Что не говори, а зимний налим вкуснее летнего. Только вот поймать его гораздо сложнее. Если учесть, что температура колеблется от минус сорака пяти, до минус пятидесяти пяти градусов. Здесь рыбацкий опыт нужен. А уж когда приноровишься, то всю зиму свежая рыбка на столе будет. Здесь тебе и уха из налима бескостного, и котлеты из щуки костлявой, и пирог из жирного мясистого тайменя, и караси фаршированные. Чуешь, какой аромат от рассказа пошел? А слюнки от этаких вкусностей потекли?
Я, к примеру, категорически не согласен с восточным афоризмом: «Сколь ни говори халва, а во рту слаще не становится». Это мог выдумать бездушный человек, который никогда не ел уху из зимнего налима. Начну по порядку. Осенью по самой малой воде рыбаки ходят по берегу Лены и присматривают подходящие для рыбалки ямы. Убирают в них лишние валуны, выкладывают из камней основание, где будет стоять заездок (так они называют место будущей рыбалки). Затем на берегу из прибрежного валежника складывают пирамиды, давая понять, что эта яма уже занята. После ледостава вода прибывает и заполняет ямы, что до сих пор остается загадкой природы. По первому льду, пока он еще не очень толстый, продалбливают канавку и опускают в нее бёрды – сплетенные из тальника или сколоченные из реек заборы, через которые не может пройти рыба.
Длина забора в зависимости от ямы доходит до двадцати и более метров. Бёрды устанавливают таким образом, чтобы они вмерзли в лед. Через каждые 3-5 метров между бёрдами оставляют отверстие, в которое устанавливается морда – сплетенная из того же тальника или из алюминиевой проволоки корзина для ловли рыбы. Над каждой мордой выдалбливают квадратную лунку – прорубь, в которую должна проходить морда. Прорубь закрывают деревянным щитом и, утеплив еловым лапником, заваливают снегом, чтобы прорубь не промерзла. Основная задача на данном этапе: подогнать все точно, чтобы не было щелей, через которые могла бы пройти рыба. Работа как у сапера: второй попытки не будет, так как из полутораметрового льда зимой бёрды не вытащишь и не поправишь. В морды в качестве приманки накладывают пережженные кости, а внутреннюю часть намазывают тестом. Февраль, минус пятьдесят восемь градусов. Выдыхаемый пар шуршит, как нейлон или заморский шелк, будто не хочет вы-ходить из теплой груди на мороз. Сыромятные юксы – крепления на лыжах – скрипят, а лыжи с трудом передвигаются по лыжне. Скольжение нулевое; кажется, что идешь по сухому песку. Даже с крутой горы приходится отталкиваться палками. Рот и нос закутаны шарфом, чтобы не опалить ледяным воздухом легкие, лохматая меховая шапка надвинута на самые глаза. Между шарфом и шапкой – лишь узкая полоска для глаз. От выдыхаемого пара шарф и шапка покрываются куржаком и сосульками. То и дело приходится снимать меховую рукавицу и очищать от инея ресницы, которые смерзаются, застилая глаза белой пеленой.
До ближайшего заездка около двух километров, но идти приходится более часа. Бескрайняя белая равнина реки окутана туманом, лишь изредка встречаются торосы – торчащие из-под снега глыбы льда. Слегка замедляю шаг… Движущаяся впереди меня фигура отца бесследно растворяется в тумане. Кажется, что нахожусь в безвоздушном пространстве. Всё окутано белой пеленой; скрипящие под лыжами кристаллы снега в такой мороз похожи на сыпучий рис. Полнейшее безмолвие. Нет никакого колебания воздуха. Кажется, брось вперед лыжную палку – она воткнется в этот плотный, как сахарная вата, туман и повиснет.
Космонавт, выходя в открытый космос, видит землю, звёзды, ощущает трос, который надежно удерживает его возле корабля. Водолаз, опускаясь в тяжелом водолазном костюме на глубину, через иллюминаторы в шлеме видит всё, что происходит вокруг. Но когда температура приближается к минус пятидесяти, рыбак, идущий к заездку, испытывает на себе гораздо больше перегрузок, чем космонавт и водолаз вместе взятые. Иногда не видно даже носков лыж, а снег и туман сливаются. Кажется, твердь находится не только под ногами, но и сверху. Еще шаг – и ты окажешься в невесомости. Полная потеря в пространстве и времени. Кричать и звать на помощь нет смысла: звук вязнет в тумане на расстоянии вытянутой руки. От жуткого ощущения оторванности и полной изоляции, от разряженной атмосферы и реального ощущения дышащей в затылок смерти происходит изменение состояния сознания. Все обиды, проблемы, заботы, которые окружали тебя буквально несколько минут назад, там, в теплой квартире, споры с друзьями и недругами становятся просто смешными. Ты один во всей Вселенной. Ты и есть сама Вселенная! Всё остальное – белая плотная пелена и страшный холод. Нет таких слов, которыми можно описать ощущение реального пребывания в замороженной преисподней. Это и есть тот страшный ад, который обещан грешникам: не огонь, а жуткий безмолвный холод.
Пощекотав себе нервы одиночеством, прибавляю шаг и догоняю отца. Видать, не зря в эти края царь-батюшка людей в ссылку ссылал. Мозги здесь от всякого вольнодумства быстро очищаются. Все люди братьями становятся. Радость испытываешь от каждого дня, прожитого в тепле, сытости и в окружении людей. Подходим к заездку. Снимаем лыжи. Находим спрятанные лопаты и очищаем снег с крышек над мордами. Около трех часов молча возимся вокруг рыболовных снастей. Вытряхиваем рыбу из морд и корчаг на лед, стараясь как можно меньше забрызгать водой свою одежду, которая моментально покрывается ледяной коркой и становится оледенелой. Оттаять, а тем более просушить такую одежду невозможно: на разведение костра уйдёт уйма времени и сил, да и гореть он в такой мороз, скорее всего, не будет. Передвигаться же в ледяном панцире будет практически невозможно. Потому и следим за каждой каплей, чтоб не попала на одежду и обувь. Рыба, чуть коснувшись льда, мгновенно замерзает и становится «деревянной». Работаем не спеша, движения – как в замедленном кинофильме. Каждый знает, что нужно делать в следующий момент. Каждый шаг выверен.
Сложив улов в рюкзаки, отправляемся домой. За три-четыре часа рыба промерзает настолько, что хоть гвозди заколачивай. Но вот что удивительно: стоит налима опустить в ванну с водой, как он оттаивает и начинает плавать как ни в чем не бывало. Дома тепло и уютно. В печи потрескивают дрова, на краешке плиты свистит чайник, в комнате бормочет телевизор. Всё как обычно. Но что-то изменилось в моём сознании. Всё как будто стало ближе и родней. Радость и покой заполняют каждую клеточку моего организма. Рождается стих:
Мороз за 40. Боже мой! Лыжня не снег – песок. Иду с рыбалки я домой: Обледенел, продрог. Нет в том нужды, а вроде как Спортивный интерес. Покрылся инеем чудак, Трещит замерзший лес. А в рюкзаке охапкой дров Лежат налимы в ряд. И душу греет мне улов, И этому я рад.
В Новосибирске накрыли целую ОПГ, которая изощрённо зарабатывала на доверчивых жителях города. Банда цыган промышляли тем, что обманным путём отправляла на СВО новосибирцев, а сами поль...
"Все обиды, проблемы, заботы, которые окружали тебя буквально несколько минут назад, там, в теплой квартире, споры с друзьями и недругами становятся просто смешными. Ты один во всей Вселенной. Ты и есть сама Вселенная!"
Редко когда удаётся поймать слово или фразу, близко передающую мысль. Большая удача, когда такое слово приходит на ум. На мой взгляд здесь мы наблюдаем именно этот случай...
Как-то в году 2011, кажется, решил сходить в драматический театр небольшого провинциального городка в Белоруссии. Была постановка пьесы Хиггинса "Гарольд и Мот". Совершенно для меня неожиданно и постановка, и игра актёров были выше всяких похвал. Родились тогда же вот эти строки:
"Конец находится в начале, начало в конце..."
Хиггинс "Гарольд и Мод"
У каждого рождённого конца
Рождается умершее начало.
И капли от тернового венца
Как бисер украшают покрывало.
За покрывалом прячется душа:
Моя, твоя, Его и всей Вселенной.
И чистый дух как образ весь нетленный
Бредёт куда-то молча, не спеша.
И в глубине, где Всё и Ничего,
Где в Настоящем прячется начало,
А с ним конец... и жизнь опять с начала...
Идёт туда, где ждёт тебя венец.
Оценили 17 человек
19 кармы