Сигизмунд Кржижановский

небольшое вступление от себя.. хочется рассказать немного о потрясающем писателе Сигизмунде Кржижановском, личное знакомство с творчеством которого произошло 30 лет назад, в это время в нашей стране был издан впервые небольшой сборник с его прозой - "ВОСПОМИНАНИЯ О БУДУЩЕМ" - издательством "Московский рабочий" - 1989 г. Книга вышла благодаря активному участию Вадима Перельмутера, его комментарии к этому изданию и вообще творческому наследию писателя будут следовать далее.. работа им проделанная архиважная.. оценку которой еще предстоит сделать не одному поколению читателей.. мне трудно выбрать и выделить конкретный рассказ или конкретное произведение у Сигизмунда Кржижановского.. мне кажется они все "отшлифованы" и каждое любопытно по своему.. можете в этом убедиться.. попробуйте..

«ТРАКТАТ О ТОМ, КАК НЕВЫГОДНО БЫТЬ ТАЛАНТЛИВЫМ»

Такого трактата Сигизмунд Кржижановский не написал. Лишь заголовок занес в записную книжку. Но вся его жизнь – исчерпывающе полный материал для такого трактата. Его биография – это история сознания, которое так и не согласилось с настойчивыми попытками бытия завести его в определенное, заданное, общее русло.

Имя Кржижановского нынешней широкой публике ничего не говорит. Да что там публика – и профессионалы при упоминании его недоуменно пожимают плечами. Разве что литературовед припомнит изданную ничтожным тиражом в 1931 году книжицу "Поэтика заглавий" (кстати, по сию пору единственная попытка историко-теоретически осмыслить любопытнейшую эту тему). Театровед – из эрудированных,– быть может, опознает в нем автора оригинальных, парадоксальностью запомнившихся остропроблемных исследований драматургии Шекспира и Шоу. Да историк театра назовет, пожалуй, нашумевший в начале двадцатых годов спектакль таировского Камерного театра "Человек, который был Четвергом" – пьесу "по схеме Честертона" сочинил Кржижановский. Вот и все. Капля в море...

Он трудный писатель, его проза доступна лишь хорошо подготовленному и эрудированному читателю. Но тот «пиар», который ему создали современные журналисты, критики и учёные пробуждает дополнительный интерес к творчеству Сигизмунда Кржижановского, даже если он вызван элементарным любопытством – гений, явившийся из небытия спустя почти пятьдесят лет после смерти.

Между тем даже помещенная в этой книге фотография свидетельствует, что в двадцатых – тридцатых годах Кржижановский пользовался прочной известностью: знаменитый мастер фотопортрета М. Наппельбаум выбирал в качестве моделей исключительно писателей состоявшихся, причем определялось это не количеством книг, но мнением понимающих современников.

По воспоминаниям А. Арго (и не его одного), в те годы "в литературных и окололитературных кругах много говорили о Сигизмунде Доминиковиче Кржижановском, поэте, прозаике, драматурге, критике, эссеисте и текстологе, человеке великой образованности, замечательном лекторе...".

Где бы он ни выступал с чтением – в Камерном театре, в доме Станиславского, на Никитинских субботниках, на вечерах, проводимых в квартире Брюсова вдовою поэта Иоанной Матвеевной, у Георгия Шенгели или в одном из домашних "литературных салонов",– публики собиралось с избытком.

Но проза Кржижановского, изустно популярная, не могла найти дорогу в печать. Он не отчаивался: "Бетховен, которого играют фальшиво,– все-таки Бетховен. Даже больше: тот Бетховен, которого совсем не играют,– тоже Бетховен". Хотя чем дальше, тем чаще посещали его печальные предчувствия, вроде записанного одною фразой неосуществленного сюжета: "Сон: как хоронят мои рукописи в мусорном ящике".

Нескольких опубликованных прижизненно рассказов оказалось явно мало, чтобы донести до нас эхо популярности Крижановского среди современников. Все-таки изобретение Гутенберга нанесло сокрушительный удар "устной традиции" в прозе...

В 1912/13 годах он побывал во Франции, Италии, Швейцарии, Германии. Видимо, на это время приходятся наиболее серьезные его занятия философией. ("Как и многие незаурядные умы,– говорит он мимоходом об одном из своих героев,– переболел в эти годы черной философической оспой шопенгауэризма".) Прямых указаний нет, однако в написанной несколько лет спустя – на рубеже десятых и двадцатых годов – книге философских новелл "Сказки для вундеркиндов" (и, разумеется, в более поздних вещах) обнаруживается глубоко осмысленное и свободное – художественное – использование основных идей и понятий, антропософии и неокантианства, впервые по-серьезному заинтересовавшего европейцев буддизма, теорий утопического социализма, Ницше и Авенариуса. Словом, всего того, чем сосредоточенно занимались тогда в Сорбонне и Гейдельберге, в Дорнахе и Милане...

Характерно, что и в его письмах, и в письмах к нему нет сообщений и вопросов ни о погоде, ни о здоровье,– всё по существу, всё о деле. Единственное и вполне понятное исключение – переписка с женой, но и тут, как правило, "лирические мотивы" места занимают немного. И еще одно бросается в глаза при чтении его довольно обширной переписки: среди его знакомых, друзей, самых близких людей – никого, кто был бы с Кржижановским на "ты"...

Кстати об образованности Кржижановского. Она поражала всех знавших его - людей тоже, мягко говоря, не малограмотных. А ведь за время московской жизни у него никогда не было библиотеки - лишь несколько десятков книг, легко умещавшихся на двух настенных полках. Да и с книгою в руках его, судя по воспоминаниям, редко кто видел. Тем не менее он был прекрасно осведомлен и в современной литературе (не только русской), и в новейших научных идеях и теориях, будь то физика, философия, минералогия, биология или филология. Дело, думается, не только в феноменальной памяти (Бовшек упоминает, что на лекциях Кржижановский никогда не пользовался ни книгами, ни записями, а при надобности цитировал по памяти целые страницы сложнейших текстов), но - и более - в том, что, готовясь к серьезным занятиям литературой, он сознательно и систематически разрушал языковые барьеры - изучил основные европейские языки - и "наработал" колоссальный интеллектуальный капитал, которого совершенно хватало, чтобы без видимых усилий и почти мгновенно усваивать новые знания в беседах с Вернадским, Северцовым, Ферсманом, Ольденбургом, Филатовым или из стремительно, без пауз, прочитанных книг, которые после держать в доме уже не было нужды. Эти новые знания естественно и сразу включались в круговорот живых знаний прежних, сращивались с ними мышлением. Чтобы сделать себя таким к тридцати годам, он потратил массу сил и времени, почти ни на что не отвлекаясь, потому и в автобиографии его этим десятилетиям отведено лишь несколько строк. Зато высвободил на будущее максимум времени, чтобы писать.

Талантливым быть невыгодно. Особенно в годы, густонаселенные любителями закапывать чужой талант в землю – и лучше, если вместе с его обладателем. В стране слепых одноглазый – король. Или, как сказал Кржижановский: "В безвоздушном пространстве все падает с одинаковой скоростью". Никому не обидно.

Талантливые всегда в меньшинстве. Впрочем, это как посмотреть. Вот ракурс взгляда Кржижановского: "Как писатель – с кем я, с большинством или с меньшинством? Если считать по числу голов, то я в меньшинстве, но если брать по числу мыслей, то разве я не в большинстве?"

И еще: "Когда над культурой кружат вражеские разведчики, огни в головах должны быть потушены". Таланту же внутренний свет присущ по определению.

Иногда думается, что именно полное отсутствие способности к социальной мимикрии, не срабатывающий в экстремальных ситуациях инстинкт самосохранения, его "гулливерство" сыграло весомую роль в том, что он выжил, в то время как многие из окружавших его погибли, несмотря на осознанные усилия и готовность приспособиться к обстоятельствам. Известно: нередко лучший способ спрятать вещь – положить ее на самом виду...

"Подходит ночь. Разит вином от сборищ.
Желтеют окна. Слеп людской поток.
У слов, летящих к людям,– та же горечь
И нежность, оклеветанная так.
Вот час, когда, смешав и перепутав
Стук пульса, дождь и чей-то разговор,
Является в сознанье лилипутов
С неоспоримым правом Гулливер.
Какому-нибудь малышу седому
Несбыточный маршрут свой набросав,
Расположившись в их бреду, как дома,
Еще он дышит солью парусов,
И мчаньем вольных миль, и черной пеной,
Фосфоресцирующей по ночам,
И жаждой жить, растущей постепенно,
Кончающейся, может быть, ничем..,"

Это стихотворение Павла Григорьевича Антокольского называется "Гулливер". Посвящено С. Д. Кржижановскому. Дата – 1934. Оно давно опубликовано, перепечатывалось, входило в "Избранные". 

Но почему, хочу я спросить, все эти люди, хорошо понимавшие, какой писатель жил среди них и ушел в безвестность, сами, без наводящих вопросов, не заговорили о нем во всеуслышанье? В шестидесятых годах, ничем не рискуя, зная, что благодарных слушателей вокруг – как никогда прежде? Не виню – пытаюсь понять. Не запамятовали, нет, существуют документы, по которым это видно. Не та же ли тут причина, по которой никто и никогда не был с Кржижановским на "ты"? Как знать... Воспоминания – род фамильярности с временем и с людьми...

Есть у Кржижановского совсем короткая новелла-притча "Три сестры". Вот она.

"Они работали, как всегда, втроем: Клото, Лахезис, Атропос. Через их тридцать пальцев проходили человеческие судьбы. Клото аккуратно ссучивала нити дней. Лахезис протягивала их - вдоль мерки годов. Атропос ждала с раскрытыми ножницами, лезвия их смыкались - и недожитые концы жизней падали вниз, в корзину из тростника, сорванного у берегов Леты.

Как-то случилось, что одна из сестер сказала:

- Милые парки, давайте, так, ради шутки, поменяемся местами. Ну хоть на одну жизнь.

Сестры согласились. Атропос пересела на место Клото, Клото, тронув локтем Лахезис, смеющуюся шутке, заставила ее чуть подвинуться на опустевшее место Атропос.

И сестры принялись за работу. Атропос отрезала коротким защелком своих ножниц новую жизнь от всех ей предшествующих. Клото, не умевшая тянуть нить, но искусная сучильщица, сделала так, что жизнь у нее получилась короткой, но свитой из множества нитей. А Лахезис, знавшая лишь как протягивать нить, когда дело дошло до смерти, все тянула и тянула свою руку в вечность.

Затем сестры, смеясь, снова расселись по привычным местам и продолжали свою работу парок.

Но есть предание, что в этот день в мир пришел гений"

Кpжижaнoвcкий С. - Cобрание сoчинений в 6 тт. CПб. Симпoзиум. 2001-2013г. Твеpдый, в cупeрoблoжкax, Oбычный фoрмат.

Первоe, наибoлеe полнoe cобраниe cочинeний выдaющeгoся pуcскoго пиcатeля и мыcлителя XX века Сигизмунда Доминиковича Kржижaнoвскoгo (1887–1950). `Прозеванным гениeм` нaзвал Сигизмунда Kржижaновcкoго Георгий Шенгели. `С сегодняшним днем я не в ладах, но меня любит вечность`, - говорил о себе сам писатель. Он не увидел ни одной своей книги, первая книга вышла через тридцать девять лет после его смерти. Литературоведы ставят имя Кржижановского в один ряд с Т.А.Гофманом, Н.В.Гоголем, Э.По, Г.Майринком, называют `русским Борхесом` и `русским Кафкой`, переводят на европейские языки, издают, изучают и, самое главное, увлеченно читают.

Т.1: Сказки для вундеркиндов. Странствующее ``Странно``. Чужая тема. Штемпель: Москва.

Т.2: Клуб убийц букв. Возвращение Мюнхгаузена. Материалы к биографии Горгиса Катафалаки. Воспоминания о будущем. Чем люди мертвы.

Т.3: Неукушенный локоть. Мал мала меньше.

Т.4: Статьи. Заметки. Размышления о литературе и театре.

Т.5: Театр. Не включенное в авторские проекты книг и незавершенное. Ненаписанное.

Т.6: Невольный переулок. Переписка С.Кржижановского и Анны Бовшек. Воспоминания о С.Кржижановском. Приложения: переводы, документы, письма. Фотографии

Несколько его рассказов экранизированы..

По мотивам рассказа С. Д. Кржижановского "Квадратурин". Реж.: В. Кожин. Кинокомпания "Рассвет". 

По мотивам рассказа С. Д. Кржижановского "Сбежавшие пальцы". Реж.: В. Кожин. Кинокомпания "Рассвет". 2016 г.

Источник

Наследие Сигизмунда Кржижановского

Кржижановский Сигизмунд - все книги автора

Купить книги Кржижановского Сигизмунда Собр. соч. в 6 тт.

Купить книги Кржижановского Сигизмунда на Alib.ru