- Выдавать Таньку замуж надо...

- Выдавать Таньку замуж надо. За младшей Надькой уж женихи толпами бегают, а мы старшую ещё не выдали, - стукнул об стол глиняным кувшином отец так, что брызги молока разлились на добротный досчатый стол.

- Так давай спросим у неё - предложила мать, - может есть у неё кто на примете, может подмигивает ей кто, а мы и не знаем?

Она неслышно присела на край лавки, покрытой домотканой материей.

Трофим сурово глянул на испуганную супругу, а потом вдруг, как рассмеялся, запрокинувши голову так, что только было видно, как небритый кадык туда-сюда ходит. Потом так же резко перестал хохотать и уставился злыми глазами на жену.

Ага. Подмигивают ей. Если только кривой Алексашка, что у церкви трется, да и тот в шутку.

Трофим опустил локти на колени, глядя в пол, недолго так сидел. Потом выпрямился и огорошил:

- За Алешку Сивого пойдет. С его отцом я договорюсь. Он тоже... - Трофим повертел ручищами, словно изображая что-то, - не весть какой красивый, но с лица воды не пить. Да и выбирать нам, мать, особо не из кого. Збруевы нас на пушечный выстрел не подпустят. Такие роднятся только с ровней, да и Танька наша, мягко говоря, не красавица, чтоб выбирать. Вот Надька - да. Та пусть выбирает. Да и то, я проконтролирую, чтоб муж нормальный был, а не какой-нибудь тентель-вентель.

За занавеской что-то упало. Отец резко встал и вышел на улицу. Мать заглянула за полог, увидела, как старшая дочь лежит на кровати лицом в подушку. Плечи Татьяны резко дергались от тихих, еле слышных всхлипываний.

- Ну будет тебе, донечка - мать села рядом и погладила Таню по спине, - будет тебе. Авось, все нормально будет?

Дочь резко обернулась, по лицу не прекращали течь слезы

- Что будет? Ничего нормально не будет! Я вообще замуж не хочу! Не хочу и все тут! Все я про себя знаю. Что некрасивая, что никто на меня не позарится, никому не нужна. Ну и пусть! Буду просто жить с вами. Что, разве нельзя? За вами буду в старости ухаживать.

Мать сидела, безвольно сложив руки на льняной передник и молчала, уставившись в одну точку. Что тут скажешь?

Татьяна встала, подошла к зеркалу. Оттуда на неё смотрела заплаканная двадцатипятилетняя девушка. Глаза опухли от слез, нос покраснел. Все она о себе знала. И волосы у неё жидковаты, мышиного цвета, с лица ну совсем неприметна, и нос крупный, картошкой, глаза небольшие, карие, рот маленький.

Внешностью не удалась, не то, что Надька, не смотри, что сестра родная, а такая симпатичная! И волосы темные красивые, в косу заплетенные на солнце переливаются, точно соболиный мех, и глаза зеленые, что листья кувшинки в тихой заводи, и лицом румяна, и фигура хороша. Парней — отбоя нет, везет же Надьке, сама может выбирать... Ну да Бог с ней. Татьяна вытерла слезы и вышла вон из избы.

Над селом плыл аромат цветущих вишен, яблонь, черёмухи. Весна в этом году цветет пышным цветом садов, зеленеет лугами. Сердце бьется часто-часто, словно ждет чего-то необычного, непознанного, очень приятного. Дышишь этим воздухом - не надышишься!

Но Татьяна радовалась не долго, снова вспомнив самодура-отца. А может Алешка Сивый не захочет на ней жениться? Хоть бы не захотел!

Но чуда не случилось. Отец Алешки согласился, да и сам сын был не против. Надоело одному быть, а это хоть женатый будет. Алешка был парень с ленцой, особо не приметный в труде, а вот поесть любил, да на девок позаглядываться, когда они вечером песни поют, да на поляне пляшут под залихватские песни гармониста Савелия.

Надя, сестра Тани, кружилась с подружками в танце, так, что косы с лентами летали вокруг неё и все молодые люди засматривались на красавицу. Таня же сторонилась таких сборищ, однако, совсем не уходила от них. Так бывало постоит рядом, полюбуется на влюбленные парочки, да пойдет по своим делам.

В толпе она увидела и Алексея Сивого. Он смеялся со своими дружками и посматривал на девушек в круге. Вдруг он взглянул мельком на Таню, но быстро отвел глаза, словно испугавшись. Потом будто опомнился, повернулся и кивнул, поздоровавшись. Она ему тоже кивнула. Татьяна засобиралась домой. И настроение, почему-то испортилось.

Как-то вечером Татьяна набралась смелости да как кинется перед отцом на колени, да как запричитает:

- Батя, не хочу я замуж! Ни за кого не хочу! Алешка мне не мил! Не губи, я лучше за вами с маменькой смотреть буду, вы же скоро старенькие станете. Кто вам воды подаст? А тут я. Надька-то не ровен час, сегодня-завтра упорхнет из родного гнезда. Некогда ей будет вас приветить, да и мало ли, может она с мужем уедут куда? Не губи, бать!

Отец и слышать не хотел причитаний дочери. Снял с пояса ремень да как треснул по согнутой спине несколько раз, чтоб не повадно было. Удумала чего? Он уж договорился. Отменять не хорошо, да и что люди скажут? Посмешищем себя только выставлять? Ну уж нет.

Осенью, когда первые белые мухи укрыли черную грязь, сыграли свадьбу. Таня уже смирилась со своей участью, да и взрослые женщины ей шепнули, что любви-то особо нет ни у кого. Это только в книжках про неё пишут, да барышни инфантильные ей болеют, а так нет. Тут, глядишь, дитё появится - вот ему всю свою любовь и отдай. А к мужику любовь проходит, тем более под старость лет они такие невыносимые становятся, хуже капризного дитяти. Все так живут. Нет, ну есть исключения, наверно, но редко.

Татьяна стала жить с Алексеем в его доме. Кроме Алексея был ещё старший брат Иван, но он уезжал на заработки, работал плотником в артели. Бывало по несколько месяцев не бывал дома. У Ивана была жена Устинья и пара ребятишек. Жили они совсем рядом, через две избы.

Устинья на язык остра, часто Татьяну поддевала: и щи готовишь не так, вон пересолила, и заплатки мужу на рабочие штаны ставишь худо, и в поле работать не сноровиста. Жаль Алешку. Прям жаль, правда.

Прошла зима, за ней весна, вот уж и лето наступило, а у Татьяны с Алексеем потомство пока не намечалось. Муж был достаточно холоден, а той наоборот, хорошо. Не люб он ей. Работа только и отвлекала. В селе много работы всегда.

Как-то свекровь нечаянно разбила большой глиняный чугун, в котором на улице варилась каша для поросят.

- Таня, сходи к Устинье, у неё должен быть ещё один такой чугун, я точно помню. Спроси её, - попросила свекровь.

Татьяна вздохнула и вышла со двора. Не нравилась ей Устинья, больно языкастая да вредная, однако, работящая. Да и сверкам поперёк слова не скажет. Дошла до ворот, постучалась и заглянула во двор. И только хотела снова постучать или крикнуть хозяйку, как увидела на крыльце знакомые сапоги. Мужа её.

Ну мало зачем Алешка пришел, родственники же. Таня толкнула дверь, прошла в сени, затем открыла дверь в переднюю. Тишина. Словно нет никого дома, странно.

- Устинья! Ты дома? Что-то никого - говорила Таня, а сама отдернула занавеску и увидела на кровати Алексея с хозяйкой в обнимку и опрометью выбежала вон.

Она забыла про чугун и бежала куда ноги несут. Очнулась у забора своего дома на лавке. Тут её и нашла мать.

- Ой, доченька, ты что тут сидишь одна, - она всплеснула руками, - или что случилось?

Таня всё и выложила матери, а потом горько заплакала. Нет, она даже не ревновала своего неверного и нелюбимого мужа, она просто не хотела так жить.

- Иди домой, - мать махнула рукой в сторону - иди, доченька, что ж теперь. Мужики все такие. Все без исключения - она сделала паузу, - иди, а то отец увидит, отругает.

- Ну и пусть отругает! Я что маленькая? Не хочу с мужем жить и все тут!

Вдруг из-за угла избы показался отец, он слышал последние слова дочери.

- А мне плевать, что ты хочешь! Ты - мужняя жена и должна жить с ним! Что там про меж вас я не знаю, и знать не хочу! Пошла теперь вон отсюда! Там твой дом, где муж! - отец грозно нависал над Таней, а потом дал дочери хлесткую пощечину. Она вскочила и побежала назад.

Мать прижав руки к груди плакала. Потом прошла в избу и повалилась на лавку. Давно ей плохо, чует она болезнь ее съедает, однако никому ничего не говорила.

Во дворе недовольная свекровь варила кашу поросятам в новом чугуне, когда Таня пришла.

- Ты где шастаешь? Тебе что было велено? - она уперла руки в пышные бока, - Устинья вон сама принесла чугун, как знала. Ну ты малахольная - свекровь махнула рукой на невестку.

С того времени Алексей никакого внимания жене не оказывал, они вообще мало разговаривали. Однажды он сильно напился местной горькой браги и сильно поколотил супругу. Таня потом слегла, несколько дней металась в бреду в горячке.

За это время вернулся муж Устиньи. Доходили до него слухи селян, что супружница его неверна, но Иван упорно отвергал их. Однако шила в мешке не утаишь. На семейном совете сватья решили, что Алешка с Татьяной должны уехать в соседнее село в скором времени.

Но тут случилось горе - мать Татьяны слегла. Ни рукой, ни ногой пошевелить не могла. Отец присматривал за ней, да куда там разорвешься? И за хозяйством глаз да глаз нужен. Надька уже замуж вышла и жила в дальней деревне.

Татьяна прибегала к матери каждый день. Стирала, убирала, готовила и неслась в другой дом. Так и стала жить на два дома. Свекрам тихо сказала, что с Алексеем жить она не хочет.

Однажды ночевать осталась в отчем доме, дождь сильный начался, она и не пошла в мужний дом. Все там чужое, не свое, не по сердцу. Отец тут рукой махнул. Он в последнее время похудел, осунулся, постоянно молчал. На Татьяну больше не ругался, да и что ругаться? Дочь помогает, за матерью смотрит.

Тане дома было лучше. Она вспоминала, как маленькая тут играла, вон даже кукла тряпичная осталась Машенька. Она тогда пришила кукле глазки из разноцветных пуговиц, волосы из ниток сделала, в косу заплела, платочек повязала. Вот остался даже ее стульчик маленький, отец делал. Говорил, что наследника ждал, сына, а родилась Таня.

Матери стало лучше, она начала немного шевелить сначала пальцами, потом руками, потом стала сидеть на кровати, однако, ноги так и остались не движимы. Заглядывал к ним и земский доктор, сказал, что на всю жизнь теперь она такая останется. И вообще хорошо, что сидеть стала, прямо чудо.

Алексей уехал в соседнее село один, Татьяна сказала, что нужно за матерью смотреть пока. Все понимали, что жена не поедет к мужу, но больше никто не препятствовал. Ни детей, ни любви - ничего у них не было.

Татьяна была и рада такому стечению обстоятельств. Через несколько месяцев получила она бумажку о разводе. Прочла, сложила вчетверо, положила на шкаф в стеклянную миску. Подошла к окну и ... улыбнулась. Надо же какой сегодня день хороший! И солнышко пригревает, и вишни с яблонями цветут, птички поют, гнезда вьют. Хорошо как!

Надобно баню истопить, заодно и маму вымыть, как раз сегодня суббота. Она наносила воды, дров, затопила баню, замочила березовых веников в тазу. По двору поплыл запах предстоящей душистой бани. Татьяна вынесла худенькую маму в баню, помыла её, нарядила в чистую одежду.

- Ну, мама, ты теперь, как куколка! - говорила Таня, смеясь.

- Ага, куколка - вторила мать, - такая же, ходить не могу.

- Ну, будет тебе, - махнула дочь рукой, - ну что ж теперь. Значит, так Богу угодно, значит крест такой нести. Ну давай, пойдем в дом, сейчас чай попьем. Я вот тоже помоюсь и приду.

Как хорошо в бане! Душистый аромат березы и дуба смешиваясь образует воистину целительный воздух. Горячий пар разминает тело и кости, прохладная вода, после парной бодрит и оживляет, словно заново рождаешься! Усталость проходит и настроение улучшается.

Таня разогрела самовар, когда отец вошел в избу и сел на лавку около двери.

- Садись с нами чай пить - отозвалась дочь, гремя чашками.

Вечером того же дня, Таня вышла во двор, сухое бельё собрать, дождь намечался, тучки набежали.

Отец остановил ее, велел присесть рядом на лавку. Сидел молчал, ветер трепал его отросшие седые волосы. Он все не решался завести разговор.

- Прости, Таня, - сказал он, закрыв лицо руками, - если бы не ты, не выжила бы мать. Я уж тоже считай, скоро помру. Прости, что насильно выдал тебя за Лешку, как лучше хотел. Думал стерпится - слюбится. Ан нет... Прости. Эх, жизнь...

Таня погладила отца по голове, словно нашкодившего мальчишку, улыбнулась. Сверкнула яркая молния, вдалеке послышался недовольный рокот грома, будто грозный великан передвигал исполинские камни.

Первые капли дождя упали на землю, смывая с неё недельную пыль, промывая траву, листья, напитывая живительной влагой деревья в саду. Воздух после ливня тоже особенный - приятный, легкий.

Таня ночью даже приоткрыла окно, чтобы надышаться свежим воздухом. Дождь уже прошел, небо посветлело, звездочки рассыпались в ночной тиши. Занавески чуть колыхались, дома было тихо, уютно, хорошо. Таня ловила себя на мысли, что стала чаще улыбаться, словно началась новая глава ее жизни, где она сама себе теперь хозяйка.

Автор Наталья Васькина

взято вконтакте