Николай Рубцов: трагедия русского поэта в еврейском царстве.

Крым, Севастополь, 29 мая 2017, 16:50 — REGNUM Вечером 26 мая на открытой веранде в севастопольском парке ЦСКА прошел показ документального фильма «Николай Рубцов. Поэт» режиссера Дмитрия Чернецова. На мероприятии присутствовали съемочная группа фильма и дочь поэта Елена Рубцова, которая поблагодарила пришедших на летнюю сцену зрителей.

«Мне очень приятно, что память о моем отце живет в сердцах людей, и его стихи до сих пор волнуют людей не только на Вологодской земле, но и по всему миру».

Фильм был показан в рамках Дней Вологодской области в Севастополе, проходящих под эгидой Международного Кинофорума «Золотой Витязь». К сожалению, и это очень большое упущение местных властей, программа Кинофорума мало рекламировалась, и каждый зритель, пришедший на показ документального фильма, ценен своим богатым внутренним миром, проявившимся в интересе к русской поэзии. Зрителей было не более 50 человек, и это были в основном люди, которые прогуливались в парке после тяжелой рабочей недели и сначала услышали голос поэта, звучащий в темноте, а потом и увидели кадры фильма на широком экране летней веранды.

На экране зимняя вологодская деревня, деревянные кособокие избы, фотографии детдомовских ребятишек, среди которых одухотворенный и трогательный мальчик в длинном шарфике, и в нем пока еще незаметна та живая внутренняя сила, которой вскоре предстоит выплеснуться из сердца и заставить ее обладателя бросить все и уехать из родных мест, чтобы набраться опыта и нести свет миллионам жаждущих правды людей.

Бывает, что пыльный мальчишка

За гостем приезжим по следу

В дорогу торопится слишком:

— Я тоже отсюда уеду!

Николай Рубцов прожил всего 35 лет. Меньше, чем Пушкин, но больше, чем Лермонтов и его любимый Есенин. Он носил с собой повсюду напечатанные на старенькой пишущей машинке стихи Сергея Есенина, которые были запрещены в то время, и признавался, что «певец русской деревни» всегда находится в его голове, что ни о чем другом он так много не думает, как о поэзии Есенина.

Наверное, чувству Родины Рубцов обязан именно Есенину и учителю русской литературы в школе. Любовь к родному краю лилась с экрана с каждой строчкой стихов поэта, любовь эта сильно контрастировала с суровой и неприглядной картинкой природы Русского Севера. Снежинки, казалось, вылетали с экрана наружу и превращались в мотыльков в густом воздухе южного города Севастополя. Это было какое-то волшебство. Холодная зимняя вьюга будто бы прорывалась сквозь время и пространство и обнимала всех зрителей, сидящих в летнем кинотеатре, но голос поэта тут же согревал их какой-то своей простотой, всепроникающей искренностью и правдой. Но тьма и здесь не дремала.

Очень странно было слышать в драматургических паузах кинокартины доносящиеся откуда-то из глубины вечернего парка обрывки диких песен современного псевдоискусства: «Ту-ту-ту… На-на-на… Снова вместе, снова рядом…» Ничего не поделаешь, кому Рубцов, а кому караоке. Все имеют право. Вот только жаль, что в наше время все больше имеют право «ту-ту-ту», и все меньше места для настоящей поэзии:

Свет луны ночами тонок,

Берег светел по ночам,

Море тихо, как котенок,

Все скребется о причал…

В советское время его почти не печатали, он не имел своего угла, был презираем соседями, которые считали поэта бездельником. 

Но в этом нет ничего удивительного. Крестьянину, привыкшему к тяжелому физическому труду, невозможно понять часами сидящего у печи поэта, «бездельника и чудака», марающего бумагу. Это теперь они понимают, какой светоч жил рядом с ними, а при жизни Рубцов буквально бедствовал, рассылая в краевые газеты свои стихи и выпрашивая авансы, не имея средств к существованию. Поистине, чтобы стать знаменитым в России, поэт обязан умереть.

Судьба великих поэтов в России часто бывает трагической. Ничего удивительного в этом нет. Потому что поэтический талант — дар, безусловно, божественный, ибо сказано: «Сначала было Слово», и мастера этого слова — суть любимые дети Божии, которые могут влиять на души и умы более, чем кто-либо другой в нашем бренном мире. Темные силы не дремлют, пытаются свет объять и изолировать. Но парадокс заключается в том, что трудности поэтов только закаляют, их души имеют способность преобразовывать и свои личные, и народные беды во все более пронзительные и мудрые строки, которые помогают не только пережить самые трудные времена, но и придают людям стимул для созидания и самопожертвования. И тьме ничего не остается, кроме физического устранения. Смерть — это то, что свойственно тьме, что получается у нее хорошо. И ангелы смерти очень часто принимают женское обличье.

Единственный случай в мировой поэзии, когда бездарная поэтесса из зависти убивает поэта, — примерно так, с нотками отчаяния в голосе звучат слова одного из друзей поэта в документальном фильме «Николай Рубцов. Поэт». Некоторые биографы Николая Рубцова считали убийцу поэта — поэтессу Людмилу Дербину ведьмой, посланницей демонических сил, которую он добровольно впустил в свой дом. Что ж, как это было на самом деле, судить не нам. Мы знаем только то, что безвременная кончина — это вечный удел великих поэтов, а они всегда находятся на острие борьбы за души человеческие, и без попущения Бога из жизни не уходит ни один из них. И посланник глубинной России, который пришел пробудить наши души ото сна, Николай Рубцов родился, жил и умер в соответствии с замыслом Божьим о нем.

Подробности: https://regnum.ru/news/2281015.html

Элегия

Стукнул по карману — не звенит!

Стукнул по другому — не слыхать!

В тихий свой, таинственный зенит

Полетели мысли отдыхать.

Но очнусь и выйду за порог,

И пойду на ветер, на откос

О печали пройденных дорог

Шелестеть остатками волос.

Память отбивается от рук.

Молодость уходит из-под ног.

Солнышко описывает круг —

Жизненный отсчитывает срок.

Стукну по карману — не звенит!

Стукну по другому — не слыхать!

Если только буду знаменит,

То поеду в Ялту отдыхать…

<196?>

 Прощальная песня

Я уеду из этой деревни…

Будет льдом покрываться река,

Будут ночью поскрипывать двери,

Будет грязь на дворе глубока.

Мать придёт и уснёт без улыбки…

И в затерянном сером краю

В эту ночь у берестяной зыбки

Ты оплачешь измену мою.

Так зачем же, прищурив ресницы,

У глухого болотного пня

Спелой клюквой, как добрую птицу,

Ты с ладони кормила меня?

Слышишь, ветер шумит по сараю?

Слышишь, дочка смеётся во сне?

Может, ангелы с нею играют

И под небо уносятся с ней…

Не грусти на знобящем причале,

Парохода весною не жди!

Лучше выпьем давай на прощанье

За недолгую нежность в груди.

Мы с тобою как разные птицы,

Что ж нам ждать на одном берегу?

Может быть, я смогу возвратиться,

Может быть, никогда не смогу…

Ты не знаешь, как ночью по тропам

За спиною, куда ни пойду,

Чей-то злой настигающий топот

Всё мне слышится, словно в бреду.

Но однажды я вспомню про клюкву,

Про любовь твою в сером краю —

И пошлю вам чудесную куклу,

Как последнюю сказку свою.

Чтобы девочка, куклу качая,

Никогда не сидела одна.

— Мама, мамочка! Кукла какая!

И мигает, и плачет она…

[1966]