Сергей Павлович Королёв. Где правда, где вымысел? Часть вторая.

                                  Авторы второй части статьи:

                    Александр Ясаков, Владимир Ивкин, Григорий Сухина.

Первая часть статьи расположена по настоящей ссылке.

С ответами авторов на вопросы Читателей и на возражения оппонентам можно ознакомиться здесь.

                                                                  ***

«Откуда есть пошла» управляемая ракетная техника нашей страны? Где и когда начали формироваться условия, благодаря которым Советский Союз стал обладателем сначала боевых управляемых дальних ракет, а затем почти сразу космических? В каком месте шкалы времени нужно искать точку отсчёта, с которой стартовал советский ракетный проект, в итоге закончившийся феноменальными результатами? В настоящее время это одни из самых острых, триединых и до конца нерешённых отечественной исторической наукой вопросов.

Каких только ответов на них не приходилось встречать, в том числе в научных исторических трудах! Ряд военно-научных работ по этой тематике выводит советское управляемое ракетное оружие непосредственно от «Катюш». Кто-то в качестве предпосылок к его созданию определяет накопленный опыт ракетостроения в Газо-динамической лаборатории [ГДЛ] и в Группах изучения реактивного движения [ГИРД], а началом – экспериментальные пуски первых ракет этих лаборатории и групп. Прямиком от тех самых, что везли на руках в трамвае на окраину города, а потом несли пешком за несколько километров от неё, чтобы вдали от людей и строений произвести их запуски. Некоторые (причём достаточно известные в своих кругах учёные мужи) идут много дальше и «реальные технико-экономические предпосылки для создания ракет в нашей стране» находят «во второй половине XIII в., когда русскими мастерами был освоен секрет получения пороха» [???!!!]. Во как оказывается! А что ж, интересно, сразу не в каменном веке, в период, когда был изобретён лук со стрелами? Ведь стрела, пущенная из лука, летит по баллистической траектории, совсем как головная часть ракеты! Подобных исходных и по сути своей псевдонаучных посылок, в посвящённых ракетной технике работах, можно найти много. Проблема в другом.

До сих пор ни в одном научном труде, ни в одной научно-популярной или биографической книге прямо и открыто не было сказано, что:

‒ советские управляемые ракеты, в первую очередь дальнего действия, зенитные и самолёты-снаряды, а, следовательно, и крылатые ракеты в основе своей и в большинстве своём имеют исключительно германские корни;

‒ условия для скачкообразного развития советских управляемого оружия и в первую очередь ракет начали формироваться на заключительном этапе Великой Отечественной войны, по мере осознания советским военно-политическим руководством масштабом деятельности Третьего рейха в этой области;

‒ точкой отсчёта, давшей старт советскому ракетному проекту, явились решения советского правительства о детальном изучении немецкой ракетной техники всех типов и о начале работ по её воссозданию.

‒ перечисленные утверждения являются однозначно установленным и неоспоримым историческим фактом.

Нет, безусловно, о масштабном изучении нашими специалистами германской ракетной и реактивной техники на заключительном этапе Второй мировой войны написано и сказано очень много. В этом плане мы здесь Америку не открываем. Но, во-первых, подаётся этот материал всегда в сильно усечённой форме и, во-вторых, с ура-патриотичным толкованием. Типа, да, действительно, немцы далеко шагнули в вопросах создания, разработки и применения ракетного оружия и реактивной техники. Но наши, мол, ведь тоже были не лыком шиты! Им самим и без того многое уже было известно и понятно. Ведь и ГДЛ с ГИРДʹом, и школу РНИИ-НИИ-3 с НИИ-1 прошли, и в закрытых КБ, «шарашками» прозванными, над оружием для Красной Армии поработали! Вот для наших спецов особого труда и не составило скоренько с нацистской техникой познакомиться, быстренько все ошибки немецких конструкторов и инженеров определить, всё улучшить, поднапрячься и сделать уже своё, передовое, отечественное. А в качестве доказательства о знаниях и дальновидности наших спецов приводят, к примеру, проекты баллистической ракеты Д-1 и крылатой Д-2, разработанные Сергеем Павловичем Королёвым в конце войны и предложенные к освоению в письме замнаркому авиационной промышленности Дементьеву В.П. Вот, видите, молвят, и проекты, оказывается, были, и ракеты в них не экспериментальные сконструированы, а уже дальнего действия!

Или другой подход к подчеркиванию каких-то особых знаний и практических результатов наших специалистов ракетного дела на момент знакомства с ракетами Третьего рейха: «Помогли ли Фау-2 нашей ракетной технике?» ‒ спрашивал в своей книге о Королёве С.П. Ярослав Голованов. И тут же отвечал: «Бесспорно помогли».

Да что значит «помогли»?! Когда и кому? Да мы [в значении наша страна] увидели впервые управляемые баллистические ракеты дальнего действия и узнали об их возможностях только при знакомстве с германской Фау-2! И делать свои собственные начали с точного воспроизведения её же! И не только их и с неё. Самолёты-снаряды – с Фау-1. Зенитные ракеты – с «Вассерфаля», «Шметтерлинга», «Рейнтохтера» и «Энциана», реактивные авиационные торпеды – с «Хеншеля-293» и «Фрица-X», реактивные самолёты – с «Мессершмидта-262», «Хейнкеля-162», «Хейнкеля-280» и «Арадо-234», самонаводящиеся авиационные бомбы – с самонаводящихся немецких, гранатомёты – с фаустпатронов, и даже бóльшую часть неуправляемых пороховых реактивных снарядов, ДРСП-1 со всеми ТРС-ами например, тоже делали с немецких образцов. И знаний такого уровня и масштаба, как у немцев по ракетному оружию у нас не было, а опыта и подавно! Даже в мечтах, очень похоже, никому не грезилось, что ТАКОЕ в ближайшем обозримом вообще возможно, в том числе и Сергею Павловичу Королёву!

ГДЛ и ГИРД пишут. Да они на кружки юных техников больше походили, чем на организации, способные обеспечить прорывы в ракетостроении – ни планов, ни программ, ни обеспечения нормального не имели. Работали по принципу «мастерю, что сам хочу».

Из докладной записки члена коллегии Народного комиссариата рабоче-крестьянской инспекции СССР, начальника военно-морской инспекции Куйбышева Н.В. председателю Совета труда и обороны СССР Молотову В.М. от 14 июня 1933 года:

«ГДЛ – является наиболее старой и крупной организацией (организована в 1929 году [реально в 1921-м как «Лаборатория для разработки изобретений Н.И. Тихомирова»]), ведущей изучение реактивного движения. ГДЛ располагает штатом около 200 чел., находится в ведении Управления воен. изобретений [УВИ], числясь для сего времени нештатной единицей. Газо-дин. лабораторией осуществляются работы по реактивному движению и его боевому применению. Работа лаборатории велась и ведётся в крайне неблагоприятных условиях… ГДЛ не имеет ни нужного оборудования, ни фондов на цветные и другие металлы, необходимых для производства реактивных двигателей и снарядов, ни приспособленного помещения для сосредоточия всех работ в одном месте… ГДЛ, находясь с момента своего возникновения в ведении УВИ, не имела со стороны последнего должного руководства и помощи; УВИ не интересовалось работами лаборатории и тем, в каких условиях протекают эти работы…

Группа изучения реактивного движения… организована в 1931 году при Центральном Совете Осоавиахима и в первое время своего существования, совершенно не располагая средствами, помещением и необходимым оборудованием, проводила лишь теоретические работы. К концу года, получив небольшие средства и помещение от Осоавиахима группа, под руководством инженера Цандера, начала разработку реактивного двигателя и снаряда. В 1932 году Упр. воен. изобретений поручило ГИРДʹу разработку ряда объектов на вооружение Красной Армии. Таким образом, с 1932 года ГИРД переходит на субсидирование УВИ, оставаясь в то же время в ведении Осоавиахима. Необходимо констатировать, что как со стороны УВИ, так и со стороны Осоавиахима отсутствовало должное руководство и помощь ГИРДʹу.

ГИРД до сего времени не имеет приспособленного помещения, транспорта, кадров, оборудования и материалов, необходимых средств, а также полигона для испытаний.

Настоящее положение группы и её двойственное подчинение УВИ и Осоавиахиму чрезвычайно вредно отражается на работе; неблагоприятное положение группы ещё усугубилось недавней смертью её руководителя инженера ЦАНДЕРА…

ВЫВОДЫ:

Дальнейшее существование ГДЛ и ГИРДʹа как самостоятельных организаций нецелесообразно ввиду распыления средств и незначительных кадров научно-исследовательских работников по реактивному движению, а также нечёткой организацией работ и параллелизма в них.

1. Исходя из изложенного, Военная инспекция считает необходимым для объединения небольших кадров по изучению реактивного движения и для форсирования проводимой в СССР необходимой, оборонного значения работы, обе группы слить, организовав для этого Научно-исследовательский институт.

2. Вновь организованный институт изъять из ведения Управления военных изобретений и для более тесной связью с промышленностью и обеспечения производственной базой подчинить его ГУАПу НКТПрома [Главному управлению авиационной промышленности Народного комиссариата тяжёлой промышленности]…».

Заслуживающие внимания работы (имеющиеся достижения), выполненные ГДЛ и ГИРДʹом за период своей деятельности, также перечисляются в приводимой докладной записке.

Газодинамической лабораторией были сделаны:

«а) сконструирована пороховая ракета (достигнута гироскопическая устойчивость, попадание при расстоянии в 120 метров);

б) двигатель на жидком топливе силой тяги до 200 кг;

в) работы по катапультированию ракетными снарядами взлёта самолётов (сокращение пробега самолёта)».

Группой испытания реактивного движения:

«а) сконструирован реактивный двигатель силою тяги до 100 кг;

б) двигатель с давлением 60 атм.;

в) воздушный ракетный двигатель;

е) реактивный двигатель на металлическом горючем.

Кроме этих работ, относящихся к 1932 году, имеются:

1) ракеты, действующие с помощью твёрдого бензина, по принципу ракетного действия;

2) находится в стадии проектировании ракета с металлическим горючим».

Приведённый документ достаточно информативен и позволяет воочию убедиться, что наши первые организации ракетного дела – и ГДЛ, и ГИРД – в области проектирования и экспериментального моделирования ракетной техники к моменту их слияния делали только самые начальные и в полуслепую шаги. Никоим образом это не приуменьшает героизм и труд пионеров отечественного ракетостроения, тех, кто в непростых условиях, при большой неустроенности, отсутствии должного внимания со стороны непосредственного руководства, тем не менее, честно, с фантастическим упорством и непостижимым в наше время энтузиазмом делал свою работу, делал, пытаясь и стремясь новый принцип физического движения поставить на служение обществу и Человеку. Всё это бесспорно, в том числе и по отношению к Сергею Павловичу Королёву – одному из первых в числе этих самоотверженных.

Но. Речь о другом. О том, что тот самый зачаточный, совсем ещё маленький, первый опыт проектирования, конструирования и испытания ракет в ГДЛ и ГИРД, хотя, безусловно, и очень важный, не может считаться одной из предпосылок к появлению управляемой ракетной техники дальнего действия в нашей стране. Ибо любая предпосылка, в том числе и историческая, и техническая, и всякая другая есть то, что способствовало или способствует появлению чего-то. А первые наши ракеты, если говорить в действительности о реальных, а не надуманных предпосылках, стали одной из таковых лишь для пороховых снарядов реактивной артиллерии РС-82, РС-132 и последующих образцов аналогичного действия и назначения – М-13, М-8, М-30, М-20, М-31 и др.

Тоже самое относится и к образованному путём слияния ГДЛ и ГИРД осенью 1933 года Реактивному научно-исследовательскому институту (с декабря 1936 г. – НИИ-3), к его преемнику с июля 1942 г., Государственному институту реактивной техники, и к другим отдельным подразделениям, занимающимся двигателе- и ракетопроектированием, как то Ленинградскому ГИРД, КБ-7 Наркомата обороны, реактивной секции Осоавиахима, заводам №№ 67 и 75, группе Курчевского.

Более 150 ракетных двигателей разных типов и порядка 80 реактивных летательных аппаратов было разработано в СССР до Великой Отечественной войны. Но внушительное количество тех и других не переросло в надлежащее качество. Полный цикл испытаний прошли лишь вышеуказанные РС-82, РС-132 и один из последующих образцов пороховых реактивных снарядов М-13, они же только и были приняты на вооружение. Из всего остального списка двигателей, ракет и аппаратов с реактивным движением большая часть на испытания [здесь речь ведётся о полигонных, не стендовых испытаниях] вообще не представлялась и оставалась лишь в моделях или в проектах на бумаге. Та же часть, что всё-таки полётным испытаниям подвергалась, показывала, мягко сказать, ну очень скромные результаты. Да и если быть до конца принципиальными, то сами эти так называемые испытания таковыми, в полном понимании это слова, не являлись. А представляли они собой лишь экспериментальные пуски, основной целью которых было получение ответов на вопросы: взлетит или не взлетит та или иная вновь созданная конструкция, а если взлетит, то как далеко улетит?

Отсутствие в среде советских конструкторов и инженеров единого мнения о том, какие из компонентов ракетных топлив должны использоваться при создании мощных ракет, в условиях выделения государством на ракетную технику и без того не слишком высоких денежных ассигнований, приводило к неоправданному распылению сил и средств. Создаваемые в силу такого положения вещей твердотопливные, гибридные, комбинированные, жидкостные, на высоко- и низкокипящих компонентах, электрические, прямоточные воздушные реактивные двигатели были несовершенными и не обеспечивали достижения высоких и хотя бы надёжных показателей.

Одной из самых серьёзных ошибок на пути развёртывания работ по созданию ракетной техники в середине 30-х годов стало решение руководства РНИИ в лице его директора Клеймёнова И.Т. и главного инженера Лангемака Г.Э. на фактическое свёртывание в институте работ по кислородным ракетным двигателям. И это притом, что топливная пара «жидкий кислород – этиловый спирт» на то время обеспечивала один из самых больших удельных импульсов ракетного двигателя – показатель его эффективности [Jy=3150 м/сек]. Не взяли во внимание даже те факты, что жидкий кислород и спирт использовал в своих работах, как практических, так и теоретических один из основоположников теоретической астронавтики, австрийско-румынский физик и инженер Герман Юлиус Оберт.

Другой основоположник теоретической астронавтики, француз Робер Эсно-Пельтри, после ряда практических опытов свой выбор также остановил на кислороде, а германскими инженерами Клаусом Риделем и Рудольфом Небелем в 1931 году был запатентован ракетный двигатель, работающий на жидком кислороде и 70% спирте. Мало того, о начале широкого использования этой топливной пары в ракетном двигателестроении с приходом тридцатых успела протрубить открытая печать передовых капиталистических государств. Протрубила ещё до того момента, как всяческая информация о ракетах и о том, что с ними связано, «неожиданно» пропала из прессы и научных изданий, то есть была засекречена. Причём обо всём об этом не мог не знать Иван Терентьевич Клеймёнов, который с 1929 по май 1932 год работал в Германии, в Советском торгпредстве, и в круг его прямых обязанностей входило своевременное информирование нашего военного ведомства о новых разработках, изобретениях и характере развития германской авиационной промышленности. А для этого он должен был денно и нощно штудировать всю прессу, специализированные и научные издания, слушать и анализировать все технические и военные новости, собирать слухи, одним словом, вести полномасштабную техническую разведку. И чтобы при таких обязанностях для него оставались тайной нарастающая интенсивность работ по созданию ракет на жидком кислороде, или, к примеру, активная деятельность Рудольфа Небеля на находящемся в черте Берлина «ракетном аэродроме – Raketenflugplatz»? Из области чего-то невероятного!!!

И, тем не менее, без учёта общемировой конъюнктуры в ракетостроении, только лишь на основе мнения Георгия Эриховича Лангемака и ведущего инженера Реактивного института Валентина Петровича Глушко о том, что наиболее перспективным горючим для ракет являются топливная пара «азотная кислота – горючее углеводородной группы», было принято решение о фактическом свёртывании в институте работ по кислородным ракетным двигателям. Причём на тот момент не являлось тайной, что удельная тяга двигателя, работающего на азотной кислоте и керосине [Jy2] имела меньшее значение, чем аналогичный показатель у двигателя, работающего на жидком кислороде и спирте, или другим языком – эффективность оставляемых в разработке двигателей была заведомо более низкой, чем эффективность отвергаемых:

                                        Jy2=3115 м/сек < Jy1=3150 м/сек.

Здесь значение Jy2 приведено для самой эффективной пары «азотная кислота – горючее углеводородной группы», для азотного тетраоксида и нессиметричного диметилгидразина. Для обыкновенной азотной кислоты и керосина, этот показатель был ещё меньшим.

Да, безусловно, от применения жидкого кислорода в боевых ракетах в конечном итоге отказались. Но это имело место уже значительно позже, в шестидесятых. На тот же момент, повторимся, выбор германскими учёными и инженерами в качестве компонентов топлива для ракетных двигателей жидкого кислорода и спирта обеспечила их стране быстрый и грандиозный качественный скачёк в ракетостроении и безусловное мировое первенство в создании управляемого ракетного оружия. Наши ракетные конструкторы и инженеры решили идти тогда своим путём.

При всём этом примечательно, что когда 16 мая 1932 года за № 16288сс заместитель народного комиссара по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета СССР Тухачевский М.Н. представил председателю Комиссии обороны СССР товарищу Молотову В.М. свой доклад-обоснование об организации Реактивного института, в нём были совершенно чётко оговорены задачи, требуемые к скорейшему разрешению этим предполагаемым к созданию учреждением. Цитируем:

«а) теоретическая и практическая разработка вопросов реактивного двигателя с целью использования такового в различных областях военной техники, в первую очередь в области авиации, артиллерии и химии;

б) конструирование и постройка опытных образцов реактивных моторов, работающих на жидком топливе с изысканием наиболее эффективных видов реактивных смесей [здесь и ниже подчёркнуто авторами] и наибольшего коэффициента полезной работы реактивного мотора;

в) организация производства широких опытов с жидкостными реактивными моторами в области их артиллерийского, авиационного и химического применения, с целью получения в кратчайший срок практически эффективных результатов для массового использования реактивных моторов в артиллерийском и авиационном деле».

Ещё бóльшие конкретика, осведомлённость и видение советского военного руководства по проблемам реактивной техники (в первую очередь с жидкостными ракетными двигателями) содержится в докладе заместителя начальника вооружений РККА Николая Алексеевича Ефимова на имя Секретаря ЦК ВКП(б), члена Политбюро ЦК ВКП(б), ближайшего соратника Сталина И.В. Лазаря Моисеевича Кагановича «К вопросу об организации Реактивного Института РККА», датированном 21 октября 1932 года:

«В настоящее время можно указать следующие перспективы реактивного движителя:

1. Сверхдальнобойная артиллерия.

В этой области возможно осуществление тяжёлых, в несколько тонн снарядов для стрельбы на сотни и даже тысячи километров.

2. Наземная ракетная артиллерия, отличающаяся необычной лёгкостью, простотой и подвижностью благодаря ничтожному весу орудия.

3. Высотная авиация. Подъём летательных аппаратов в стратосферу и получение весьма больших скоростей полёта.

4. Вооружение авиации ракетными орудиями крупных калибров.

5. Тяговые ракеты всевозможных назначений, например, для старта и посадки самолётов, для танков, сухопутных мин и т.п.

6. Ракетные аппараты для полётов в межпланетные пространства.

Разрешение всех перечисленных перспектив применения реактивной проблемы теоретически вполне возможно… Реальная проблема неразрывно связана с необходимостью разрешения основного вопроса о реактивном двигателе на жидком топливе, что может быть и должно быть разрешено при создании серьёзной научно-исследовательской и испытательной базы по реактивному делу [здесь подчёркнуто авторами настоящей статьи].

Во всех капиталистических странах ведутся интенсивные работы в области реактивного движения, причём техническое руководство работами принадлежит видным учёным и инженерам. Три-четыре года назад организацией и финансированием работ занимались частные фирмы и предприятия, но уже сейчас наиболее выдающиеся деятели, как, например, Годдар в САСШ [фамилия и аббревиатура таким образом написаны в тексте доклада], Оберт в Германии и ряд других привлечены на службу в военное ведомство, и их работа окружена строгой тайной. Мы имеем сведения, что в Германии организован специальный реактивный аэродром [тот самый, что организовал Рудольф Небель в пределах Большого Берлина, и о котором, выходит, прекрасно знал Клеймёнов И.Т., как, впрочем, и о том, «что по чём» в германском ракетостроении!]; там же в 1929 году основан союз исследователей реактивного дела. Имеются сведения об организации международного об-ва по реактивным проблемам, которое ставит своей задачей очень солидную организацию работ. В 1931 г. группа Небель /Германия/ произвела 120 опытов с горением, 86 пусков с моторами на жидком топливе и 30-ю ракетами. По некоторым данным ещё в 1924 году ракеты Годдора /работает с 1915 г./ поднимались на 30, 90 и 100 километров. В течение 1931 и 1932 г.г. участились сведения о разработке реактивных /ракетных/ снарядов сверхдальнобойного действия. В крупных буржуазных государствах ведётся усиленная работа в этой области. Сообщение норвежской прессы в марте с.г. о сенсационном полёте реактивного снаряда на расстояние около 1.000 км, который упал 31.3.32 г. в Осло и о котором перед этим сообщалось в Берлине, что снаряд предполагается выпустить в районе Мазурских озёр. Это сообщение является лишним подтверждением ведущихся работ с реактивными снарядами сверхдальнобойного действия. Не подлежит никакому сомнению, что в случае войны ракеты немедленно появятся в системе вооружения, и с этой стороны, несомненно, будут иметь место самые разнообразные неожиданности [выделено и подчёркнуто авторами настоящей статьи]».

Осведомлённость Ефимова Н.А., а за ним и высшего военно-политического руководства страны уже в 1932 году поразительна. Предвидение скорого грядущего ошеломляет. Перспективы развития ракетных вооружений определены в докладе в полном объёме. Постановка проблемы предельно ясна – первостепенное значение имеют работы по реактивному двигателю на жидком топливе. Причём, упоминание в докладе уже ставших широко известными в мире имен в области ракетостроения, таких как Обберт, Годдард, Небель, не оставляют сомнений в том, что речь в нём велась в первую очередь именно о кислородных ЖРД. На том же ставило акцент и вышедшее 31 октября 1932 года, то есть год спустя после доклада Ефимова Н.А., Постановление № 104сс/о Совета Труда и Обороны «Об организации Реактивного Института» за подписью его председателя Молотова (Скрябина) В.М.:

«Учитывая имеющиеся достижения и огромные перспективы в деле применения реактивных двигателей и, особенно, жидкостных реактивных моторов [подчёркнуто авторами настоящей статьи] в различных областях военной техники и, в первую очередь, в области артиллерии, авиации и химии, СОВЕТ ТРУДА И ОБОРОНЫ постановляет:

1. Организовать в систем НКТяжпрома [Народного комиссариата тяжёлой промышленности] Реактивный Институт […]».

Сопутствующее уточнение. Бытующее в настоящее время и широко распространённое мнение, что «умный» и деятельный Тухачевский М.Н., видя перспективы ракетного оружия, всеми силами и быстро пытался организовать в стране Реактивный институт, а «тупой» наркомвоенмор Ворошилов К.Е. всячески это дело тормозил и ему препятствовал, не является исторически достоверным. Затягиванию принятия решения об учреждении такого института более чем на год способствовали совершенно другие ответственные должностные лица, в том числе и сам Михаил Николаевич Тухачевский. Но об этом, как к неотносящемуся напрямую к теме данной статьи, мы расскажем как-нибудь в другой раз (может быть).

Итак. В качестве главной задачи созданному путём объединения ГДЛ и ГИРД Реактивному научно-исследовательскому институту была определена интенсивная работа над жидкостными ракетными двигателями с одновременным изысканием наиболее эффективных для них видов реактивных смесей. А что же происходило на практике, после начала научно-исследовательских, опытно-конструкторских и экспериментальных работ?

Декларируя в докладах государственному руководству на словах о серьёзных перспективах ракетного оружия с жидкостными ракетными двигателями, о своих достижениях, которых в реалиях ещё не было, и, запрашивая на реализацию этих целей крупные ассигнования (например, в докладах Клеймёнова И.Т. от 27 октября 1935 г. на имя Сталина И.В. и от 4 ноября 1935 года «Боевое применение ракет» в Совет труда и обороны СССР, направленный за подписью Лангемака Г.Э.), первые руководители РНИИ на практике поступили иначе. Вместо того чтобы развернуть исследования и проектные работы широким фронтом по основным обозначенным направлениям, рамки деятельности института и его подразделений были ими значительно сужены. Помимо отмеченного выше фактического прекращения работ над кислотными жидкостными двигателями, остановили и работы по созданию баллистических ракет на жидкостных ракетных двигателях. Все основные усилия коллектива РНИИ были переориентированы:

‒ на разработку и усовершенствование 82- и 132-мм пороховых реактивных снарядов и на их основе – химических снарядов ближнего действия, осветительных, сигнальных и дымовых ракет, реактивных ускорителей взлёта самолётов;

‒ на проектирование жидкостных и комбинированных ракетных двигателей, работающих на высококипящих компонентах топлива (азотная кислота/керосин; азотная кислота/керосин/порох НГВ), планируемых для установки на летательные аппараты различного назначения;

‒ на создание и испытания планерных конструкций, именуемых сотрудниками РНИИ «крылатыми ракетами» и «воздушными торпедами»;

‒ на проектирование и разработку авиационных реактивных бетонобойных бомб.

Недостаточно обоснованное и скоропалительное решение о фактическом свёртывании работ по кислородным ЖРД и баллистическим ракетам повлекло за собой серьёзный внутренний конфликт внутри РНИИ. Часть способных и уже с бесценным опытом конструкторов и инженеров, таких как Полярный А.И., Чернышёв Н.Г., Корнеев Л.К., Зуев В.С., Иванов П.И., Эйхманс М.И., Ионов А.Ф. и др., не примирилась с волюнтаристским решением руководства института и уже в 1935 году покинула его стены. Последовали неминуемые в таких ситуациях дробление потенциала, вслед за ним – выделяемых государственных средств, начало работ отделившейся группы на необустроенном месте (в составе вновь образованного КБ-7 Наркомата обороны), и в итоге – непозволительная потеря времени и возможностей в целом.

О том, с какой результативностью и как заканчивалось большинство разрабатываемых тем по созданию новых конструкций и ракет в РНИИ-НИИ-3, позволяет наглядно увидеть анализ работ, выполненных в реактивном институте под руководством Сергея Павловича Королёва. Приводим полный перечень таковых:

1. Проект планерлёта СК-7 [«Сергей Королёв № 7»] – летательного аппарата, сочетающего в себе достоинства планера (высокое аэродинамическое качество, малую посадочную скорость, ограниченную нагрузку на крыло) с возможностью маневрирования самолёта. Работа была начата в 1933 году в связи с растущей потребностью народного хозяйства страны в воздушном транспорте и к концу 1936 года близилась к завершению. Но уже в следующем году работу прекратили за ненадобностью.

2. Крылатая ракета 06/I, она же 06Д, непосредственная разработка инженера Щетинкова Е.С. Ракета неуправляемая, устойчивость в полёте обеспечивали экспериментально подобранной балансировкой моделей. Оснащалась жидкостным гибридным реактивным двигателем от ракеты «ГИРД-09», разработки группы Тихонравова М.К. В двигателе использовалось топливо смешанного агрегатного состояния, жидкого кислорода и сгущенного бензина. В мае 1934 г. было проведено три пуска ракеты, первый и третий оказались неудачными, во втором она пролетела только 100 метров по восходящей траектории. По данному проекту работы закончили без продолжения.

3. Проект крылатой ракеты 06/II c гибридным двигателем от ракеты «ГИРД-09» (как и у предыдущей 06/I). Непосредственная разработка инженера Щетинкова Е.С. Длина ракеты составляла 2,3 метра, размах крыла – 3 метра, расчётная дальность – 15 км. Испытание ракеты проводилось 10, 11 и 16 марта 1935 года, методом пусков с катапульты, имеющей длину 21 метр. Из трёх проведённых пусков только первый был признан успешным – ракета пролетела около 80 метров. Остальные два закончились неудачно. Повторные испытания ракеты 06/II провели 11 апреля 1936 года. Пуск завершился успешно, но на сколько, в источниках не сообщается.

Проект дальнейшего развития не получил, но явился основой для разработки следующего проекта ракеты с индексом 06/III.

4. Крылатая ракета 216 (проект 06/III)» с кислородно-спиртовым двигателем «02» (поздняя модификация двигателя «ОР-2» конструкции Цандера Ф.А.). Непосредственная разработка инженера Щетинкова Е.С. Длина ракеты – 2,3 метра, начальный вес – 81 кг, размах крыла – 3 метра, расчётная дальность – 15 км. Первоначально управлялась по заранее заданной программе рулями высоты и с помощью элеронов. Пуск производился со специальной катапульты. Разгон осуществлялся с помощью трех пороховых ракет, смонтированных на тележке. Первое испытание состоялось 9 мая 1936 г. Высота управляемого полёта составила 600 м, дальность – 1,5 км. Расчётная дальность достигнута не была, ракета при этом отклонилась от плоскости стрельбы на 1,4 км, упала и взорвалась. После ряда проведённых доработок, в первую очередь системы управления (ракету оснастили двухстепенным гироавтоматом продольной и поперечной устойчивости конструкции Пивоварова С.А.), полёты возобновились в октябре 1936 года, но положительных результатов не дали. В планы работ на 1937 год ракету 216 не включили.

5. Крылатая ракета 212 (проект 06/IV, с декабря 1936 – ракета 312) с двигателем «ОРМ-65-1» конструкции Глушко В.П., работающим на азотной кислоте и керосине. Длина ракеты – 2,59 м, размах крыла – 3,05 м, полный вес – 165 кг, тяга двигателя – 150 кг. Разрабатывалась с марта 1936-го. Удержание ракеты в плоскости стрельбы должен был обеспечить сконструированный своими силами трёхстепенной гироавтомат конструкции Пивоварова С.А. 17 ноября 1936 года проводилась проверка устойчивости полёта макетов ракеты после отрыва от катапульты. Результаты оказались неудачными, оба макета были разбиты. Весь 1937 и первую половину 1938 года шли стендовые испытания конструкции. При таком испытании 29 мая 1938 года в результате взрыва Королёв С.П. получил ранение. Вскоре последовал его арест и, как следствие, завершение участия в проекте. Лётные испытания «объекта 212» продолжили только в 1939 году. Было сделаны две попытки запуска, обе оказались неудачными – ракеты в полёте не обеспечивали расчётной траектории. Работы по 212-й прекратили.

6. Крылатая ракета 201 (с декабря 1936 – ракета 301). Конструкция 301-й аналогична конструкции 212-й, отличие – в назначении. 301-я ракета предназначалась для пусков с самолета по движущимся воздушным целям и по наземным объектам. Предполагалась управляемой, как для стабилизации и управления полётом, так и при наведении на цель. Однако система управления сделана не была. Ракета не испытывалась. Работы по проекту закрыли одновременно с закрытием работ по 212-й ракете.

7. Пороховые крылатые ракеты 217. Непосредственные разработки инженера Дрязгова М.П. Предназначались для поражения с земли воздушных движущихся целей. Стабилизация и управление ракетами в полёте планировалось осуществлять телемеханическими приборами, при полёте ракет по световому лучу от прожектора, направленному на цель. Систему управления должен был разрабатывать Институт телемеханики, сами ракеты – РНИИ. Ракету выполнили в двух вариантах, 271/I и 217/II:

‒ крылатая ракета 217/I. Выполнялась по самолётной схеме. Начальный вес составлял 120 кг, размах крыла – 2,2 м, длина ракеты – 2,27 м, тяга – 1850 кг, расчётная дальность – 6,8 км. Запуск ракеты осуществлялся с пускового станка;

‒ крылатая ракета 217/II, четырёхкрылая, бесхвостая, с симметричным расположением крыльев. Характеристики аналогичны предыдущим, за исключением размаха крыла, который составлял 0,785 м.

Испытания ракет проводились в 1935-1936 гг. путём запуска большого количества моделей и нескольких пусков самих ракет, но без приборов телеуправления и стабилизации – они так и не были разработаны. Наибольшая дальность у ракет 217 составила 1 км, высота подъема 300-500 м. Ракета 217/1 после старта на расстоянии полёта в 1 км уходила в сторону от первоначального направления до 100 м, затем переходила вираж с последующим падением. Ракета второго варианта 217/II летала точно в плоскости стрельбы, но расчётных дальности и высоты не достигала. Проект пороховых зенитных крылатых ракет дальнейшего развития не получил.

8. Планер СК-9 и ракетоплан РП-218-1.

Планер СК-9 первоначально разрабатывался для дальних буксировочных перелетов и полетов на дальность вдоль грозового фронта. Был сконструирован и изготовлен к лету 1935 года. Участвовал в полётах на XI съезде планеристов в Коктебеле, в Крыму, в сентябре того же года. Длина планера составляла чуть менее 7,5 метров, размах крыльев – 17 метров, вес в полёте – 460 кг. Стал основой для конструируемого ракетоплана.

Ракетоплан РП-218-1 (с декабря 1936 артикул был изменён на 318-1) задумывался и реализовывался в качестве летательного реактивного аппарата для полётов человека в стратосферу. В качестве конструкции использовался планер СК-9, оснащённый жидкостным ракетным двигателем ОРМ-65 конструкции Глушко В.П. Ракетоплан разрабатывался в 1936-1940 годах: до конца июня 1938-го – под руководством Королёва С.П., после его ареста 27 июня того же года – без участия Сергея Павловича. Первые огневые стендовые испытания аппарата начались 16 декабря 1937 г. и продолжались вплоть до февраля 1938 г. Их общий итог был положительным, что позволило перейти к разработке плана лётных испытаний, прерванной арестом Королёва С.П. Работы по объекту «318-1» почти сразу остановили. Возобновили в конце того же года.

Ведущими конструкторами по «королёвскому» ракетоплану стали инженеры Щербаков А.Я и Палло А.В. На планер СК-9 установили новый двигатель РДА-1-150 конструкции Леонида Степановича Душкина, который [двигатель] при прочих характеристиках, близких к характеристикам ОРМ-65, был легче последнего на 2 кг и имел в 2,5 раза большее время работы. После проведения свыше сотни новых огневых испытаний и четырёх контрольных полетов в буксировочном режиме, 28 февраля 1940 года состоялся первый полёт ракетоплана, пилотируемого летчиком-испытателем Владимиром Павловичем Фёдоровым. Объект 318-1 стартовал с летящего на высоте 2600 метров самолёта-матки Р-5 и после непродолжительного полёта на реактивном двигателе до высоты в 2900 м и достижении максимальной скорости в 140 км/ч благополучно приземлился на аэродроме.

10 и 19 марта 1940 года состоялись ещё два полёта ракетоплана с включением ЖРД. Носившие чисто экспериментальный характер в целях ответа на тот же самый вопрос «полетит – не полетит», все три полёта объекта 318-1 тогда признали успешными. Вместе с тем разработчикам и членам комиссии по испытаниям стало очевидным, что ракетоплан 318-1 с ЖРД РДА-1-150 достичь расчётных высоты полёта в 25 км и скорости в 1080 км/ч (300 м/сек) на h=3 км не сможет ни при каких условиях. К работе над ним больше не возвращались, ракетоплан Королёва С.П. был разобран, и в августе 1941 года, в связи с участившимися налётами немецкой авиации на Москву, сожжён.

К числу реактивных летательных аппаратов, выполненных под руководством Королёва С.П., ряд источников относит также ракеты ГИРД Р-1 (09) и ГИРД-X.

Что касается изделия ГИРД Р-1 (09) – ракеты на гибридном двигателе «09», первый удачный пуск которой состоялся 17 августа 1933 года, то есть почти перед самым образованием РНИИ, – то она разрабатывалась группой под руководством Михаила Клавдиевича Тихонравова. Степень участия Сергея Павловича Королёва в этой работе определялась тем, что он на заключительном этапе разработки и начале испытаний этой ракеты занимал должность начальника ГИРД и нёс ответственность, как за работу всех подчинённых ему групп, так и за организацию и ход любых испытаний. Работа над ракетой после первых экспериментальных пусков не продолжалась.

Ракета ГИРД-X с жидкостным двигателем «10», работающем на жидком кислороде и этиловом спирте и имеющем тягу в 70 кг, была идеей и разработкой Фридриха Артуровича Цандера. После его смерти, наступившей 28 марта 1933 года, работу над его ракетой закончили уже под руководством Сергея Павловича Королёва. Её первый пуск состоялся 25 ноября 1933 года. Ракета взлетела вертикально, достигнув высоты порядка 80 метров. Дальнейшие работы по ракете не проводились.

Мы перечислили и дали характеристику всем изделиям, которые разрабатывались под руководством Королёва С.П. в период от завершающего этапа деятельности ГИРД и образования РНИИ до Великой Отечественной войны. Те планеры и самолёты, что были сконструированы Королёвым С.П. и воплощёны в конкретные образцы по его чертежам до момента формирования РНИИ, равно как и их нереализованные проекты, здесь не учитывались. По той причине, что этот первичный интерес к авиации на становление его как конструктора, прежде всего ракет и летательных аппаратов, использующих энергию реактивного движения, если и влиял каким-то образом, то достаточно опосредованно (в силу отличных друг от друга физических принципов движения самолёта и ракеты).

Представленный столь подробно перечень ракет и других конструкций, разработанных под руководством Сергея Павловича Королёва, а также их краткие описания и сведения об испытаниях позволяют сделать несколько следующих умозаключений.

В рассмотренный период времени:

Первое. Сфера практической деятельности Королёва С.П., его интересов, знаний а, следовательно, и накапливаемого опыта находилась вне области конструирования и создания баллистических управляемых ракет. По ракетам этого класса (как ближнего, так и дальнего действия), ни им лично, ни под его руководством не выполнялось никаких проектов, расчётов, не осуществлялось конструирование, не проводились испытания. Думаем, что здесь нет необходимости говорить об огромной и принципиальной разнице между конструкциями управляемых баллистических ракет и летательными аппаратами, создаваемыми в Реактивном институте, а также между характерами их полета и действующими на них нагрузками.

Второе. Сфера деятельности Королёва С.П. ограничивалась только созданием ракетоплана и так называемых «крылатых ракет» различного назначения. Касательно понятия «крылатые ракеты» вносим разъяснение. Именуемые так звучно своими создателями, те конструкции исполнения РНИИ-НИИ-3, с точки зрения современных знаний, такими в действительности не являлись. Отличие их от крылатых ракет нашего понимания – в качественной стороне вопроса.

Понятие «крылатые ракеты» в том смысле, какой вкладываем мы в него сейчас, появилось после Второй мировой войны. Тогда к ним стали относить беспилотные летательные аппараты, осуществлявшие свой полёт к цели посредством аэродинамической подъёмной силы, создаваемой несущими крыльями ракеты, и по траектории, отрабатываемой системой управления, либо автономной инерциальной, либо комбинированной. К настоящему времени в приведённом определении, по сути, мало что изменилось. Разве что теперешние крылатые ракеты отрабатывают свой полёт точно по заданной программе, посредством навигационного сканирования местности и с подключением в контур системы управления ракеты глобальной спутниковой навигационной системы.

Автономная инерциальная система управления строилась и строится по принципу определения параметров движения ракеты (в первую очередь ускорения и угловых скоростей) на протяжении всей траектории её полёта специальными установленными на ней приборами и устройствами. Отклонения полученных параметров от расчётных устраняются путём выдачи исполнительных команд на органы управления – поворотные рули, сопла, систему стабилизации. Органы управления, в свою очередь, возвращают ракету на расчётную траекторию и обеспечивают, в конечном счёте, попадание её в точку прицеливания. Впервые на боевой ракете автономная упрощенная инерциальная система управления была применена в Фау-1. Она осуществляла автоматическую корректировку полёта ракеты по курсу (направлению) и по высоте. Управление по крену (вращению) в этой ракете не реализовывалось из-за её хорошей, относительно продольной оси, аэродинамической устойчивости.

Поскольку в первых образцах крылатых (и баллистических) ракет из-за несовершенства и больших погрешностей автономных систем управления приемлемую точность попадания в цель обеспечить было невозможно, стали применять комбинированные системы управления, в которых помимо автономных систем входили и системы радиоуправления. Такие системы с помощью специальных радиолокационных станций вели контроль нахождения ракеты в плоскости стрельбы и вырабатывали исполнительные команды органам управления ракеты на устранение отклонений от расчётной траектории в боковом направлении. Некоторые системы радиоуправления дублировали автономные ещё и в определении скорости полёта ракеты и тем самым уменьшали её отклонение по дальности.

Практически для всех первых послевоенных отечественных ракет, что осуществляли свой полёт к цели посредством аэродинамической подъёмной силы несущих крыльев, применялась комбинированная система управления (в ракетах 10ХН, 15ХН, 16ХН, КС системы «Комета», КСС системы «Стрела», ФКР-1 системы «Метеор», КСЩ, С-2 системы «Сопка» и др.). Такие боевые летательные аппараты их современники в нашей стране первоначально называли самолётами-снарядами. Термин «крылатая ракета» на всех государственных уровнях – у разработчиков, производственников, принимающих решения лиц – начал уверенно звучать с 1952-1953 годов. Звучать тогда, когда для участников процесса создания новых видов вооружений стало совершенно очевидно, что системы управления ракет, использующих в полёте аэродинамическую силу своих крыльев, нужно строить на принципах астронавигации. Только таким образом можно было обеспечить автономный и точный полёт ракет и попадание их по целям, находящимся на больших удалениях от места старта (пуска). Обеспечить попадание по тéм целям, важность поражения которых (независимо от возможностей создаваемой стратегической авиации), определяла международная обстановка и тенденции её развития. Ракеты, чьи системы управления «научили» прокладывали путь по звёздам и солнцу, получили название крылатых.

В течение 50-х годов термины «самолёт-снаряд» и «крылатая ракета» чётко различались и существовали параллельно, обозначая разные по принципам наведения летательные аппараты, использующие в полёте аэродинамическую силу крыльев. Под одним понятием все такие аппараты объединили в самом конце того же десятилетия приказным порядком – к «крылатым ракетам» отнесли их все, независимо от типов применяемых систем управления.

Таким образом, когда уже в наше время кем-либо произносится термин «крылатая ракета» – хоть на профессиональном, хоть на обывательском уровне – всегда имеется ввиду ракета управляемая. И читая где-нибудь в статьях или книгах утверждения о том, что Сергей Павлович Королёв впервые в нашей стране начал создавать крылатые ракеты, и (или) что одна из них 9 мая 1936 года (в других интерпретациях – 5 мая 1934 г., 29 января 1939 г.) совершила свой первый исторический полёт, мы однозначно принимаем, во-первых, это за правду, во-вторых, считаем те летающие ракеты именно управляемыми.

Но в действительности ведь было совсем не так! Ни для одной летательной конструкции, что проектировались и разрабатывались под руководством Сергея Павловича Королёва до войны, система управления сделана не была. Имели место попытки её сделать, но результата не было. Даже для ракеты 212 (312), считающейся наиболее удачной конструкцией среди его так называемых «крылатых ракет», сконструированный гироавтомат представлял собой не систему управления в прямом её значении, а только лишь устройство, с помощью которого пытались удержать летательный аппарат в плоскости стрельбы. Что-то типа простейшего автопилота, к тому же так и оставшегося неработоспособным. Ни одну ракету в плоскости стрельбы те «системы управления» и близко не удержали. Да и сами, «крылатые ракеты» Реактивного института, по сути дела, не летали. Лучший полёт «лучшей» 216-й, рассчитанной на дальность в 15 километров, закончился на значении в 1,5, и ракета в то же время «умудрилась» отклонится в сторону на 1,4 километра. При всём притом этот полёт выполнялся… вообще без системы управления. Для 216-й ракеты двухстепенной гироавтомат сконструировали уже позже, но с ним она летать «не захотела». И 212-я (312-я) с расчётной дальностью в 80 километров и уже с трёхстепенным гироавтоматом вела себя аналогично. Максимум, что она «сумела» показать, это высоту в 250 метров, при расчётной в 6500. На сколько хватило её по дальности, до сих пор загадка.

Никто никогда не задумывался, а почему всё-таки «крылатые ракеты» исполнения РНИИ-Королёв не летали? Даже те экземпляры, в которых не было системы управления? Ответы на эти вопросы, не задумываясь, не изучая и не анализируя, всегда давали и дают одни и те же: опыта было мало, работать мешали, в испытательных пусках ограничивали, времени на отработку не хватило, в первую очередь, из-за ареста в 1938-м. И как резюме – если бы не арест, «то к началу войны наша армия имела бы: ракетный истребитель-перехватчик (тема 318), крылатую ракету весом 150 кг с дальностью полёта 50 км (тема 312), управляемую крылатую ракету класса «воздух-воздух» (тема 301)…». Последняя цитата из статьи кандидата технических наук А. Баженова «Одни лишь факты», опубликованной в журнале «Наука и жизнь» за 1988 год (№ 12, с.76-79). Не берёмся сказать, на каких расчётах учёный от техники А. Баженов сформулировал такую убеждённость, выскажем результаты собственных исследований данного вопроса.

На протяжении всего времени, от момента начала проектирования первой своей так называемой «крылатой ракеты» до ракетоплана РП-318-1 включительно, Сергей Павлович Королёв и его группа пытались заставить летать конструкции типа планер-самолёт на двухкомпонентных ракетных двигателях, не нашедших во всей последующей мировой практике конструирования и создания крылатых ракет практического применения. Два качества таких двигателей обусловили их использование только в баллистических ракетах. Это способность развивать огромную мощность, позволяющую преодолевать даже земное притяжение, и очень малое время работы при одновременной и очень большой потребности в сжигаемых компонентах топлива: в окислителе и горючем.

Первое качество двухкомпонентных ракетных двигателей – большая развиваемая ими тяга – неизбежно приводит к возникновению по отношению к летящей на таком двигателе конструкции многих возмущающих моментов, обусловленных неоднородностью атмосферы, физикой движения и характерами работы самого двигателя. Это, в свою очередь, накладывает жёсткие ограничения на форму летательных аппаратов, работающих на двухкомпонентном топливе. Не случайно все баллистические ракеты, от первых их образцов, имели и имеют обтекаемые формы: сигарообразные, конусные, форму карандаша. Главное в них – отсутствие конструктивных элементов, далеко выступающих за пределы корпуса, как то крыльев, хвостового оперения, шасси, то есть элементов, являющихся основными несущими, управляющими и неотъемлемыми частями самолётов.

Компенсация возмущающих моментов при полёте баллистических ракет больших мощностей (в Фау-2 и всех последующих) реализовывалась и реализовывается только с помощью систем управления ракетами – автономных или комбинированных. Подобная компенсация в летательных аппаратах планерных или самолётных конструкций (то есть с далеко выступающими за пределами корпуса элементами) оказывалась в действительности также возможной. Но, как было установлено всем ходом создания ракетных и ракетно-авиационных систем, она оказывалась возможной лишь при относительно небольших мощностях применяемых в таких летательных аппаратах двухкомпонентных ракетных двигателей и только двумя способами. Либо путём создания и интегрирования в летательную конструкцию полноценной системы управления её реактивным движением, либо за счёт ручного управления с помощью пилота.

Первый способ советские конструкторы и инженеры реализовывать даже не намеревались, и возможность управления движением летящего под действием реактивной силы летательного аппарата в довоенный период рассматривали исключительно через призму опыта авиастроения. Управлять процессом полёта пытались традиционными для авиации методами и способами, с помощью рулей высоты, хвостового оперения и элеронов. В области проектирования и создания первых отечественных управляемых ракет это была настоящая ахиллесова пята. Она перестала быть таковой только после ознакомления наших специалистов с системами управления германских ракет дальнего действия – Фау-1 и Фау-2.

Поэтому все конструкции разрабатываемых под руководством Королёва С.П. так называемых «крылатых ракет», не имеющих в своем составе полноценно работающих систем управления, с началом движения сразу оказывались ‒ в первую очередь их выступающие элементы конструкции ‒ под воздействием мощных возмущающих моментов, образуемых работающим ракетным двигателем, физикой движения и встречным воздушным потоком. И по существу ещё не начавшись, все испытания заканчивались либо аварийно, либо преждевременным приземлением.

Попытку пилотируемого (ручного) управления авиаконструкцией, совершающей полёты на двухкомпонентных ракетных двигателях, впервые осуществили на ракетоплане РП-318-1 конструкции Королёва С.П.–Щетинкова Е.С. Вторую – на самолёте БИ, созданном уже во время войны специалистами КБ Болховитинова В.Ф. (самолёт) и КБ НИИ-3 Душкина Л.С. (двигатель). В Германии по такому же проекту и фактически параллельно шли работы над «Мессершмидтом-163». Не вдаваясь в детали и перипетии всех перечисленных работ, а также, не говоря о степени отработки каждого из этих проектов, необходимо отметить как факт: главным недостатком указанных летательных аппаратов с жидкостными ракетными двигателями, работающими на двухкомпонентном топливе, являлось очень малое время их полёта. Все попытки его увеличить наталкивались на неразрешимую проблему обеспечения длительной работы двигателя необходимыми запасами окислителя и горючего. Проблема для этих и подобных им конструкций так никогда и не была решена. Что однозначно позволяет сделать заключение о бесперспективности выбранного Королёвым С.П. и руководством РНИИ-НИИ-3 направления по созданию крылатых ракет на двухкомпонентных жидкостных ракетных двигателях.

В этом ключе остаётся совершенно непонятным:

‒ исходя из каких соображений осуществлялся выбор данного направления;

‒ как проводились проектные работы, инженерные расчёты, в первую очередь по нагрузкам, а также на предмет соответствия выбранной конструкции поставленным целям и характеристик выбранного двигателя (имеющихся на данный момент и перспективных) характеру решаемых задач;

‒ каким образом осуществлялась проверка и защита проектов перед руководством и на научно-техническом совете;

‒ как именно анализировались неудачи в экспериментальных полетах, и шла работа над ошибками.

Сдаётся, что большая часть из перечисленного выполнялась без опоры на точный физико-математический расчёт, и уж точно без надлежащего сопровождения со стороны руководства института и долженствующей с его же стороны организации научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ.

В любом случае вполне очевидно, что вне зависимости от того, как развивались бы события в Реактивном институте, избеги Сергей Павлович Королёв и Валентин Петрович Глушко ареста в 1938 году, ни о каком к началу Великой Отечественной войны боеспособном советском ракетном истребителе-перехватчике не могло быть и речи. Так же как и о боевых крылатых ракетах советского производства. Даже доведённый до серийного производства и участия в боях германский пилотируемый «Мессершмидт-163» оказался бесперспективным. Хотя работал, в отличие от подобных советских конструкций, на топливной паре, дающей при сгорании значительно меньшую удельную тягу двигателя, а, следовательно, был более легким в управлении. Ни одно из государств-победителей во Второй мировой войне не стало реанимировать эту конструкцию в своих образцах и вставать на такой путь развития авиации. Реактивную авиацию все страны создавали и множили на турбореактивных (воздушно-реактивных) двигателях, а самолёты-снаряды (управляемые крылатые ракеты) – на пульсирующих воздушно-реактивных двигателях. Оставляя в стороне технические тонкости, только лишь отметим, что оба типа указанных двигателей используют однокомпонентное топливо, они очень экономичны и работают продолжительное время.

Так что горестную вышеприведённую сентенцию учёного от техники А. Баженова и поданный им заголовок статьи «Одни лишь факты» оставляем на его совести. Грусть здесь в другом. Он, А. Баженов, не разобравшись в сути вопроса, но конъюнктурных соображений ради, авторитетом своей учёной степени «кандидата технических наук» ввёл в долгое заблуждение миллионы читателей. Да и не только он. Многие сотни статей всемирной паутины под названием Интернет сейчас вещают в точности так, не зная и одновременно скрывая историческую правду.

Изложенный фактологический материал и всесторонний анализ, проведённый авторами настоящей статьи на основе архивных документов, позволяет констатировать:

А. Летательные аппараты с реактивными двигателями, что были разработаны в РНИИ-НИИ-3 под руководством Сергея Павловича Королёва под названием «крылатые ракеты», с крылатыми ракетами послевоенного и настоящего времени ничего общего не имеют. Разве что использование общего принципа подъемной силы, заставляющей летающий аппарат лететь в воздушном пространстве, и основ устойчивости, позволяющих этому аппарату в полёте не упасть. Прямой конструктивной преемственности и единых принципов построения между «крылатыми ракетами» РНИИ-Королёв и всеми без исключения образцами послевоенного оружия с таким же названием не существует. Нет ни одного элемента конструкции, узла или конструктивной связки довоенных советских «крылатых ракет», которые были бы применены в крылатых ракетах послевоенного времени.

Б. Разрабатываемые в довоенном СССР «крылатые ракеты» в абсолютном своём большинстве представляли собой планерные конструкции, которые пытались приспособить к полёту на реактивных двигателях. Выбор в качестве таковых двухкомпонентных ракетных двигателей явился принципиальной, стратегической инженерной ошибкой, которая не только не позволила на протяжении нескольких лет создать устойчиво летающую конструкцию, но не имела никаких перспектив в будущем.

С рядом больших оговорок крылатой ракетой исполнения РНИИ-Королёв можно было бы назвать пороховую ракету 217/II и отнести её к классу неуправляемых крылатых ракет. Но в любом случае работа над указанной ракетой не имела бы продолжения, потому что такой класс ракет в мировом ракетостроении дальнейшего развития не получил.

В. Конструирование контуров управления для «крылатых ракет» РНИИ-Королёв в довоенное время начали развивать по пути разработки простейших самолётных автопилотов, а не полноценных систем управления реактивным движением ракеты. Но даже, несмотря на это, тогда не удалось создать ни одного хотя бы частично функционирующего автопилота.

Г. Идущие в разработку «крылатые ракеты» Реактивного института по своему назначению определялись, безусловно, как оружие, но ни для одной из них не была проработана головной часть (боевой отсек), не были определёны типы заряда и взрывателей. Имеющие каждый свой вес, плотность, другие учитываемые при расчётах характеристики, они при дальнейшей установке на готовое изделие должны были прямым образом повлиять на его лётные качества в целом. Отсутствие внимания к данной проблеме со стороны непосредственных разработчиков и руководства института (причём на протяжении всего процесса конструирования, от расчётов до испытаний) свидетельствует либо о недостаточном понимании проблемы, либо о несерьёзности намерений по реализации программы создания такого типа оружия для РККА.

Д. Обязательное подчёркивание в литературе и публикациях по ракетно-космической тематике фактов о состоявшихся пусках тех или иных образцов довоенных «крылатых ракет» есть стремление авторов продемонстрировать читающей аудитории особую значимость и результативность работ довоенного времени, а равно их прямую связь с последующими успехами советских учёных и конструкторов в создании и развитии ракет дальнего действия и космических. В действительности прямой связи между комплексами и результатами работ, проводимых и полученных до Великой Отечественной войны и в послевоенную эпоху, не существует.

То же самое относится и к ракетоплану РП-318-1. В экспериментальных полётах он и близко не обеспечивал расчётных значений, а развитие ракетостроения по этому пути, как и в случае с «крылатыми ракетами» (из-за тех же самых ошибок принципиального характера, что уже были отмечены выше), оказалось тупиковым. Не правомерно и в этом случае проводить прямую связь или говорить о преемственности между «королёвским» РП-318-1 и орбитальным кораблём «Буран» советской многоразовой транспортной космической системы, утверждения о чём иной раз можно встретить в публикациях.

К аналогичному заключению ещё в 1967 году пришёл один из пионеров отечественного ракетостроения Евгений Сергеевич Щетинков, соратник Королёва С.П. по ГИРД и РНИИ, автор и разработчик крылатых ракет 06/I-06/III и один из авторов ракетоплана РП-318-1. По авторитетному мнению Щетинкова Е.С. схемы и конструкции крылатых ракет и ракетопланов, получивших применение значительно позже [т.е. после войны] разрабатывались нашими конструкторами фактически заново. [Однозначно идентифицировать о каких разрабатываемых послевоенных ракетопланах вёл речь Евгений Сергеевич, нам пока не удалось, но вполне вероятно, что о ракетопланах МП-1, М-12, Р-1, Р-2, создаваемых под руководством Челомея В.Н., а также об авиационно-космической системе «Спираль»].

Третье. Все без исключения работы над летательными реактивными аппаратами, проектируемыми и исполняемыми в конкретных формах под руководством Сергея Павловича Королёва, были завершены либо как малоперспективные, либо по недостижению расчётных значений. Ни одно из изделий в ходе проведения испытаний, и в первую очередь те из них, на которых делались попытки организовать систему управления, не показало устойчивого полёта или приемлемой надёжности. Ни один из его летательных аппаратов не был принят на вооружение РККА.

Вернёмся к вышеприведённому перечню работ, выполненных в 30-е годы под руководством Королёва С.П., и последовательно посмотрим на выделенные подчёркиванием места, то есть только на названия изделий и конечные по ним результаты… Картина очевидна.

Но была ли в том прямая вина Сергея Павловича? И да, и нет. Да в том смысле, что он, как руководитель направления, не смог организовать работу групп таким образом, чтобы добиться конечных или хотя бы значимых промежуточных результатов. Не сумел он убедить и своё непосредственное руководство в лице Клеймёнова И.Т. и Лангемака Г.Э. в необходимости продолжения тех или иных работ, обрисовать и доказать перспективность возглавляемого направления или отдельных его составляющих, или хотя бы добиться увеличения количества пусков по программам испытаний своих изделий. Зная наперёд о необыкновенных напористости и целеустремлённости Королёва С.П. в дальнейшем, тому может быть только одно объяснение. Он сам для себя чётко не представлял, куда и как двигаться. И лучшее тому доказательство, или следующая причина неуспеха (установлена выше) – выбор тупикового пути развития ракетостроения в виде попыток создать планерные конструкции, летающие на двухкомпонентных жидкостных ракетных двигателях.

В рассматриваемый период времени у Королёва С.П. просматривалась только одна в известной степени очерченная цель – полёт в стратосферу. И из всех возглавляемых им проектов он (за него) реализовал(ли) этот проект наиболее успешно.

Ещё одной причиной неуспеха советских специалистов в области разработки управляемого ракетного оружия в довоенное время стало непонимание ими важности одновременных и параллельных работ над системами управления ракет, равно как и над собственно ракетами, а также того, каким образом такие системы строить. Как отмечалось ранее, вместо прямого управления реактивным движением стремились и пытались лишь стабилизировать направление полёта.

В ряде советских и современных работ, посвящённых истории развития отечественного ракетостроения в довоенное время, их авторы пытаются объяснять неудачи в создании систем управления ракет отсутствием на тот момент в нашей стране соответствующих условий. Не согласимся с этим. Во-первых, потому что «отсутствие условий» ничего не объясняет, во-вторых, из-за того, что их «отсутствием», как правило, пытаются объяснять всё, что объяснить не могут.

Внимательное изучение развития СССР в период до Великой Отечественной войны показывает: с конца 20-х – наступлением 30-х годов в стране начался процесс небывалого роста интереса и внимания со стороны государства к таким областям человеческих знаний, как радиотехника, электротехника, радиолокация, радиосвязь. С того же времени получают своё активное начало соответствующие отрасли промышленности, электротехническая и радиотехническая. Ведётся активный поиск всех возможных направлений применения новых технических средств и приборов, и в первую очередь в области обороны. Кто-то непременно возразит, что, мол, этот процесс находился тогда ещё в зачаточном состоянии и в полной мере не мог обеспечить потребностей зарождающегося ракетостроения. Возражаем категорически!

Мировой опыт показывает: не бывает развития одностороннего, только системное. Отрасли науки и техники не могут существовать и развиваться независимо друг от друга. Но исключительно в тесной взаимосвязи. Причём успех и переход в новое качественное состояние одной напрямую и в полной мере зависит от уровня развития другой. Яркие тому примеры – создание атомного оружия и реактивной авиации в нашей стране в послевоенное время, когда для достижения цели и получения конечных продуктов открывали новые области научных исследований и создавали целые отрасли промышленности. И всё это развивали комплексно и параллельно!

Для зарождающегося в довоенную эпоху в нашей стране ракетостроения как раз тех самых комплексности и параллельности в работе и не хватало. А требовалось для этого, в первую очередь, наладить процесс тесного взаимодействия и обмена между заинтересованными сторонами, чего Клеймёнов И.Т. и Лангемак Г.Э. – руководители ведущего в стране научно-исследовательского учреждения – организовать не смогли. Или не захотели. И довести до Правительства о необходимости организации такого рода работ тоже. А Сергей Павлович Королёв, получается, особенно и не настаивал (на своём уровне полномочий и компетентности). Не сделал Институт телемеханики обещанную систему управления для ракет 217/I и 217/II, да и ладно. Не сумели заставить гироскопические автопилоты для 216-й и 212-й полноценно отрабатывать свои программы, ну и Бог с ними. Глядишь, со следующей ракетой, что-нибудь и получится… Не получилось. Ни с одной. И получиться без серьёзной организации работ не могло. Ни при каких условиях. Чуда, не бывает. Тем более в науке и технике.

Существенной причиной неуспеха советских конструкторов и инженеров в области разработки управляемого ракетного оружия, или «нет» вины Королёва С.П. в неудачных результатах этого процесса, являлось недостаточное со стороны Правительства материальное обеспечение таких работ в целом и управляемых образцов в частности. Хотя в данном аспекте нельзя не учитывать одного важного обстоятельства. А именно того, что если Правительство Советского Союза в условиях многолетнего острого государственного бюджетного дефицита и могло осуществить достаточное финансирование научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ над первыми отечественными образцами ракет дальнего действия, то лишь при условии полного со своей стороны понимания конкретных перспектив этого процесса, возможностей конечного продукта и ориентировочных временных рамок получения практических результатов. Но ничего из перечисленного ответственные должностные лица – руководители государственного уровня Клеймёнов И.Т. и Лангемак Г.Э. в течение нескольких лет представить не могли.

Что бросается в глаза при внимательном изучении подписанных ими отчётных или докладных документов того времени? Прежде всего, отсутствие в них взвешенных и сбалансированных планов развития в средне- и долгосрочной перспективах, равным образом предметных и просчитанных комплексных предложений по определению направлений исследований и приоритетных работ в назревшие [к принятию] решения Правительства; во-вторых, игнорирование тенденций и опыта ракетостроения других стран; в-третьих, недостаток аргументированных обоснований своим собственным решениям; в-четвёртых, непонимание или нежелание увидеть важности развития в первую очередь управляемого ракетного оружия.

Перечисленное характеризуется вполне определённо – как отсутствие у руководства института стратегического видения и его, руководства, неумение организовать полноценное функционирование вверенного ему учреждения. Причём не простого учреждения, но первенствующего в своей области и по государственной значимости. Добавим к этому факт, отмеченный нами выше, как то отдача приоритета развитию пороховых неуправляемых реактивных снарядов за счёт закрытия или фактического замораживания других направлений исследований и опытно-конструкторских работ, и очередная причина неуспеха нашей страны в создании управляемых ракет в довоенный период станет очевидной. И эта причина заключалась в неспособности руководства РНИИ-НИИ-3 своевременно понять важности и перспективности развития (движения) в направлении создания управляемых реактивно-ракетных систем, определения на этой основе вектора приложения усилий коллектива и государства (специальных государственных институтов), разработки и формирования соответствующих комплексных предложений и планов, доведения и защиты таковых на правительственном уровне.

Ввиду отсутствия перечисленных качеств у первых руководителей РНИИ-НИИ-3 прямым следствием такого положения стало превращение ими деятельности Реактивного института в узконаправленную, по собственному пониманию и интересу. В качестве примера. 1934-1936 годы. Ещё ни одно изделие РНИИ не принято на вооружение, большинство толком не летает, приоритетные реактивные пороховые снаряды имеют большое рассеивание и низкую надёжность. Но товарищ Клеймёнов И.Т. уже вовсю хлопочет о присвоении членам Научно-технического совета института учёных степеней кандидатов технических наук по совокупности работ без защиты диссертаций.

Теперь вернёмся ещё раз к тем перспективным направлениям работ, что в октябре 1932 года были определены для вновь создаваемого РНИИ в докладе заместителя начальника вооружений РККА Ефимова Н.А. [выделены курсивом], и коротко перечислим результаты, достигнутые институтом за период руководства им Клеймёновым И.Т. и Лангемаком Г.Э:

1. Сверхдальнобойная артиллерия [здесь в значении – баллистические ракеты дальнего действия]. В этой области возможно осуществление тяжёлых, в несколько тонн снарядов для стрельбы на сотни и даже тысячи километров.

Анализ содержательной части данного приоритетного направления приложения усилий РНИИ и результатов проводимых по нему институтом работ не позволяет при современном уровне исследований сформировать полную и объективную картину того, каким образом и на основе каких исходных данных определялись пути достижения цели по рассматриваемому направлению работ и принимались соответствующие решения. На данный момент по обозначенной проблеме имеет место пока только двоякое предположение о том, что руководство Реактивного института в лице Клеймёнова И.Т. и Лангемака Г.Э. либо до конца не понимало, что от него на этом месте требовалось, либо сознательно изменило концепцию подхода к решению полученной задачи.

Казалось бы, в какóм направлении здесь нужно было вести поиск и проводить изыскания, всё яснее ясного. Ведь любые артиллерийские системы при производстве выстрела, во-первых, всегда отправляют снаряд по баллистической траектории, во-вторых, сами артиллерийские снаряды представляют собой бескрылые и бесперьевые обтекаемые конструкции. А, следовательно, и начинать надо было именно с них, причём с алгоритма, издавна принятого в высшей технической школе. То есть с постановки задачи на исследование, с формулирования, что дано и что нужно найти с последующим же определением функциональных зависимостей и систем уравнений, проведением расчётов, анализом полученных результатов, ну и далее, собственно, по классической схеме решения любой прикладной задачи. Но что мы видим, происходило в действительности?

В тех рамках и в той установке, в каких задача озвучивалась заместителем начальника вооружений РККА Ефимовым Н.А., это направление хоть и было первоначально открыто для исследований, но уже скоро работу по нему прекратили. При этом серьёзных инженерно-технических расчётов и комплексных исследований здесь даже не начинали. Хотя, казалось бы, первоначально, у Реактивного института имелись все возможности для успешного создания баллистических ракет на жидком топливе. Ракеты ГИРД Р-1(09), ГИРД-X, а также спроектированные в ГДЛ реактивные летательные аппараты РЛА-1, РЛА-2, РЛА-3, РЛА-100 давали тому немалый задел. Но товарищи Клеймёнов И.Т. и Лангемак Г.Э. приняли решение ограничиться лишь конструированием двигателей, причём приоритетным видом топлива для них определили пару азотная кислота – керосин. В то же время двигателем, имеющим лучшую тягу, в РНИИ стал всё-таки работающий на жидком кислороде и 96% спирте – «12/К» конструкции Душкина Л.С. Он имел массу в 15 кг и обеспечивал тягу до 300 кг.

Более того, его применили в ракете «АвиаВНИТО», которая при пуске 15 августа 1937 года взлетела на высоту порядка 3000 метров. Кстати, ракета «АвиаВНИТО» была единственно созданной в стенах Реактивного института с 1933 по конец 1937 года, показавшей столь высокий результат. При всём притом разрабатывалась она группой Тихонравова М.К. на общественных началах, то есть не в рамках плановой работы. Но выдающийся для своего времени результат её полёта не повлиял на табу Клеймёнова И.Т. и Лангемака Г.Э. в отношении жидкостных баллистических ракет. Работу по развитию полётных качеств ракеты «АвиаВНИТО» не продолжали. По двигателю «12/К» формально да – он получил цифровое обозначение «205» – но у руководства этот научно-инженерный поиск не нашёл ни понимания, ни поддержки.

А вот двигатель на азотной кислоте и керосине «ОРМ-65», разработанный под руководством Глушко В.П., по показателю тяги стал в РНИИ только вторым. При массе в 14,26 кг он развивал тягу до 170 кг. Создаваемая на нём «крылатая ракета» 212 (213) летать так и не захотела. При этом работам Валентина Петровича Глушко руководители РНИИ-НИИ-3 отдавали не только приоритет на словах и на деле, но предоставляли максимальные в работе удобства и оказывали всяческую и прямую поддержку.

Остаётся до сего дня непонятным, прежде всего, следующий момент. Почему в рамках решения определенной Наркоматом обороны СССР первой для РНИИ по важности задачи о создании сверхдальнобойной артиллерии, то есть баллистических ракет дальнего действия, руководители института вдруг повели исследования и работы над созданием лёгких планерных конструкций, летающих с невысокими скоростями и предназначенных для доставки к цели небольшого «полезного» груза? Такие конструкции стали именовать «крылатыми ракетами» или «воздушными торпедами», хотя, безусловно, не последнюю роль в даче столь громких именований сыграло стремление руководства института и непосредственных исполнителей повысить статус и важность проводимых работ в глазах высокого начальства.

Возвращаясь к вопросу о том, почему, по каким причинам была изменена концепция подхода к решению задачи о проведении работ в направлении создания баллистических ракет дальнего действия, необходимо заострить внимание ещё на одном особенно интересном и пока необъяснимом факте. Ведь директору РНИИ-НИИ-3 Клеймёнову И.Т., было отлично известно, что немцы, в частности группа Рудольфа Небеля, на своём Берлинском полигоне уже с начала 30-х годов вовсю экспериментировала запусками именно ракетными снарядами, то есть не крылатыми, а собственно ракетами! И, тем не менее, это направление в Реактивном институте развивать не стали. Для непосвящённых Читателей сделаем уточнение. Именно из группы Р. Небеля «вырос» Вернер фон Браун, один из главных авторов и создателей первой в мире баллистической управляемой ракеты дальнего действия «Фау-2».

В рамках поднятых вопросов на данном уровне исследований в любом случае очевидно одно: уже с момента образования Реактивного института была произведена подмена понятий и смена приоритетов, сознательно или по недомыслию его руководителей, еще предстоит выяснять в ходе дальнейших архивных изысканий.

2. Наземная ракетная артиллерия, отличающаяся необычной лёгкостью, простотой и подвижностью благодаря ничтожному весу орудия.

В процессе выполнения работ по данному направлению институтом были созданы пороховые реактивные снаряды РС-82 и РС-132. Начало по ним активной работы относится к 1928 году, а пóроха и пороховых зарядов для них – к 1921-му. Зачинателями и инициаторами порохового направления в советской реактивной технике являлись русско-советский инженер и изобретатель Николай Иванович Тихомиров и его последователь и ближайший соратник Владимир Андреевич Артемьев. Активным продолжателем – Георгий Эрихович Лангемак.

Созданные к 1936 году усилиями многих, снаряды РС-82 и РС-132 на нитроглицериновом порохе обладали очень большим рассеиванием (крайне низкой точностью) и невысокой надёжностью при стрельбе. Требованиям Главного артиллерийского управления (ГАУ), выступающего заказчиком такого типа оружия, не удовлетворяли. Варианты боевого применения этих реактивных снарядов, как нового артиллерийского средства поражения (с полевой установки, с танка, с корабля), предложенные Клеймёновым И.Т. и Лангемаком Г.Э., для ГАУ и Наркомата обороны оказались также неприемлемыми.

В целях повышения эффективности боевого применения пороховых реактивных снарядов за счёт стрельбы одновременно большим их количеством по крупноразмерным целям и площадям, Главное артиллерийское управление (не Клеймёнов И.Т. и Лангемак Г.Э.) в начале 1937 года определило для НИИ-3 двуединую задачу: разработать новый специальный [зажигательный] 132-мм реактивный снаряд и многозарядную реактивную пусковую установку для залповой стрельбы этими снарядами. В установленный срок задача выполнена не была. Уточнённую задачу ГАУ вновь повторило в июне 1938 года, но уже новому руководству Реактивного института, директору Слонимеру Б.М. и главному инженеру Костикову А.Г. Они возглавили НИИ-3 после ареста Клеймёнова И.Т. и Лангемака Г.Э. и, будем объективными, успешно эту задачу решили.

3. Высотная авиация. Подъём летательных аппаратов в стратосферу и получение весьма больших скоростей полёта.

Задача не была выполнена. Ракетоплан РП-318-1 к моменту смены руководства института только проходил заключительную подготовку к первым огневым стендовым испытаниям. Но и в дальнейшем полёты ракетоплана в стратосферу с человеком, тем более на больших скоростях, остались недосягаемой целью.

Характерная деталь. Работа по данному направлению и над созданием ракетоплана выполнялась исключительно одержимостью и целеустремлённостью Королёва С.П. Директор РНИИ-НИИ-3 Клеймёнов И.Т. и главный инженер института, он же председатель научно-технического совета Лангемак Г.Э. включать ракетоплан в программы работы долгое время отказывались. Благодаря своим непреклонной воле и напористости, Королёву С.П. всё же удалось это сделать в 1936 году. Поэтому тот факт, что работа по направлению «высотная авиация» в институте всё-таки шла, а не была «задвинута» принадлежит явно не Клеймёнову И.Т. с Лангемаком Г.Э., но только Сергею Павловичу Королёву.

4. Вооружение авиации ракетными орудиями крупных калибров.

По сути, единственно направление работы института, в котором удалось добиться реальных результатов, причём под непосредственным руководством Лангемака Г.Э. и Клеймёнова И.Т.

Позволим напомнить, что главным недостатком разрабатываемых в течение длительного времени 82- и 132-мм пороховых реактивных оперённых снарядов являлось их большое рассеивание (низкая точность) при стрельбе. В качестве наземных артиллерийских боеприпасов они не годились. В результате теоретических исследований, опытных данных, полученных ещё в ГДЛ, и проведённых разносторонних изысканий [значит могли, когда хотели?!] было установлено, что наиболее эффективным способом уменьшения рассеивания оперённых реактивных снарядов является увеличение начальной скорости полёта и особенно скорости схода их с направляющих, а также медленный поворот снаряда вокруг своей продольной оси. В 2-2,5 раза требовалось увеличить скорость схода снаряда с пусковой направляющей, чтобы получить приемлемый показатель кучности. Этот результат теоретических изысканий в 1935-1936 годах под руководством Лангемака Г.Э. проверялся стрельбой РС-82 и РС-182 с истребителей И-15, И-16 и скоростных бомбардировщиков СБ.

Результаты стрельб с самолётов по наземным целям подтвердили, что рассеивание испытываемых реактивных снарядов с летящего самолёта уменьшается в разы по сравнению со стрельбой на земле. После разработки в первой половине 1937 года новой самолётной пусковой установки и войсковых испытаний 82-мм снарядов, проведённых в июле-декабре того же года на полигоне под Киевом, пороховые реактивные снаряды РС-82 были приняты на вооружение истребителей И-15, И-16 и И-153. А в июле 1938 года, вслед за успешными испытаниями снарядов РС-132, последние также приняли на вооружение скоростных бомбардировщиков СБ.

По свидетельству советских изданий авиационные реактивные системы залпового огня получили боевое крещение в ходе воздушных боёв на Халкин-Голе в августе 1939 года. В этом вооружённом конфликте, как отмечалось в итоговых докладах командования, успешно действовало звено истребителей-ракетоносцев капитана Звонарёва Н.И., сбивших в 14 воздушных боях (85 боевых вылетах) 13 японских самолётов. Такая результативность по утверждению советских источников подтвердила высокую эффективность принятых на вооружение авиационных реактивных снарядов. Проверить эти утверждения в советское время было нереально. Возможности появились лишь в последние годы, когда в целях установления исторической истины и объективной картины прошедшего историки и исследователи некогда воюющих против друг друга стран начали широко использовать научные труды друг друга. В результате кропотливой работы российских исследователей истории авиации было установлено, что:

‒ во-первых, советские военные в предоставляемых наверх сводках в период воздушных боёв на Халгин-Голе очень часто завышали цифры воздушных побед своих лётчиков, и поэтому получить на сегодняшний день объективные данные о том, сколько в точности самолётов противника было сбито новыми реактивными снарядами РС-82, не представляется возможным. Особенно с учётом того, что для японских лётчиков применение советской истребительной авиацией нового авиационного реактивного вооружения тогда вообще осталось незамеченным;

‒ во-вторых, принятая на вооружение авиации в 1937 году реактивная системы огня РС-82 в воздушных боях показала в действительности низкую эффективность. Она по-прежнему демонстрировала большое рассеивание, а отсутствие на снарядах дистанционных взрывателей требовало от лётчика очень точного определения расстояния до цели, что во время скоротечного боя выполнить было крайне проблематичным. Поэтому в подавляющем большинстве случаев реактивные снаряды РС-82 рвались с недолетом или с перелетом. Более того, даже в случаях правильного расчёта лётчиком дистанции, поражение вражеского самолёта не гарантировалось, так как таймер установленного на снаряде взрывателя давал большой разброс моментов срабатывания. В довершение ко всему, имеющийся на самолете комплект реактивных снарядов в количестве восьми штук был явно недостаточен для ведения напряженного воздушного боя.

Вот такую «боевую эффективность» демонстрировали принятые на вооружение пороховые авиационные реактивные снаряды РС-82 – разрабатываемые в течение многих лет и выпестованные Лангемаком Г.Э. и Клеймёновым И.Т. детища РНИИ-НИИ-3. А теперь давайте аппроксимируем этот факт на те же реактивные снаряды, но только применительно к наземной артиллерии. Если рассеивание авиационных было в разы меньше наземных (т.е. при стрельбе такими же снарядами, но с земной поверхности), и при этом эффективность первых в боевых условиях всё равно оставалась низкой, то какие показатели эффективности и рассеивания имели снаряды, разрабатываемые в Реактивном институте для наземной артиллерии??? Вопрос не риторический и без сарказма. Найти цифровые значения таких показателей в советских источниках невозможно. Их, скрывая, никогда не публиковали. Не готовы пока этого сделать и мы. Но метод аппроксимации позволяет безошибочно утверждать, что рассеивание (точность) пороховых реактивных снарядов РС-82 и РС-132, используемых в качестве снарядов наземной артиллерии, было чрезвычайно большим, а варианты их использования, предлагаемые Лангемаком Г.Э. и Клеймёновым Г.Э., – совершенно неприемлемыми [см. выводы пункта 2 настоящего перечня].

В Советско-Финской войне 1939-1940-х и в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов РС-82 и РС-132 продолжали демонстрировать низкую эффективность. По этой причине, а также из-за невысоких боевых качеств авиационных реактивных систем в сравнении с обычным стрелковым вооружением самолётов, от их использования в воздушных боях против самолётов противника отказались. Единственным вариантом боевого применения РС-82 и РС-132 до конца войны оставалась штурмовка больших площадных наземных целей. Но и в этом случае их боевая эффективность при небольшом весе взрывчатого вещества снарядов продолжала оставаться низкой (даже в сравнении с авиабомбами малого калибра, 10- и 25-килограммовыми). Все попытки в условиях войны форсированными темпами улучшить показатели кучности и эффективности снарядов РС-82 и РС-132 (путём оснащения их бронебойными и новыми осколочно-фугасными боевыми частями) к ощутимым результатам не привели. До самого конца использования в Советской Армии этого типа вооружения существенно повысить его боевые качества, даже при больших усилиях и затратах, так и не смогли.

5. Тяговые ракеты всевозможных назначений, например, для старта и посадки самолётов, для танков, сухопутных мин и т.п.

Пороховые ускорители для реактивного старта самолётов начали разрабатываться ещё со времён ГДЛ, чуть позже стартовали и работы над ускорителями на жидкостных ракетных двигателях. Однако, несмотря на продолжительный срок отработки и тех и других, к 1938 году не один из них не был принят на вооружение РККА. К разработке ускорителей для танков и сухопутных мин, насколько удалось выяснить, и вовсе не приступали.

6. Ракетные аппараты для полётов в межпланетные пространства.

Задачи по данному направлению не ставились, расчёты не проводились, работы не рассматривались и не начинались.

Таким образом, получается следующая «картина маслом». Из шести направлений, определённых к развитию при создании Реактивного института, широкие исследования и масштабные работы в период руководства институтом Клеймёновым И.Т. и Лангемаком Г.Э. велись только по двум, причём сведённым ими фактически в одно. Три других направления приоритетного развития не получили, в том числе то из них, которое Наркоматом обороны определялось первым и главным. Масштабы по ним работ, объёмы выделяемых средств, привлекаемых сил были по отношению к получению обязательных и приемлемых результатов явно недостаточными. Какой-либо серьёзной заинтересованности в форсировании или расширении фронта таких работ руководители института не проявляли. По одному из трёх указанных направлений деятельность не была прекращена только благодаря Королёву С.П. Шестое направление приложения усилий – возможный путь к прорыву Человечества в космос – Клеймёновым И.Т. и Лангемаком Г.Э. во внимание вообще не бралось. Здесь не пытались провести хотя бы теоретические расчёты на предмет оценки перспектив.

В итоге только по одному из определённых к развитию направлений удалось достигнуть реального результата. Причём лишь в четвёртом по важности, с большим трудом и серьёзными затратами. При всём том, принятые на вооружение РККА два типа реактивных авиационных снарядов в течение всего времени их боевого применения устойчиво демонстрировали высокое рассеивание и низкую эффективность стрельбы. Многочисленные и многолетние попытки эту ситуацию хоть как-то изменить оказались безрезультатными.

По всем остальным направлениям конечных результатов не было, в отдалённой перспективе ‒ тоже.

И наконец, самой серьёзной ошибкой, а может быть и вполне осознанным шагом, стал отказ Клеймёнова И.Т. и Лангемака Г.Э. от работ над баллистическими ракетами. Он оставил нашу страну в преддверии мировой войны вне гонки за лидерство, и даже вне возможностей получения боевого результата.

Для полноты картины по оценке деятельности тандема Клеймёнов И.Т. – Лангемак Г.Э. посмотрим ещё на эффективность работы РНИИ-НИИ-3 под их руководством. И с этой целью вернёмся к тому месту в докладе Куйбышева Н.В. от 14 июня 1933 года, в котором он перечисляет достижения ГДЛ и ГИРД на момент предоставления доклада [указаны курсивом], и сравним их с достигнутыми Реактивным институтом результатами на конец 1937 года.

1. По заделам Газо-динамической лаборатории:

"а) сконструирована пороховая ракета (достигнута гироскопическая устойчивость, попадание при расстоянии в 120 метров).

Результат: созданы два реактивных снаряда калибром 82- и 132-мм для вооружения истребителей и бомбардировщиков. Первый принят на вооружение в декабре 1937-го, второй – будет принят полугодом позже.

б) двигатель на жидком топливе силой тяги до 200 кг.

Результат: лучший из созданных – двигатель ОРМ-65 конструкции Глушко В.П., имел тягу до 170 кг. Результат являлся промежуточным, так как ни одной устойчиво летающей на этом двигателе конструкции сделать не удалось.

в) работы по катапультированию ракетными снарядами взлёта самолётов (сокращение пробега самолёта)».

Результат: ни один такой снаряд (заряд) не принят на вооружение.

2. По заделам Группы испытания реактивного движения:

"а) сконструирован реактивный двигатель силою тяги до 100 кг.

Результат: создан двигатель «12/К» конструкции Душкина Л.С. с тягой до 300 кг; дальнейшие работы по нему поддержки у руководства не нашли и в конечном итоге были прекращены.

б) двигатель с давлением 60 атм. Артикул двигателя авторами не идентифицирован.

Результат: данных по показателю давления в двигателе «12/К» пока не найдены, но у следующей 205-й модели, работающей на тех же компонентах, давление в камере сгорания составляло всего лишь 12,87 атмосфер. Результат являлся промежуточным по причине неиспользования двигателя в дальнейшем.

в) воздушный ракетный двигатель. Артикул двигателя авторами не идентифицирован. Разрабатывался группой Победоносцева Ю.А., занимавшейся направлением воздушно-реактивных двигателей.

Результат: К концу 1937 года по данному двигателю реальных результатов не имелось.

С 1935 года в РНИИ также проектировался воздушно-реактивный двигатель, предназначенный для создания скоростной авиации (он являлся прототипом тех двигателей, которые впоследствии стали основными для реактивных самолётов). К концу 1937 года ничего осязаемого по этому направлению не сделали.

е) реактивный двигатель на металлическом горючем. Артикул двигателя авторами не идентифицирован.

Результат: Судя по тому, что работающего на таком горючем двигателя в перечне работ НИИ-3 не значится, результата по нему был отрицательным.

Кроме этих работ, относящихся к 1932 году, имеются:

1) ракеты, действующие с помощью твёрдого бензина, по принципу ракетного действия.

Результат: ракета ГИРД Р-1 (09). Совершила первый удачный полёт 17 августа 1933 года. После окончания экспериментальных пусков дальнейшие работы по ракете не проводились.

2) находится в стадии проектировании ракета с металлическим горючим». Ракета авторами не идентифицирована.

Результат: В перечне работ НИИ-3 не значится. Результат – нулевой.

По приведённым сравнениям подробные пояснения излишни. Они сами по себе достаточно информативны, прежде всего, своим главным выводом об очень низкой результативности Реактивного института в рассматриваемый период времени. Согласны, часть невыполненных работ можно объяснить научно-инженерным поиском, который далеко не всегда приводит к конечному результату. Но видеть в этом основную причину невыполнения подавляющего числа тем, большинство из которых год за годом включалось в планы разработок, однозначно неправильно.

Применительно к приведённым сравнениям на предмет оценки эффективности работы Реактивного института в период руководства им Клеймёновым И.Т. и Лангемаком Г.Э. ставим акцент на следующем моменте. Перечень достижений ГДЛ и ГИРД, которые приводил в своём докладе председателю Совета труда и обороны СССР Молотову В.М. Николай Владимирович Куйбышев, не были взяты им с потолка. Но получены от руководителей этих организаций, то есть от товарищей Клеймёнова И.Т. и Королёва С.П., возглавившего ГИРД после смерти Цандера Ф.А. И первое, что бросается в глаза в представленных этими должностными лицами сведениях – их ограниченная объективность.

В двух случаях в качестве достижений приводятся показатели, цифровые значения которых даже спустя четыре года достигнуть не смогли(!). Ещё в двух случаях (воздушно-реактивный двигатель и двигатель на металлическом горючем) выдавалось желаемое за действительное, ибо на момент представления данных такие двигатели устойчиво не работали. Два раза за достижения выданы проводимые работы, результат по которым был далеко неизвестен (по сокращению пробега самолётов и по ракете на металлическом горючем).

Таким образом, по шести из девяти анонсируемых достижений руководители ГДЛ и ГИРД представили в Народный комиссариат рабоче-крестьянской инспекции и далее в Совет труда и обороны страны заведомо необъективную информацию! Из оппонентов кто-нибудь обязательно скажет, что делалось сие из благих намерений. Увы. Необъективная информация, представленная государственными служащими в Правительство, есть должностное преступление.

Анализ отчётных и итоговых документов Реактивного института того времени свидетельствует: практика предоставления необъективных докладов со стороны Клеймёнова И.Т., а потом и Лангемака Г.Э. имела место и в дальнейшем. Рапортовали о достижениях, которых не было, скрывали то, чего скрывать не имели право, не докладывали о том, о чём докладывать нужно было в обязательном порядке. В их трагическом финале, уверены, это сыграло свою, и не последнюю роль. Так же, как и сорванная работа по большинству основных направлений деятельности ведущего в своей отрасли научно-исследовательского учреждения страны.

Иван Терентьевич Клеймёнова и Георгий Эрихович Лангемак не являлись теми людьми, которые, были способны обеспечить прорыв отечественного ракетостроения в довоенное время. Но на них печальном опыте учился будущий выдающийся организатор советских космических побед, Сергей Павлович Королёв. Прежде всего тому, как не надо руководить.

                                                     (Продолжение следует)