Такая рыбалка

Рыбаки – это такие люди. Они ездят на рыбалку. Ну, там, по выходным, в праздники, во время отпуска или еще кому как повезет. А все остальное время они либо готовятся к рыбалке, либо мечтают о ней. Я это так знаю, потому что отец у меня заядлый рыбак и все мое детство - счастливое, надо отметить, - прошло в крючках, поплавках, палатках, лодках и рыбацких кострах, благо в Белоруссии рек и озер предостаточно. Я твердо усвоил причины, по которым рыбалка может быть отменена, такие как: землетрясение, прямое попадание метеорита, внезапное испарение всех водоемов, высадка вражеского десанта и т.п.

Поэтому совсем не удивился, когда в первый же день моей службы в Эфиопии ко мне подошел техник по авиадесантному оборудованию Слава Шестов и спросил этак буднично, по-простому, записывать ли меня на рыбалку на ближайшее воскресенье. Есть тут, мол, озера с водопадами километрах в ста от столицы, места чудные - понравится.

И правда, чё б не порыбачить? Подумаешь, война. Что ж теперь, на рыбалку не ездить в законные выходные? И стоило тогда в такую даль переться? Записался, короче.

....................................................................

Воскресенье, четыре часа утра. Ночь - глаз выколи (ноябрь все-таки). Пальмы на чёрном фоне какие-то призрачно-белесые. Холод собачий. Вчерашний день провел в Годе – маленькой деревушке на границе с Сомали, там было +50 С. Думал – всё, конец, сваримся тут сейчас в кому и сдохнем. А тут градусов 5, не больше. В Аддис-Абебе превышение 1300 метров над уровнем моря, считай что горы. Лязгая зубами и проклиная все на свете бегу в столовую, куда уже со всех сторон стягиваются любители экстрима. Невыспавшиеся, хмурые тени в теплых лётных куртках сосредоточенно завтракают, тихо переговариваясь, затем так же тихо проводят перекличку по списку. По ходу дела знакомлюсь, многих еще не успел узнать. Потом идем получать оружие, и я оторопело смотрю на пулемет. Ничего себе рыбацкие снасти.… И мне Калашникова всучили, ткнув пальцем в графу, где надо за него расписаться. Неуютно как-то стало. Спал бы себе сейчас, не – припёрло вот.

Подъехал крытый ГАЗ-66, все мрачно и молча загрузились и тронулись в путь. Народ сразу как-то так ловко и деловито спать повалился, а я всё возился с автоматом, пытаясь как-то его пристроить, и всё не получалось, - железяка такая строптивая - пока на меня не цыкнули и автомат не отобрали. Тогда сразу провалился в сон, как в омут и проснулся от жуткой боли в паху: водитель резко затормозил, Калашников въехал между ног, а кто-то сверху еще и навалился. Ну ё-моё! Доброе утро, блин, страна!

Снаружи голоса, ругань. Слышу, переводчика зовут, меня то есть. Полог откинули – а вот никакое и не утро. Ночь еще не закончилась, прожектор бъет по глазам, какие-то склады кругом, колючая проволока, солдаты в чужой форме, офицер, муть какая-то вокруг. Ничего не соображаю со сна. Господи, ну за каким хреном меня сюда понесло? Спал бы сейчас и горя не знал, так нет – рыбалки ему захотелось. Постепенно прихожу в себя и выясняется, что мы приехали на блокпост на выезде из города и нас не хотят выпускать, потому что комендантский час, потому что у нас нет каких-то самых главных документов, почему-то там еще... в общем, все запутано, затянуто и на нервах. Местный английский я, оказывается, понимаю с большим трудом (это я себе льщу: я его порой вообще не понимаю, и иной раз даже не понимаю, что ко мне обращаются именно по-английски).

Кругом грязно, темно и холодно, переговоры грозят зайти в тупик, но тут брезент нашего кузова опять откидывается и появляется Слава с пулеметом и начинает орать что-то на амхарском. Немая сцена. Я глупо хлопаю глазами – неудобно как-то перед представителями власти - и вдруг с ужасом вижу, что Слава пьян просто нереально. В стельку. Оглядываюсь на старшего группы – ёй! – и он такой же! Да когда ж они нажраться-то так успели, мы ж все вместе завтракали?! Не иначе, пока ехали. Ну да, залезли под тент – и давай водку пьянствовать. А в машине и развезло. Старший наш в ответ начинает орать на Славу. Слава тяжело переваливается через борт и прет на старшего. Орут друг на друга. На амхарском (!). Офицерик пытается их разнять. Кино.

Всё, гроб и свечи. Сорри, оказался не готов к такому стыдобищу. Хочется пойти и провалиться сквозь эфиопскую землю, что б куда-нибудь сразу на Марс и утопиться там. Сажусь на какие-то ящики, достаю сигарету и пытаюсь закурить. Руки дрожат, спички одна за другой ломаются. Боже, какой дурдом. Закрываю глаза. К высоким переговаривающимся сторонам с обоих концов стекаются все новые участники дебатов. Ну вас к чертям, - встаю и иду к машине, к нашему водителю. Это солдат-срочник. Никакого интереса к происходящему он не проявляет и спокойно говорит, что это обычная картина, задолбали уже повторениями. Хоть бы раз когда стрельнули, что ли. Сейчас утихнут, выпьют спитра и разойдутся с миром, а в следующий раз опять все повторится.

Так и вышло.

Едем себе дальше, но, во-первых, кончилась дорога, и мы скачем по каким-то оврагам, во-вторых, занялось утро, и народ как-то весь ожил, приободрился, заговорил, в-третьих, под тент стала заползать красная эфиопская пыль. Через полчаса я уже даже кашлять не мог, просто перекатывался на куче курток из стороны в сторону и смиренно думал, что если через пять минут я не выпрыгну из машины, то дальше можно уже и не стараться. Еще через полчаса пыль кончилась, но ударила страшная жара, и голова стала заваливаться набок. Похоже, я начал подвывать. Пот лил ручьем, окрашиваясь в цвет пыли, мотор натужно ревел, мужики ржали над бородатыми анекдотами и гомонили, в висках лупил раскаленный молот.

И вдруг - тишина. Приехали. Все стали выгружаться, переносить вещи. Я дополз до воды и с головой погрузился в спасительную прохладу. Даже засмеялся от счастья. Долго лежал, минут десять, пока не пришел в себя. Потом вернулся к жизни и к людям и оказалось, что народ помаленьку протрезвел, на берегу расстелили пару одеял и заняты приготовлениями к трапезе и на меня никто внимания не обращает. Только старший, ничего не говоря, протянул мне мой автомат с подсумком, всем своим видом показывая, что он думает о всяких недоделанных студентах. Я точно помню, что никакой неловкости не почувствовал. Пофигу, кто там что думает. Потому что я увидел ... ну, не знаю,... сон?.. «в мире животных»?.. рай?..

Мы на дне обширного ущелья. С головокружительной высоты обрушивается вниз водопад, стремясь наполнить собой бездонное горное озеро. С трех сторон озеро обступают зеленые горы, с четвертой – бескрайняя равнина, полная речушек, заводей, маленьких озер. Над кромкой камышей взлетает розовое облако фламинго. Еще какие-то птицы. Много птиц. Просто несметные полчища! Вокруг яркое-яркое утро, аж глазам больно, и воздух такой, что... его пить хочется.

Я долго так сидел в полной прострации, пока «к столу» не кликнули. Выпили спирту, перекусили, разделись – и за дело. Половину озера закрывает толстый слой сухого палого камыша. Идешь, под ногами все качается. По камышу нужно осторожно пробраться подальше от берега, вырыть себе лунку и туда закидывать крючок с грузиком и поплавком. А самому расстелить одеяло и лежать себе, или сидеть. Дна нет. Когда-то итальянцы пытались отыскать погибший во время Второй мировой войны самолет – никакого дна не обнаружили. А водятся здесь сомики и карпики. И клёв замечательный. Через пару часов у меня уже почти полный рюкзак был. Решил было к берегу ползти, но тут заявилось стадо пеликанов. Реально – стадо. Они по пять-шесть штук окружили каждого рыбака и нагло потребовали их кормить. Я глянул, как другие делают и тоже стал участвовать. Берешь рыбину, рубишь ножом на куски и каждый кусок засовываешь птицам в глотку. Они крыльями бьют, лопочут, торопятся. Потом вообще стали клювами за плечи теребить, пришлось куртку накинуть. Ну цирк. Сидят, клювы пораскрывали, на поплавок смотрят. Попробовал подбрасывать кусок, что б ловили, так чуть не затоптали.

Наконец всем эта развлекаловка надоела, потянулись на берег. Костер, закуска, все дела. Культурно так поотдыхали до песен о доме, а там и местное население пожаловало в составе двух пацанов. Кожа да кости, вокруг бедер какие-то тряпки, взгляды голодные. Разомлевшие мужики усадили их за «стол» и те мгновенно переплюнули пеликанов в скорости поедания пищи. От спирта отказались. Затем умчались куда-то и скоро привели с собой старика с автоматом на плече. Наши покосились так на автомат, но промолчали, возражать не стали. Вот этот уже выпил, покурил с нами, поговорил. Все, разумеется, по-амхарски. Я только диву давался, как здорово наши ребята выучились общаться на чужом для них языке за время службы. Ведь там, в «прошлой жизни», они двух слов не могли связать на, скажем, английском. Сами рассказывали, как зачеты в училище через поллитра сдавали, а тут откуда что взялось. Вот уж действительно: охота пуще неволи.

Старик рассказал, что видел на днях в долине отряд северян, а из деревни всех мужчин давно забрали на войну, вот он и лазит один с автоматом. Если что, будет воевать. Спросили, за кого воевать-то будет, за Менгисту? - Нет, - смеется, - за Менгисту вы воюйте, а я вон за тех пацанов буду. Помолчали. Еще выпили, а там и он поблагодарил за угощение – достойно так, с чувством собственного достоинства – и ушел.

Возвращались после полудня. Меня разморило и проснулся я уже у нас в городке. Вечером рыбы нажарили, посидели большой компанией, спирта попили, на звезды поглазели. Хорошо!