не пыхуча, а тепла, разбил над ней два сырых яйца. Размешал. "Что-то еще будет?", - слабо спрашивает размазня, -"мне кажется, ты меня немного мучаешь..."
Будет ещё! Будет, родная.
Растер творог и мед. Тонкая струйка меда в творожное размятое. Мёд змеится. Пятерню сверху и пальцами. С творожным мягким чавканьем и всхлипыванием. Пальцы сжимаются и разжимаются. Между пальцами охи. Творог и мед. Мало меду. Вливаю ещё. И снова господство над покорным белым и сладким. Липко, прохладно и хорошо.
В творожномедовое выкладываю гречневую размазню. И снова пальцы и снова вздохи. Размазня ведь девушка-девушка. А тут такое! Елена в гостях у кентавров. Обещали танцы. Иди ко мне!
Чернослив с вечера мок в тепле. Мок и растлевался. Смешал портвейн и ложку рома. В этом-то чернослив ночь и провел. Ничего не соображает! Вытаскиваю его и секу ножом в мелкое. Портовые притоны Касабланки не прощают слабость. Облава! Аресты! Жаркий ветер мутного утра.
Иссеченный чернослив к размазне и творогу. И снова! Пальцы. Тут не удержался и палец облизал. Смутился. Обтер палец.
Беру форму. Форму смазываю сливочным маслом. Выкладываю половину творожномедовогречневого. На эту половину нарезанную пластинами грушу. Груша некрепкая. Повидала и потому добрая и желтая.
Укрываю грушу второй половиной смеси. Снова духовка. Пасть. Привычна и ждёт. 180 градусов. Тридцать минут. Достаю. Сметана. Сметану сверху. В сметану немного сахарной пудры. Сметана жирна. Пампадур такая. Поэтому пудра из тростникового сахара. И снова в духовку. На три минуту. Чтобы поняла сметана всё!
Вынимаю. Смотрю. Из формы бережно. Пейзаж!
Кофе с молоком.
P.S. Стереотипы прекрасны. Люди смазывают блины маслом. Обмакивают их в сметану. Люди кладут маргарин в тесто. Люди кладут майонез куда не попадя. Люди приемисты и обильны. И стоит людям прочитать про половину чайной ложки говяжьего жира в запеканку из творога, каши, меда и всего прочего, у людей происходит эстетический инсульт. Как можно?!! 25 граммов жира!!! Который можно заменить бульоном!!! Как?!! Неслыханно!!! Нам плохо!!!
Обожаю.
Оценили 36 человек
38 кармы