Блеск и нищета Берлина при Гитлере

400 граммов мяса, 50 граммов зерна и 200 граммов хлеба в месяц по продовольственным карточкам – пока немецкие войска громили Запад, простые жители Берлина были в отчаянии. В 1933-м, когда Гитлер пришел к власти, многие берлинцы голосовали за национал-социалистов. Тогда еще никто не знал, чем это обернется для мира. Поначалу повседневная жизнь жителей столицы ничем не омрачалась – они все так же пили пиво по вечерам, устраивали прогулки и танцы. Но вскоре пришла война и разрушила все иллюзии.

Зарплата простого рабочего в начале правления национал-социалистов составляла 100−200 марок в месяц. При этом комната в пансионе могла обойтись в 10 марок в день — непомерная сумма для обычного горожанина. К концу войны рабочие получали 1 марку в месяц. Чтобы выполнить свою норму, многие продолжали работать в укрытиях и во время бомбежек.

Поначалу разницы в питании горожане почти не заметили. Разве что булочки больше не были такими румяными и хрустящими, а в сале стало меньше вкраплений мяса. Но чем больше блестящих побед одерживали немецкие войска, тем более скудным становилось питание берлинцев. Немного маргарина и мяса, быстро плесневеющий хлеб. К 1944-го ситуация стала еще хуже: в месяц по карточке выдавали 400 граммов мяса, 50 граммов зерна и 200 граммов хлеба. Власти пытались построить экономику, основанную на полном самообеспечении, а потому вводили в рацион жителей эрзацы — искусственные заменители продуктов. Люди больше пили не кофе, а эрзац-кофе, ели эрзац-шоколад. Но и это со временем стало роскошью. К концу войны берлинцы радовались салату из одуванчиков. Горожане шутили: «При Гитлере запрещено быть голодным».

Все это, конечно, касается простых жителей Берлина. Богачи, как и прежде, ни в чем себе не отказывали. Они могли себе позволить дорогие продукты и вина, сигарет всегда было вдоволь. В начале войны процветали черные рынки. В основном «санкционные» продукты приводили из-за границы военные: большой популярностью пользовались французские фрукты, вина и овощи.

Еще одним «товаром», который привозили из Франции, были женщины. Француженок называли «кокотками» — они умели красиво одеваться и вести себя в обществе. Селились они в основном в районе Александрплатц, что создало площади дурную славу. Здесь же часто можно было встретить гомосексуалистов. Но иностранки составляли лишь малую часть от общего числа проституток — в основном на панели стояли немецкие женщины. Столица была полна одиноких мужчин. Их семьи отправились в деревни, где было безопаснее. Новоявленные холостяки искали компании девиц.

По такой карточке можно было получить: 1590 граммов хлеба, из них 1150 граммов эрзац-злеба, 200 граммов рыбы, 110 граммов масла, 50 граммов маргарина, 125 граммов мармелада, 150 граммов сахара, 100 граммов пищевого продукта, 25 граммов эрзац-кофе, 30 граммов сыра.

В Берлине продолжали процветать кабаре и театры. Их прятали от бомбежек в подвалах. Люди по ночам танцевали в подвалах, чтобы хоть ненадолго забыть об обстрелах. Самая популярная мелодия — «Лили Марлен» Лали Андерсен, местной звезды. Песня была запрещена за «пораженчество». В 1944-м рабочие, получавшие 1 марку в месяц и питавшиеся более чем скудно, покупали годовые абонементы в театр за 5 марок. На шатких позолоченных креслах сидели бледные зрители, непременно в пиджаках и галстуках. На сцене давали Шиллера.

Детям жилось едва ли не тяжелее, чем взрослым. В школьной программе появился новый предмет «расоведение». На уроке дети по очереди выходили к доске и перечисляли свои расовые признаки: «Я принадлежу к арийской расе, потому что у меня светлые волосы и голубые глаза». И никого не волновало, что ребенок был кареглазым шатеном. Учительниц в школах для девочек называли «преподавательницами гигиены и гимнастики». Они строго следили, как дети выполняют упражнения и регулярно напоминали, что нужно пользоваться «зубной щеткой и эрзацем мыла». Девочкам советовали встречаться только с мальчиками из Гитлерюгенд. Всех учеников призывали доносить на своих родителей.

В конце войны 15-летних мальчиков, которые совсем недавно пинали мяч и играли в войну, заставляли прикрывать отступающие войска. Сотни и тысячи детей гибли.

В начале войны простой рабочий мог себе позволить сварить на угле кофе. К 1945-му каждая семья получала по 3 торфяных брикета — зимой этим нужно было топить квартиру. Торф, разумеется, быстро кончался, в ход шли дощечки, мебель, даже двери. По городу были расклеены объявления «Мародеры будут расстреляны», но они уже никого не пугали. Зимой 1944−1945 температура в домах редко поднималась выше минус 20 градусов.

К концу войны Берлин был похож на разрушенный муравейник. По городу ходили женщины с лопатами, которые собирали мусор и трупы. Даже у них существовала дневная норма, благодаря которой они могли хоть как-то питаться. На улицах разделывали трупы лошадей и раздавали их мясо. Незнакомые люди бросались друг к другу на шеи и плакали, не в силах сдержать слезы счастья: война наконец закончилась.