Наука и будущее:"Солярис"против "Суррогатов"

В первой половине двадцатого века были сформулированы две научные проблемы, решение которых обещало изменить человеческую цивилизацию, открыв для нее принципиально новые, хотя и мало предсказуемые перспективы.

Первая из этих проблем – создание искусственной жизни, работа над которой, под руководством академика Опарина, началась в России в двадцатых годах прошлого века.

Вторая проблема – создание искусственного интеллекта, начавшееся с работ Норберта Винера по кибернетике.

Решение этих двух проблем обещало дать человечеству ответы на главные вопросы бытия: Что есть жизнь? Что есть сознание? И может ли человек в полной мере управлять ими, продлевая себя до бесконечности, то есть до управляемого наукой бессмертия.

Однако проблемы эти до сих пор не решены. Искусственная жизнь в пробирке так и не появилась, а различные формы ныне созданного искусственного интеллекта пока не могут преодолеть теста Тьюринга, согласно которому, истинным искусственным интеллектом можно считать «машину», в общении с которой человек не сможет отличить ее от человека.

И, тем не менее, актуальность этих проблем настолько высока и нетерпение в их решении настолько сильно, что в человеческой культуре уже давно появились фантастические (литературные и кинематографические) миры, в которых эти проблемы оказались решенными и человек в полной мере смог воспользоваться плодами этих решений.

Кадр из фильма"Солярис"

Так в России мир будущего, где человек подошел к истокам жизни и сознания раскрывается в фильме Андрея Тарковского «Солярис».

А на Западе решение сакраментальных проблем человечества воспроизведено в культовом фильме Джонатана Мостоу «Суррогаты».

При этом, фильмы эти совершенно разные, не только стилистически, но и идеологически.

Так для Тарковского сознание и жизнь имеют природу не земную, но космическую. Их источник – разумный планетарный океан Солярис, из которого на борт прибывшего с Земли космического корабля являются различные живые существа.

Для Мостоу же, природа жизни иная. Она в материи, в искусственных материалах, из которых можно собрать подобие живого существа, его суррогат, управляемый другой материальной субстанцией – человеческим мозгом, который, обретая новое искусственное тело, вместе с ним обретает и бессмертие. Для этого бессмертия вовсе не нужен ни космос, ни запредельные дали и философские откровения, а нужна лишь изощренная техника, сводящая человека до мозга, упакованного в железный ящик.

При этом, различия фильмов «Солярис» и «Суррогаты» обусловлены не только разными личными мировоззрениями их авторов, но отражают два принципиально разных научных подхода к природе сознания и жизни.

Первый подход к проблеме жизни, представленный в фильме «Суррогаты», состоит в том, что жизнь – это локальный феномен. Она ограничивается живым телом и никогда не выходит за его пределы.

Этот подход был сформулирован в биологии в XIX в. в ходе борьбы ученых с так называемым витализмом, согласно которому основу жизни составляет некая «разлитая» по миру живая субстанция, присутствующая в каждом живом существе. Приверженцами локальной, антивиталистской теории были создатель теории эволюции Ч. Дарвин и основатели генетики Г. Мендель и Т. Морган и др.

Данная идея о локальности жизни сегодня и определяет перспективы биологической науки, воспроизведенные в депрессивном фильме «Суррогаты», повествующем о деградации получившего суррогатное бессмертие человечества.

Кадр из фильма"Суррогаты"

Вместе с тем, в современной науке существует и иной, альтернативный подход, чрезвычайно близкий к идеологии фильма «Солярис». Речь идет о работах философов и ученых, принадлежащих к философскому течению «русский космизм»: Н. Федорове, Э. Циолковском, В. Вернадском. Эти люди, творившие в начале прошлого века, подобно древним философам и пророкам считали космос живым. Для них жизнь была больше каждого отдельного живого организма. Она имела глобальный характер и определяла эволюцию всех принадлежащих ей существ.

Эта коллективная жизнь как целое, превосходящее свои части, в виде биосферы и ноосферы, описана академиком Вернадским, считавшим живую космическую субстанцию вечной, неисчезающей и оттого, бессмертной.

Впрочем, интеллектуальный взрыв, рожденный русским космизмом, продлился не долго и завершился с уходом из жизни его основателей. Однако интуиция о том, что жизнь глобальна, космична, «сверхчеловечна», продолжилась в литературных и кинематографических творениях русских художников: братьев Стругацких и Андрея Тарковского.

И вот в начале третьего тысячелетия, по прошествии века с начала разработки проблем жизни и сознания, началось подведение итогов проделанной работы. За это время наука совершила гигантский скачок. Биология и медицина изменились неузнаваемо и предоставили человечеству огромные возможности в лечении болезней, прежде казавшихся неизлечимыми. И все это произошло благодаря разработке идеи о локальности жизни, заставляющей ученых все глубже погружаться в биохимический лабиринт человеческого организма, в надежде его полного исчерпания.

И вот, наконец, после полной расшифровки генетического кода человеческого организма, ученым показалось, что светлое будущее, в котором существуют ответы на вопрос о том, что такое жизнь, уже наступило. По этому поводу, в 2000 г., переполняемый радостными предчувствиями президент Соединенных Штатов Бил Клинтон в речи, посвященной завершению проекта «Геном человека», торжественно объявил о том, что, «скоро мы будем жить до 150 лет и наши внуки будут знать слово «рак» только как название созвездия» (Российский Совет по международным делам. «Биология и информатика: в ожидании третьего прорыва». 10 ноября 2014 г.).

Однако благостные прогнозы, связанные с расшифровкой генома не сбылись, прорыва не состоялось. И в скором времени, в прессе, посвященной обсуждению результатов проекта «Геном человека», из одной публикации в другую стала кочевать крылатая фраза – «Геном прочитан, но не понят». (Независимая газета НГ-Наука 2003).

Одновременно с разочарованием в проекте Геном человека в научной литературе стали появляться статьи о том, что долгая, длившаяся почти столетие работа по разрешению проблемы: что есть жизнь, – так и не дала результата.

Лауреат Нобелевской премии академик Гинзбург в 1999 г. в статье в журнале Успехи физических наук «Какие проблемы физики и астрофизики представляются сейчас особенно важными и интересными» пишет по этому поводу: “Мы полагаем в настоящее время, что знаем, из чего устроено все живое — из электронов, атомов и молекул. Знаем строение атомов и молекул, а также управляющие ими и излучением законы. Поэтому естественна гипотеза о редукции — возможности все живое объяснить на основе физики, уже известной физики. Конкретно, основными являются вопросы о происхождении жизни и появлении сознания (мышления). Образование в условиях, царивших на Земле несколько миллиардов лет назад, сложных органических молекул уже прослежено, понято и смоделировано. Казалось бы, переход от таких молекул и их комплексов к простейшим организмам, к их воспроизводству можно себе представить. Но здесь имеется какой-то скачок, фазовый переход. Проблема не решена, и я склонен думать, будет безоговорочно решена только после создания “жизни в пробирке”. (УФН 169 419 (1999).

Подобную же точку зрения на проблему жизни в 2010 г. высказал и директор института теоретической и экспериментальной биофизики РАН Г.Р. Иваницкий в статье в УФН «XXI в: Что такое жизнь с точки зрения физики»: «Можно предположить, что попытка найти какое-либо содержательное определение для жизни – безуспешна». (УФН 180 337–369 (2010).

Эти пессимистические заявления, несмотря на стремительный прогресс науки, говорят о скором завершении проекта «Локальная жизнь» и возвращают науку на столетие назад, в те далекие времена, когда в осмыслении феномена жизни и сознания принимали участие не только ученые, но и философы. Потому что, если жизнь все-таки не локальна, если интуиция русских космистов и их последователей верна, если экранизированный роман «Солярис» не просто творческий вымысел С. Лема и А. Тарковского, но раскрывает реальный образ живого мироздания, то для понимания и управления жизнью, этот образ придется включить в научную парадигму и исследовать его уже не только художественными, но и научными, и философскими методами.

Сергей Глузман

Санкт-Петербург, Россия