Почему современные дебаты о морали являются настолько ожесточёнными?

Трудно не заметить, что как только дело доходит до политики, социальной справедливости или любых моральных и этических проблем, люди всё больше и больше ожесточаются – как в Интернете, так и в реальной жизни. Дебаты из мирного обсуждения проблем превращаются в пламенные эмоциональные войны со взаимными обвинениями и оскорблениями. Такие дискуссии язвительны, кажутся бесконечными и носят откровенно ожесточённый характер.

Так какова же причина такого накала в дискуссиях о морали?

Некоторые дотошные наблюдатели пришли к выводу, что наши политические и социальные споры стали более острыми с тех самых пор, как наше общество стало более светским. Кажется, что у людей есть оставшаяся со времён «религиозности» склонность проводить резкую черту между «нами» и «ними», «настоящими» и «нечестивыми», «тёмными» и «пробудившимися», доктриной и ересью. При отсутствии традиционного способа выпустить этот «религиозный пыл», он направляется в сторону общественных и политических дискуссий.

Наверное, в этой теории что-то есть. Но у остроты наших современных дебатов о морали есть и ещё более глубокая первопричина.

3 элемента рациональной, функциональной моральной культуры

Философ Аласдер Макинтайр в работе «После добродетели» утверждает, что «Этика добродетели» Аристотеля предлагает лучшую модель здоровой и хорошо функционирующей моральной системы. Он говорит, что её сила держится на трёх элементах, и они все должны присутствовать в любой системе моральных ценностей, которая хочет быть успешной:

1. Человек как он есть

Это человек в его первозданном, морально несовершенном виде. Это тот человек, который импульсивно следует за всеми своими желаниями. Человек, идущий по пути наименьшего сопротивления.

2. Человек, реализующий свой телос

Словом «телос» греки обозначали конечную цель человека. Она достигается сочетанием его намерений и действий только тогда, когда человек полностью отбросит свои врождённые импульсы и посвятит себя движению к этой цели.

Согласно представлениям древних греков, человек, занятый реализацией телоса, достигал состояния «эвдемонии» – это слово, которое трудно перевести, но оно означает что-то похожее на счастье, блаженство, расцвет всего лучшего в человеке. Согласно Аристотелю, для достижения эвдемонии следовало не только иметь благие намерения, но и реализовывать их в действиях. Добродетель была одновременно и целью, и практикой – конечной целью является не только её достижение, но и активные действия по её достижению.

Для Аристотеля понятие «хороший человек» было столь же функциональным и объективным, как понятия «хорошие часы» или «хороший музыкант». «Хорошие часы» – это те, которые точно определяют время; «хороший музыкант» – это тот, кто хорошо играет на своём инструменте; «хороший человек» – тот, кто выполняет своё человеческое предназначение. Как говорил философ, каждое из этих понятий утверждает как объект, так и его фактические характеристики.

3. Этические нормы, которые позволяют человеку двигаться от состояния № 1 к состоянию № 2

Состояния «Человек как он есть» и «Человек, реализующий свой тело» являются антагонистами, поскольку первого привлекает самое примитивное и лёгкое, в то время как второй стремится к самому благородному и высокому.

Для перехода от начального к конечному необходимо выработать у себя определённые нормы поведения и привычки. Этические нормы должны определять, какое поведение и какие действия способствуют переходу от состояния № 1 к состоянию № 2. Какие достоинства приведут вас к вашему телосу и, с другой стороны, какие недостатки сделают его достижение невозможным? Макинтайр объясняет это так:

«Законы, предписывающие различные достоинства и запрещающие пороки, которые всегда неразлучны, содержат инструкцию, что нам следует делать, чтобы перейти от потенциальной возможности к конкретным действиям. Они позволяют нам понять, каково наше истинное предназначение и какова наша конечная цель. Бросить им вызов означает стать несостоятельным, несовершенным, отказаться от возможности получить то благо рационального счастья, которое принадлежит человеку как виду». 

Хотя мы можем описать этот набор моральных предписаний в форме этического кодекса, он не должен рассматриваться – по крайней мере, в контексте написанного Аристотелем – как простой ряд правил. Как замечает Макинтайр: «Самым удивительным для современного человека в “Этике” Аристотеля является то, что там очень мало конкретных правил». Вместо строгих, механических, универсальных правил, Аристотель приводит доводы в пользу развития у себя основного достоинства, которое поможет человеку в приобретении всего остального: «фронезиса» – «практической мудрости». Поскольку то, что в одном контексте является достоинством, в другом может оказаться недостатком (например, такие понятия, как «скромный» и «дешёвый»), человеку нужен фронезис, который сможет направить его на истинный путь в зависимости от конкретных обстоятельств.

– Человек как он есть

– Этический кодекс

– Человек, реализующий свой телос

Чтобы понять любой из этих трёх элементов, необходимы два остальных. Их комбинация формирует моральную культуру, которая не только функциональна, но и рациональна.

Такой моральный кодекс рационален – в том смысле, что есть логические отношения между «откуда» и «куда». Таким образом, мы можем объективно сказать, что если вашей конечной целью является «пункт А», то для того, чтобы в него попасть, вы должны произвести «действия Б» и не производить «действия В». И, если вы хотите добраться до цели, вы должны принять эти условия.

Эта схема из трёх компонентов может стать основой формирования личных нравственных норм, но Аристотель рассматривал её с точки зрения общества в целом (в его случае, в рамках города-государства). Люди стремились реализовать свой телос, прикладывая усилия к тому, что Макинтайр называет «проектом достижения всеобщего блага» (для Аристотеля, например, достижение телоса было тесно связано с тем, чтобы быть добропорядочным гражданином и способствовать афинской демократии). В сообществе с общим телосом устанавливаются законы, которые запрещают негативное поведение, способное навредить усилиям и отношениям, необходимым для осуществления всеобщего проекта. В то же время достоинства, которые продвигают сообщество по пути достижения «всеобщего блага», всячески восхваляются и поощряются. Законы не могут быть поняты без рассмотрения тех достоинств, на достижение которых они нацеливаются; первые разрабатываются не произвольно, а с целью облегчить получение последнего.

Та же самая структура морали, состоящая из 3-х частей, присутствует и в авраамических религиях, только, как объясняет Макинтайр, она расписана немного в другой форме:

«Этические нормы теперь должны быть поняты не только как целенаправленные судебные запреты, но и как выражение данного Богом закона. Список достоинств и недостатков должен быть исправлен и дополнен, поэтому, в дополнение к аристотелевскому понятию об ошибке, вводится понятие греха. Закон Бога требует нового вида уважения и страха. Отныне истинная цель человека больше не может быть полностью достигнута в этом мире – только в другом. Однако в центре внимания остаётся всё та же трёхкомпонентная структура: «Человек как он есть», «Человек, реализующий свой телос» и рациональные этические нормы как средство перехода от одного состояния к другому».

Для человека религиозного телос – это не достижение эвдемонии (по крайней мере, в том виде, как это понимал Аристотель), но в спасении души, в преображении в существо, прекрасное с точки зрения Бога.

Судьба моральной культуры при отсутствии общего телоса

В течение последних столетий религиозная моральная система по ряду сложных причин на Западе была разрушена.

Краткий вывод Макинтайра состоит в том, что в итоге «совместный эффект от одновременного ухода в светскость и от протестантско-католического богословия, и от научно-философского определения Аристотеля, состоял в том, что было устранено любое понятие о Человеке, реализующем свой телос». 

Идея о наличии окончательной цели сохранилась только на личностном уровне (хотя даже здесь очень немногие люди задумываются о наличии у них личного телоса или знают о нём). Но в широком смысле западные общества больше не имеют единого телоса. Тот тип моральной системы, который в общих чертах был описан выше, в действительности может функционировать только в относительно однородном сообществе ограниченного размера; поскольку наше общество становится всё более и более многочисленным и разнообразным, люди уже не разделяют одни и те же взгляды, их не объединяет общий проект и у них отсутствует единый телос (если они вообще имеют понятие о нём). Таким образом, в современной культуре либо параллельно сосуществуют несколько разных телосов, либо они отсутствуют вовсе.

Однако остались два остальных компонента классической морали: Человек как он есть и этический кодекс.

Моральные нормы, которые ранее создавались для того, чтобы способствовать перемещению человека к его конечной цели, теперь зависли в воздухе, они бесцельны.

Есть только человек в его сыром состоянии и кодекс поведения, которому он должен следовать. Но при отсутствии телоса этот кодекс не несёт в себе достоинств, которые сопутствуют правилам, в нём остались только правила. Как замечает Макинтайр, когда моральная культура испытывает недостаток в идеологическом элементе, первичной концепцией нравственной жизни становятся правила.

В моральной системе, которая испытывает недостаток в телосе, существуют только отрицательные стороны правил, и отсутствует то, что позволяло человеку не просто двигаться к своей цели, но и функционировать обществу в целом.

Нет. Нет. Нет. Нельзя. Нельзя. Нельзя.

Именно поэтому у нас сегодня избыток голосов, указывающих на недостатки людей, но очень мало осталось тех, кто способен увидеть чужие достоинства. У нас нет идеала, к которому нужно стремиться. В этом плане страна становится обществом зануд – ведь даже самые неоправданно строгие школьные учителя имеют перед собой хоть какую-то цель.

Моральные нормы, в которых главными становятся сами правила, а не их смысл, перестают соблюдаться. Мы уже знаем, что человек в его первозданном состоянии подвержен плохому поведению, и пытаемся установить законы, которые его усмирят. Но при отсутствии конечной цели такие законы основываются на принуждении, в них нет объяснения того, почему человек должен придерживаться этих законов вместо того, чтобы идти по менее сложному пути наименьшего сопротивления.

Внедрение таких законов довольно проблематично, поскольку, как указано выше, «Человек как он есть» и «Человек, реализующий свой телос» являются антагонистами. Последний соблюдает этические нормы не потому, что у него нет выбора. Достижение своего телоса предполагает подавление собственных низших порывов во имя высокой цели. Это не «естественное» состояние, и оно требует сильной мотивации для своего поддержания.

Учитывая отсутствие мотивации в моральном кодексе-без-телос, этот недостаток неизбежно приведёт к падению нравственности и добродетели. Эта этическая апатия становится кошмаром для культуры, поскольку при отсутствии надежды на воспитание сознательного гражданина у людей остаётся потребность к собственным пристрастиям и межличностному общению. Понятно, что людям остаётся полагаться только на личное мнение, чтобы сформировать свои моральные суждения (при отсутствии телоса ничего другого им не остаётся). И поэтому создаются всё более дотошные и строгие правила относительно того, каким должно быть достойное поведение – показные, однообразные правила на все случаи жизни, которые, конечно же, работают в гораздо меньшей степени, чем любые другие.

Естественно, что существует много разногласий по поводу того, насколько далеко все эти правила могут выходить за рамки обеспечения минимального порядка. Строгость правил зависит от того, что конкретные люди считают «справедливым» и «правильным», а их позиции основаны на конфликтующих телосах.

В реальности исчезновение единого телоса из морального кодекса общества в конечном итоге оказывает негативное влияние и на этические нормы ведения дискуссий. Когда культура теряет свой общий телос, она разрушается. Без этой связи любые моральные заповеди теряют всякую объективность, в них отсутствует рациональное обоснование того, почему мы должны предпочесть одну из позиций. Хотя мы по-прежнему высказываем свои мнения так, как будто в них есть рациональное зерно, на самом деле это лишь инструмент для выражения «индивидуальных желаний и воли». Мы настаиваем на том, что наши мнения объективны, но на самом деле это лишь произвольный продукт личных эмоций и предпочтений. Нетрудно заметить, что в наших дебатах о морали очень мало философского обсуждения или призывов к рассуждениям, все они сводятся к утверждениям: «Это должно быть так!... Потому что!» Дебаты превращаются в череду бесконечных выкрикиваний. Взаимных обвинений и освистывания.

Как выражается Макинтайр: «При отсутствии идеологической структуры любые моральные нормы становятся бессодержательными».

Как он замечает, каждый человек становится носителем автономной морали, которая «теперь не ограничена ни положениями божественного закона, ни философией Аристотеля, ни иерархической властью; вот только почему кто-то должен прислушиваться к ней?»

Достижение эвдемонии в обществе с иррациональной, нефункционирующей моралью

Макинтайр действительно предлагает объяснение того, почему наши дебаты о морали ведутся так ожесточённо. Моральные заповеди – поощрение добродетели и запрет на пороки – рационально обоснованы только тогда, когда они приводят к чёткому телосу. Хотите добиться цели – поступайте так. Когда в культуре не хватает общего телоса и все преследуют свои личные цели (или не имеют их вовсе), люди с конкурирующими телосами просто не слышат друг друга. В то же время люди вообще без телоса приводят внешне обоснованные аргументы, которые в реальности являются лишь продуктами их личных предпочтений и эмоций.

Хотя идеи Макинтайра носят лишь описательный характер, для нас очень полезно понять: почему всё так происходит? И что нам делать с этой информацией? Из неё следует три важных для каждого из нас вывода:

Важно иметь личный телос. Даже при том, что современное общество больше не объединяет общий для всех телос, вы должны ясно представлять свои личные цели. К чему вы стремитесь? В чём смысл ваших стремлений и действий? Отказ от своих врождённых желаний никогда не бывает простым. Понимание того, к чему вы стремитесь, даёт вам сильную мотивацию для использования всех своих сил и средств, для выработки у себя привычки жить напряжённой совершенной жизнью, которая необходима для достижения цели.

Бессмысленность дебатов (за исключением тех людей, которые разделяют ваш телос). Запад продолжает поощрять публичное обсуждение политических, социальных и моральных проблем, но это делается, скорее, по традиции, идущей от древних греков. Но тех рамок (границы города-государства с общим телосом), в которых такой обмен информацией имел смысл, в современных разнородных странах уже не существует. Мы по-прежнему пытаемся использовать старую модель риторики, не замечая обилия совершенно иного культурного пейзажа. Результат – наши пустые, бесконечные, управляемые эмоциями громкие ссоры.

Я не хочу сказать, что мы должны совсем отказаться от обсуждения важных тем. Такие дебаты могут быть полезными в том случае, когда они проходят между людьми, объединёнными общим телосом. Они могут принести пользу и тем людям, у которых нет единого телоса, но которые обсуждают строго прагматичные проблемы, приводя при этом доводы в пользу тех решений, которые могут оказаться наиболее эффективными или целесообразными. Но когда дебаты касаются вопросов, что «правильно», а что «нет», если стороны не объединяет общий телос, то результатом дискуссии всегда будет только пустое и бессмысленное разглагольствование.

Важность принадлежности к сообществу. Хотя совершенно невозможно найти общий телос для миллионов разных людей, вполне возможно и желательно найти меньшее по размерам сообщество аналогично мыслящих людей. Согласно Аристотелю, достижение эвдемонии никогда не совершалось в одиночестве, для этого требуется совместная работа на общее благо. Друзья по общему делу помогают друг другу, и вместе он могут добиться того, что невозможно сделать по отдельности.

Большое значение имеет и то, что такие сообщества вселяют чувство достоинства и моральной гордости за то влияние, которое они оказывают на общую культуру и за тот вклад, который они вносят в её сбережение. Как записал Макинтайр в своей работе «После Добродетели» более чем три десятилетия назад:

«Всегда опасно проводить слишком точные параллели между разными историческими периодами; среди таких наиболее вводящих в заблуждение параллелей находятся и те, которые проводятся между современной Европой и Северной Америкой и той эпохой, когда Римская империя скатилась в Средневековье. Тем не менее, определённые параллели всё-таки есть. Решающий поворот в ту более раннюю эпоху произошёл в тот момент, когда мужчины и женщины добровольно отказались от задачи по укреплению Римской империи и перестали отождествлять сохранность моральных и этических норм со служением этой власти. Вместо этого, они стали ставить перед собой задачи – часто не очень осознавая, что они делают – построить новые сообщества, в которых можно было дать морали возможность выжить в грядущие времена варварства и темноты. Если мои оценки нашего морального состояния верны, то мы должны прийти к выводу, что через какое-то время мы тоже достигнем этого поворотного момента. Это значит, что на данном этапе нашей задачей является строительство малых сообществ, в которых можно будет сохранить интеллектуальную и моральную жизнь в годы нового «Средневековья», которое уже надвигается на нас. И если традиция добродетели смогла пережить ужасы прошлого Средневековья, то и мы имеем все основания для нашей надежды. Однако на этот раз варвары придут не из-за границы: какое-то время они уже правят нами». 

ИСТОЧНИК