- Вот здесь поддержи, - врач поднимает бедро парня, а я все никак не могу заставить себя подложить под него свою руку. – Вы же десантник, товарищ лейтенант! – голос Натальи с мягкого, просящего, превращается в строгий, приказной.
- Да, нет, нет, да, - подложил руку. Удивительно, нога у него такая легкая. Посмотрел ему в глаза. Они большие, даже симпатичные на его узком улыбающемся личике. Смотрю и сам невольно улыбаюсь афганцу.
- Держите двумя руками, покрепче, чтобы он от боли не дергал ногой, - я понимал, что врач говорит это мне. Но так не хотелось смотреть в сторону культи, оставшейся от ноги. – Вы меня поняли?
- Да, да, - и, моргнув пацаненку, мол, держись парень, ухватился второй рукой за его ногу, как показала Наталья.
Скальпель пошел по нарыву, вскрывая его, и ватой она тут же убирала желто-красного цвета гной, выходящий из надреза. Чувствовал, как нога юноши дрожала, придавил сильнее её к скамейке, и посмотрел ему в глаза. Они оставались такими же большими, карими, но уже с испугом смотревшими на меня. И при этом на лице у него оставалась все та же улыбка.
Наконец-то в здравпункт зашла Жанна Павловна, наш второй врач. Но она была не одна, а с таким же молодым, худощавым афганским юношей. Он прыгал за врачом на одной ножке. Но культя у него чистенькая, а вот рука окровавлена.
- Производственная травма, - сказала Жанна Павловна. – Перелома нет, только ушиб, - и усадив афганца напротив нас, стала обтирать кровь с его ладони.
- Они что здесь все инвалиды? – невольно сорвалось с моих уст. – Восьмой уже без ноги.
Но ответа от женщин на свой вопрос не услышал и снова посмотрел на парня, ногу которого сейчас обрабатывала Наталья. Жаль переводчика нету, где-то запропастился, а так хочется с его помощью расспросить этого мальчишку обо всем: где потерял ногу, как живется, работается… Тем более самому пришлось поработать на таком заводе, в цехе подготовки форм. Укладывали в них арматуру, цемент, гравий, песок и отправляли в печи, из которых потом выходили стеновые плиты, блоки. Да, та работа требует хорошей физической подготовки, а на этих ребят-инвалидов посмотрел, откуда ж у них силы.
- У-у-у, - застонал юноша.
- Ничего, ничего, у тебя все хорошо! - успокаивала своего пациента Жанна Павловна.
Резкий спиртовой запах ударил в нос.
- Что там у него? - поинтересовался у Натальи.
- Небольшое нагноение, но не опасное, вовремя пришел.
- А что у них здесь нет своего врача?
- Есть, но совсем не справляется. Здесь много инвалидов работает, и мы иногда приезжаем к нему на помощь.
- А как часто?
- Когда как. За эти пять месяцев третий раз. А дальше не знаю когда приедем.
- Да, да, - кивнул я. Послезавтра войсковая операция начинается на Саланге вроде, или на Панджшере. Врачи, наверное, с нами поедут.
- Попросите, чтобы бинтов принесли широких, - к кому-то обращается Наталья.
- Федоров! – кричу я.
- Товарищ лейтенант, я здесь, - шепчет солдат.
- А-а-а, извини, - даже не заметил, как он подошел к нам. – Ты слышал?
- Да, сейчас принесу.
- И вы на боевые ходите?
- Конечно, - отвечает Наталья. - Все увидите. Работы всем хватит, вы будете с группами ходить, а я с Жанной Павловной оказывать медицинскую помощь на месте, где будет базироваться наша часть.
- В медсанбате?
- Редко. Больше афганцам помогаем.
- Душманам?
- Та, кто ж их знает. Может и душманам, а так в основном детям, женщинам, старикам. Те, кто моложе из мужчин, воюют за тех или за этих. Здесь же гражданская война…
***
…Когда Наталья меня отпустила, ушел к БТРу, и спрятался в его тени от солнца. Вода в емкостях, стоящих на броне, сильно нагрелась, была очень теплой и отвратительной на вкус. Но ничего не оставалось делать, как пить ее, чтобы хоть маленько утолить жажду.
У небольшого здания здравпункта собралось много афганцев. Несколько беременных женщин, пять молодых парней, и снова инвалидов, без ноги или руки…
Дима появился через час. Шел вместе с двумя мужчинами средних лет, афганцами. У одного дипломат, одет по-европейски, в светлом костюме, и, несмотря на сорокаградусную жару, в галстуке.
- Это директор, Наджибулла, - окликнул меня переводчик. – Тебя можно?
Лицо у Наджибуллы было черным от загара и очень худое. Он, наморщив лоб и упершись ладонью в свою черную бородку, посмотрел на меня.
- Короче, ночью духи пролезли в открытый склад, подорвали кран, несколько автомашин грузовых. Он просит сапера, нужно все осмотреть, нет ли мин. Людям надо работать.
- А местные власти? – спрашиваю у переводчика.
- Та, - махнул рукой лейтенант, - та же бюрократия.
- Дима, я у вас новенький. Третий день всего как служу в вашем отряде. Кто из наших саперное дело знает?
- Никто.
- Я тоже, - развел руками и смотрю на него.
- Так нужно спросить у командира взвода, который нас сопровождает. У них должен быть сапер.
- А-а понял.
И сапер нашелся, мин нет. Это успокаивало.
***
- Дима, а Наталья Ивановна и Жанна Павловна с вами на боевые действия ходят?
- Не всегда, в основном в рейды по кишлакам. Ну, а если длинная война ожидается, одну из них берем. В основном Наталью, она моложе.
- И как?
- Да по-разному бывает. На войне нет готовых планов, они только у командиров, а мы, пехота. В атаку, так в атаку, в оборону, ну и так далее. Но с собой в горы ее не берем, не женское это дело, а только медбрата, - Дмитрий протянул мне свою флягу с водой. – Свежая и прохладная, пей если хочешь.
А очередь на прием к нашим врачам не убывала. Приходили новые и новые люди. Прятаться от жаркого солнца в здравпункте было глупо, там душно и нет вентиляции. Только и оставалось, что сидеть здесь, в тени, под броней.
- А они, женщины, не боятся ходить с вами на боевые, по кишлакам? – интересуюсь у Дмитрия.
- Да нет такого человека, который бы не боялся. Но никогда этого не показывают. Два месяца назад в кишлаке за перевалом Дехсабза по нам огонь открыли. Откуда точно не видели, из садов стреляли. Но Наталья внутрь БТРа не полезла. Спрыгнула и шла с нами с другой его стороны. А работы у нее там было, как здесь, много. Кто заболел, кто ранен, у кого травма. До самой ночи работала. Потом, думал, не пропустят нас духи назад, в Кабул. Но, знаешь, повезло. Или их там не было на перевале, или кому-то из их родственников помощь оказали. Все может быть, не знаю, короче, пропустили нас по-тихому.
- Товарищ лейтенант, - перебил наш разговор, вылезший из машины радист. – Вам командир отряда передал, что б вы не говорили только Наталье Ивановне, - и улыбается.
- Саша, ну! – тороплю солдата.
- Медалью «За боевые заслуги» награждена она.
- Да ты что! - вскакиваю я. – Вот это да! Здорово!
- Только не говорите ей, как вернемся из боевых ее награждать будут. А сейчас, он приказал, срочно собираться и в часть ехать. Планы изменились, БТР нужно срочно обслужить.
- Не понял.
- А что здесь понимать, - встал с земли Дмитрий, - видно начало боевых перенесли. Или сегодня вечером пойдем, либо ночью.
- Так, что же он не сказал? – повернулся я к радисту.
- Это секрет, - улыбнулся лейтенант и похлопал меня по плечу. – Нас здесь везде прослушивают. Даже тут, - махнул он головой в сторону афганцев, ожидающих приема у здравпункта, - может быть их человек, духовский есть. Так что не торопись, не беги, а спокойно зайди и скажи женщинам, что пора ехать на обед. И все.
Слова Дмитрия в лишний раз напомнили мне, что мы находимся не у себя дома, а в Афганистане.
Наталья, услышав мои слова, покачала головой, мол, никакого обеда.
- Наталья, обед в кавычках, - шепнул я ей на ухо. – Вызывают.
***
«Так арбуза и не попробовал», - с тоскою смотрел я на горы полосатых «мячей», лежащих на одной из улиц Кабула. Но, когда увидел микрорайон из жилых четырехэтажных домов, построенных из плит завода строительных материалов, на котором мы только что были, в душе появилась какая-то гордость за Советский Союз, который здесь строит заводы, нефтепроводы…
- Мальчики, - окликнула нас Жанна Павловна, - отведайте арбуза. Нас афганцы угостили. Они там, внутри лежат. Десять штук!
Как приятно надкусывать эту хрустящую, наполненную сладким соком, ягоду. Все улыбаются, смеются, как буд-то не на войне.
Я с какой-то легкой завистью посмотрел на смеющуюся Наталью. Она даже не знает, что ее наградили медалью! Героиня! Везет же людям! Димка - кавалер ордена «Красной звезды», радист и механик-водитель награждены медалями «За отвагу». Жанна Павловна - двумя грамотами от афганского правительства, а Наталья – медалью «За боевые заслуги»… Подумать только, женщина на войне, и ничего не боится. Как бы самому завтра не оплошать на первых боевых перед ними…
Ты, мужик!
«Афганец», дующий с гор, поднимал пыль в выгоревшей от жары степи, и гнал ее в сторону стоявшей на дороге колонны бронетехники с грузовиками.
Прикрывая глаза ладонями от пыли, никто из бойцов и не думал отворачиваться от ветра, а внимательно следили за сапером, стоящим на коленях шагах в тридцати от первой машины, и выбиравшим с небольшого, еле видного бугорка, сухую глину.
Ну, наконец-то, все и закончилось. Сапер поднял руку со взрывателем от мины, показывая его нам, и сняв с себя шапку обтер с лица пот, пропитавшийся красной пылью.
- Всё, можно ехать дальше, - то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал лейтенант прапорщику, командовавшему взводом сопровождения.
- Лейтенант, - сделав ударение на последнем слоге, прапорщик повернулся лицом к лицу молодого офицера и, посмотрев ему в глаза, продолжил, - три мины здесь только что сняли, две – там, это только предупреждение. Назад дороги не будет, это я тебе говорю.
Валентин обернулся и посмотрел на сгрудившихся на бронетранспортере своих солдат, ожидавших его решения, на грузовые машины, наполненные мешками с мукой, сахаром, ящиками с консервами, тюки с постельным бельем, с детскими тетрадями, карандашами, книгами, и медленно повернувшись к командиру десантников, покачал головой:
- Вперед. И я вас прошу больше мне не указывать как себя вести. Вы нас охраняете, так и занимайтесь своим делом, - и спрыгнул с БМП.
Боевая машина пехоты тут же взвыла двигателем на полную катушку, обдавая черным дымом лейтенанта, и, качнувшись, пошла. Двинулись за ней и бронетранспортер с грузовиками.
Наташа, поправив на себе комбинезон, уселась рядом с пулеметчиком, и, постоянно протирая очки, всматривалась в очертания кишлака, деревьев, сгрудившиеся как маленький островок, далеко в степи.
Лейтенант к этой молодой женщине всегда относился настороженно. В первую очередь, потому что она женщина. Во вторую очередь, потому что она к нему относилась не как ко всем офицерам отряда пропаганды и агитации, а как-то по-особому, очень внимательно, отчего он краснел. Вспомнилось, как недавно вернувшись с последнего рейда, их колонну у казармы встречала она. А увидев лейтенанта, его губы с потрескавшейся кожей, обветрившимся лицом, залезла на броню, и начала своими тонкими пальчиками с зажатой в них сырой салфеткой, обтирать пыль с кожи. А потом, выдавив из тюбика какую-то мазь, и приблизив свое лицо к лицу лейтенанта, всматриваясь в трещинки, начала ее втирать в них. Вот было стыдно. Ну, врач она, но разве так можно, люди же кругом…
Коршун, сидевший на каменном валуне, отвлек лейтенанта от глупых, навязчивых мыслей. Снова остановилась идущая впереди БМП. Неужели снова обнаружили мины? Оказывается нет, это три афганца с автоматами встретили их, о чем-то разговаривают с прапорщиком. Тот поднялся с брони и окликнул офицера:
- Ну, что, лейтенант, я же вам говорил, что душманы здесь были. И этой ночью придут, и все, что мы дадим дехканам и их семьям, отберут.
- И что предлагаешь, все это сожрать! – с неожиданной угрозой ответил лейтенант.
- А-а! – махнул рукой прапорщик, и сев на броню дал команду механику-водителю вперед.
Пыль от гусениц БМП сдувало ветром в степь, что давало возможность рассмотреть встречавших колонну стариков, женщин и детишек. У всех них были радостные лица. И что удивило, все моложавые женщины прикрывали лицо платочками, а не паранджой. А это, в первую очередь, говорило о том, что они уже небыли фанатками ислама.
У первой грузовой машины собралось много женщин с детьми и стариками. Но, главным человеком был не старый мужчина, а крупная, с европейскими чертами лица женщина. Каждой женщине, подходившей к ней с простынею, она ссыпала ковшом рис, в другую - муку… Постоянно о чем-то с ними спорила. Скорее всего, о том, сколько на каждого человека в семье положено ковшей крупы, банок с консервами и так далее.
Лейтенант не встревал в споры ханум, пошел в сторону полевого лазарета, расположившегося у БТР. Здесь всем заведовала Наташа Мишина. И больных, собравшихся вокруг нее, было много. Два юноши-инвалида, с культяпками вместо правой и левой ноги. Причина ясна, подорвались на минах. Постанывающий старик, державшийся за бок. Несколько беременных женщин, прятавших свои лица в платки…
Кто-то потянул лейтенанта за ремень. Офицер обернулся и увидел маленького пацаненка, глядящего на него своими большими глазами.
- Что тебе, - Валентин присел к мальцу, и угостил его брикетиком сахара.
Но пацаненок не взял его, а схватив за палец лейтенанта, и потащил его за собой, в сторону полуразвалившегося глиняного дома.
Поправив на плече автомат Валентин прибавил ходу.
- Вы куда? - окрикнул его спрыгнувший с брони БМП прапорщик.
- Да вот пацан тащит за собой, что-то произошло видно.
- Э стой, стой, - и догнав Валентина, пошел за ним.
Мальчишка юркнул в узкий проход, в который лейтенант с прапорщиком пролезли с трудом. Посередине небольшого двора стоял колодец. Но малец, снова ухватив за палец офицера, потащил его за собой в полуразвалившуюся мазанку. В ней было темно и пищала, скорее всего от боли, лежавшая в дальнем углу собака. Её Валентин с трудом рассмотрел. Но малец к ней не пускал офицера, а стоял и чего-то ждал. Скорее всего он ждал, когда глаза у лейтенанта и прапорщика привыкнут к сумраку в дувале.
А потом заново потащил Валентина за собой в сторону прохода в другое помещение дома. Его крыша была обвалена, глина, лежащая грудой на полу, была частично разобрана и раскидана в стороне. И только теперь Валентин увидел человеческую босую ногу под обломками глины и досок.
Прапорщик помогал Валентины убрать с человека огромный валуны. Пострадавшей была женщина. Даже скорее всего мертвой. Приподняв ее, прапорщик перевернул тело женщины на спину. Да, она была мертвой. Что-то пискнуло под ней.
Когда начали разбирать гору глины, обнаружили под ней ящик или тумбочку, а под ней двух мальцов.
- Бачата! – вскрикнул от удивления прапорщик.
А они на подавая голоса, смотрели на него своими большими глазками, как черными виноградинками.
- Живы, ты смотри, - и грубый голос у прапорщика резко сменился на мягкий шепот. – Мальчишки вы живы. У меня двое таких, - вздохнул он, - тоже близняшки. Один другого старше на двадцать семь мину, вот так.
Мальчонка, приведший нас сюда, выхватил из рук прапорщика малыша, другой рукой ухватил за пояс второго, и потащил их во двор.
Наташа, пришедшая по просьбе Валентина, осмотрела тело женщины и развела руками, погибла. А ощупав малышей, улыбнулась лейтенанту, здоровы. Отдали их той самой женщине, руководившей раздачей питания, одежды, привезенной шурави.
… По дороге к блок-посту, в котором остановился пропагандистский отряд, до ручья прошли спокойно, без остановок. А вот при спуске к воде БМП резко, кивнув носом вперед остановилась. БТР еле успел притормозить, чтобы не стукнуть ее в корпус.
- Мина, - крикнул прапорщик, - сдавайте назад, а то мало ли что.
Отъехав назад личный состав по спрыгивал с брони, но дальше никуда не двинулся, солдаты так и остались сидеть у брони. Никому не хотелось испытывать на себе душманские сюрпризы – мины-ловушки. Скорее всего они здесь везде рассыпаны.
- Бомба, - крикнул сапер, - авиационная.
- Ба-ли-ин, - пропищал пулеметчик, - во-от бы наехали!
Что-то резко взвизгнуло по броне.
- Скорее всего плохой снайпер, - подвел итог механик-водитель. – Я сейчас полезу и посмотрю.
- Сиди, - схватив солдата за ворот, приказал лейтенант. – А то может он и хороший снайпер.
- Может, - согласился солдат.
Сколько у сапера ушло времени на разминирование мины с бомбой, трудно сказать. Все так и продолжали без движений сидеть под корпусом бронетехники, чтобы не спровоцировать боя. Все понимали, что находятся на открытой местности, и если и развяжется бой, то он будет не в пользу шурави.
- Все там! – разбудил всех громкий голос прапорщика. Сапер, а дальше? Ну, молодец, назад иди! Никому не двигаться. Слушай мою команду, - продолжал кричать прапорщик, когда БМП откроет огонь, все бегом занять свои места на броне, и за нами…
На блок-посту нас встретили с распростертыми объятиями. Уставшие солдаты расселись в накрытой палаткой от солнца столовой. Командир блок-поста, отвел Наталью в отдельную комнату и вышел к прапорщику и лейтенанту, протягивая им флягу.
- Только по капельке мужики, это все-таки НЗ.
НЗ оказался медицинским спиртом.
Когда повар принес горячие консервные банки, без крышек, прапорщик первым достал ложку и потянулся к пышущему жаром мясу.
- А я вот тебе, лейтенант, вот что скажу, - заплетающимся языком выдавил из себя он. – Ты, мужик. Не поддался моим уговорам, значит, мужик. Бли-ин, таких пацанят спасли, - и подал лейтенанту кружку с разбавленным НЗ. – Как хоть тебя зовут? Давай познакомимся.
Цветы в конверте
- Они ушли! – разъяренный командир схватил меня за ворот и, тряся перед собой в истерике, продолжал громко орать. – Они ушли!
Увернуться от такой дылды в два метра ростом и с кулачищами вполовину моей головы было невозможно, и поэтому то и дело приходилось отступать от его натиска.
- Да я тебя сейчас сотру в порошок!
Не удержался и, попытавшись вывернуться из его тисков, выставил ногу вперед, и, не дав ему сделать следующего шага, резко с приседанием повернулся чуть в бок. И получилось, эта дылда с размаху, потеряв равновесие, отпустила меня и грохнулась, подняв вокруг себя пыль.
Вовремя успел отскочить от него, пытавшегося ногой ударить меня в живот. Но не достал, и, более того, потеряв равновесие, снова упал.
- Ах, ты еще и дергаешься! – рассвирепел командир и, вскочив на ноги, продолжает наступать, махая кувалдами - кулаками.
И только ствол моего автомата, нацеленный на него, и передернутый затвор остановил громилу.
- Я тебе, что, гаубица? Десантный полк? – но шагу навстречу к нему не сделал, а только вид показал, буд-то вот-вот двинусь, и тот в это же мгновение громила, еще ослепленный ненавистью, сделал резкий боковой удар правой рукой. По воздуху.
Кто-то из окруживших нас солдат, хихикнул, на свою голову и – получил от громилы тумака.
Что делать с этой свирепой «танкеткой» не знал, и поэтому воткнул, что есть силы ему в спину ствол:
- Руки назад!
«Фу-у», - мужик остановился. Солдаты отшагнули от него шага на два-три назад, оставив нас вдвоем.
- Докладывайте, - не осознавая, имею ли право на такой поступок, приказал я громиле.
- Духи ушли через кяризы, - сплевывая слюну, прошипел тот. - Блин, в открытую
нас подстерегли, и чуть не перестреляли всех!
- А что ж ты спал?! – не сбавляя тона, рычу ему в ответ.
Эта махина оказалась прапорщиком Каплей, хорошо - не генералом. И только, когда увидел окровавленные тела двух его солдат, лежавших у колодца, понял, почему он был таким нервным. Перенесли их тела в тень под дувал (глиняный забор), под крону шелковичного дерева. Но времени давать остыть прапорщику не было. Любая остановка в преследовании противника может только ухудшить сложившуюся в кишлаке ситуацию. Махнул рукой его солдатам, давая команду двигаться вперед. Прапорщик к моему своевольству отнесся спокойно, хотя злость в его взгляде еще оставалась. А мне какое до этого дела, не я проморгал ситуацию, а он.
Моя группа шла сзади, отстав от разведывательной команды прапорщика шагов на тридцать-сорок. Улица широкая, у ближайшего дувала лежала мертвая и вздутая от жары, как шар, коза. Обошел ее стороной.
«Хоть бы только не лопнула», - почему-то подумал про себя. А когда отошел чуть дальше от нее, увидел висевших на дереве несколько мужчин, тошнота подступила к горлу.
- Духи разделались, - сказал кто-то из идущих рядом со мной солдат. – А там дальше и старика повесили. Может, вчера, может, еще раньше.
Да, да, по запаху, идущему от гниющих тел, понял, что этих людей казнили не сегодня.
Кишлак, словно, вымер, на улицах никого. Зашли в ближайший дом, во дворе сидел старик. Аксакал был очень худощав, рванная и мятая длинная сорочка - висела на нем, как на вешалке.
- Дима, - обратился я к товарищу, лейтенанту переводчику, - спроси, что было здесь.
- Не понимает, - помахал головой Шевляков. – Может таджик, попробую на дари, …
И точно, услышав знакомую речь, старик приподнялся с земли, поклонился нам и дрожащими губами начал что-то говорить.
Да, как говорил солдат, так и было. Крупная банда моджахедов шла из ущелья Саланг и расправилась с жителями кишлака. Убили не только семьи дехкан (крестьян), мужчины из которых служили в Правительственных войсках - стариков, женщин, детей, но и двух молодых учительниц, прибывших из Кабульского университета к ним, преподавать в школе.
Стрельба, раздавшаяся где-то впереди, заставила нас быстро выскочить из двора, через развороченный взрывом проход в дувале на улицу.
Капля со своими солдатами схватил в плен трех молодых дехкан, парней лет тридцати, с оружием. Те, пытались скрыться в колодце, отстреливаясь. Но почему-то в него не прыгнули, а остались лежать рядом с ним, сдавшись шурави.
Капля кинул в колодец гранату, и только после взрыва заглянул в него. И не ошибся, он был без воды, значит, подземный переход, по-афгански, кяриз. Когда дым с пылью разошлись, увидели в нем несколько американских карабинов и автоматов.
- Не успели утащить, - работая желваками, процедил сквозь зубы громила. – Обыщите все здесь, - обвел рукой двор Капля. – Только осторожно, все может быть заминировано.
Наблюдая за саперами и всей окрестностью, солдаты присели в тени от забора, подставляя свои лица легкому сквознячку. Прав был Капля, саперы обнаружили три мины «итальянки», как говорится, на боевом взводе. В овчарне два ящика с гранатами Ф-1 и шесть автоматов, присыпанных сеном. В доме скулила раненая собака, в темной комнате, сжавшись в углу, сидело несколько испуганных женщин в парандже, и стариков. А на втором этаже еще двое моджахедов, прикинувшихся мирными людьми, жителями кишлака. Когда же задрали напольный ковер вверх, на котором они сидели, нашли два автомата. На прикладе одного из них восемь отметин-щербинок, вырезанных ножом, на втором, их в несколько раз больше.
- Столько шурави убил да? - тыкая пальцем в отметины, спросил Капля...
Чистка кишлака шла до самого вечера, сколько она длилась, трудно сказать. Везло в одном, больше стрельбы не было. Небольшая колонна бронетехники, вошедшая в кишлак, сопровождала нас. В нее грузили все найденное оружие, мины, патроны. Потом их вывезли за кишлак, выложили на землю, получилась целая горка. Саперы обвязали боеприпасы шнурами с толовыми шашками. Взрыв был мощным, земля под ногами вздрогнула.
Пленных должны были передать царандою – афганской милиции, но те где-то запропастились и поэтому возвращались на место стоянки полка в пешем порядке.
БТР остановился рядом со мной, кто-то окликнул. Это был полковой особист (кгбэшник).
- Смотри, - и подает мне цветной журнал на афганском языке.
На второй-пятой страницах фотографии «Комсомольских билетов» советских солдат или офицеров, продырявленных пулями, все в крови. На других фотографиях трупы советских солдат, лежащие в ряд, повешенные люди, а на других улыбающиеся лица моджахедов. И внизу, под витиеватыми жирными заголовками, видно статьи или рассказы про них, освободителей.
Вот тебе и журнальчик, хоть и, не понимая языка, на котором все в нем повествуется, а такое предчувствие, что холодной водой окатило с ног до головы, и охватило ознобом все тело. Вернул его особисту, и покачал головой, мол, спасибо за то, что испортил и без этого испорченное настроение.
- Целый склад этих журналов с газетами нашли в одном из кяризов этого кишлака, - говорит он. – А вам что-нибудь такое попадалось?
В ответ машу головой.
- Сажай своих бойцов ко мне на броню, подвезу, - сказал он.
Вот это хорошее предложение.
Консервы, подогретые ребятами, расставили по кругу, и, несмотря на грязные руки, неумытые лица, приступили к ужину. Ели молча, ни о чем говорить не хотелось. Кто-то присел сзади, и легонько толкнул меня в плечо:
- Лейтеха, на два слова можно?
Обернулся, это та самая громадина Капля.
- Давай ко мне, а то как-то неудобно перед твоими…
- Не понял, - почему-то сказал я.
- Пойдем, пойдем, - своей ладонью - совковой лопатой, держа за локти, он приподнял за плечо с легкостью меня. – Бойцы, спокойно, вашего командира на чай зову, бить не буду, - и ухмыльнулся.
Вместо чая капнул «две капли» спирта в кружку:
- Ты меня извини, паря. Был приказ вашу группу привести в кишлак, а я сдуру два свои отряда за вами послал, а духи такую канитель нам устроили здесь, сам и не знал куда деваться. Двух солдат потерял.
- Вечно торопимся, прапорщик. Мы же все герои, да! - и посмотрел на него исподлобья. - Ты же мог здесь столько населения повалить, - и сделал глоток.
Теплая вода из фляги помощи не помогла, еще больше закашлялся от жгучего спирта. Потом легче стало. Напряжение начало спадать, уселся на землю рядом с прапорщиком и, ухватив первый попавшийся сухарь с намазанной на него тушенкой, закусил им. От вторых «двух капель» отказался и вовремя, вызывал к себе особист.
- Достанет всех, ну достанет! - тихо со злостью прошептал прапорщик. - Он мне сейчас чуть руки не вывернул, допрашивая, - сплюнул громила и плеснул себе в глотку предложенные мне «две капли» спирта. – И сколько не рассказывал ему как все сложилось, а он ничего не понял, представляешь? - и заглянул мне в глаза, – Ну, в смысле, что я работал со своим отрядом в кишлаке согласно сложившейся ситуации. Шел же бой!
- А так и было! - пожав громиле руку, пошел за вестовым солдатом.
Особист ждал меня в кунге автомобиля «Газ-66». Поговорили, полистали контрреволюционные журналы, листовки, газеты. Что ни говори, а даже для человека, не знающего таджикского языка, все понятно, о чем в них говорится. Для этого достаточно посмотреть только карикатуры. Выразительность их языка понятна и безграмотному человеку, а это основной части населения Афганистана. На одной из них нарисован Бабрак Кармаль, Президент Демократической Республики Афганистан. Он нападает с ножом на крестьян и забирает у них хлеб, рис, овец.
Даже удивился этому, неужели крестьяне в это поверят? В провинции Кабула, Чарикара, Пули-Хумри строятся школы, фабрики, многие молодые женщины сняли паранджу, учатся грамоте в школах, поступают в университеты. Везде строятся дороги, государство крестьянам оказывает финансовую помощь. Первые трактора пришли в некоторые кишлаки, комбайны. Но их сжигает, взрывает же не Правительство, а душманы под предводительством своих полевых командиров, крупных землевладельцев, которым раньше, до революции принадлежали эти кишлаки с землями.
Александр, лейтенант – особист, оказывается хорошо знает дари. Перевел мне с таджикского письмо пленного советского солдата к своим товарищам, опубликованного в одном из журналов. Тот выступал против социализма, против коммунизма, против нашей страны – захватчицы Афганистана, и предлагал солдатам - шурави объединиться с воинами освободителями…
- Недавно в кишлаке Дехсабза духи расстреляли трех стариков, слышали? – интересуюсь у Александра. – И муллу.
- Да, и каждый день. Их командиры только обманывают народ, что они приверженцы ислама, в за свою землю готовы и мечеть сжечь, и муллу замучить. И люди это знают, но боятся своих панов. Здесь же все построено как на рабовладельческом государстве: хозяин – это бог. И попробуй ему не подчинись, повесит.
Особист дал мне еще один журнал, развернутый, и показал пальцем на одну из фотографий советского солдата и спросил:
- Не узнал?
Я присмотрелся к фотографии:
- Нет, не знаю такого.
Он достал блокнот, и прочитал:
- Рядовой Федоров из третьей роты, - и снова посмотрел на меня, добавив, – бывший боец Капли. Погиб под Пули-Хумри месяц назад. Еще операцию по выносу его тела провели. А они тут его живым изобразили. Вот такие вот дела, лейтенант. А ты посмотри, на какой качественной мелованной бумаге у них выпускаются эти журналы, с каким высоким качеством сделаны фотографии.
- Да, - положив журнал на скамейку, и посмотрел в пол машины, понимая, что лучше сейчас молчать, чем развивать на эту тему разговор. И так понятно, что в горах таких издательств нет, которые выпускают эти журналы, листовки, газеты. И выпуск таких изданий очень дорог, а значит есть заинтересованные лица не только в физической войне, но и идеологической, и деньги на это тратятся огромные.
- Бери, - и особист пододвинул мне алюминиевую кружку, наполненную горячим чаем.
– Давай помянем всех.
Вначале хотел отказаться, но увидев в его глазах грусть, перемешанную с болью, решил составить этому человеку компанию, прихрустывая сахаром-рафинадом.
- После войны хочу писателем стать, - признался Александр.
- Нелегкий труд, - покачал я головой. – Столько нужно всего знать, да и без наставника хорошего не обойтись, - протянул руку к журналу, лежащему на скамейке. – Есть такие?
- Да. В школьной библиотеке все книги про войну прочитал. Твардовского, Симонова, Белова, - начал перечислять писателей, закладывая на ладони пальцы. Это мои наставники.
- Извини, лейтенант, давай после боевых поговорим, а то у меня одни бойцы остались. А рядом ребята с разведроты. Сам понимаешь…
- Ладно, иди к своим, - встал особист, - завтра войны не будет, домой поедем, - и, приложив палец к губам, дал понять, что это секрет, не болтать.
- Понял… - прошептал в ответ я.
В Кабул наша колонна въезжала по дороге из Чарикарской долины. Из люка БТРа высунулся радист и кричит мне:
- Товарищ лейтенант, командир полка приказал идти без остановки.
- К чему это? – удивился я.
Но ещё больше удивился, когда впереди идущая часть колонны резко сбавила скорость. Причиной этому было множество собравшихся по обочинам дороги молодых и пожилых людей, детей, радостно машущих нам руками и бросавших нам на броню цветы. У кого-то из наших солдат и офицеров слезы радости покатились по щекам, а кто-то, пусть даже хоть на секундочку забыл о погибших товарищах в прошедшем вчера-позавчера боях на Чарикарских долинах.
Букет цветов, связанный ниткой, довез до части. Аккуратненько подсушил его и несколько цветочков положил в конверт матери и жене с дочкой. Может дойдет до родных, пусть знают как я их люблю.
Оценили 22 человека
43 кармы