Медсанбат размещался в полуразрушенном здании одной из больниц города. Когда Виктор въехал во двор на командирском Виллисе — странное чувство — в окне маячил силуэт медицинской сестры. На минуту даже показалось, что это Валя. Валя Шишкинская. Но вот медсестра подошла ближе окну и на Кошелева глянуло довольно миловидное, но чужое лицо. Виктор сошел с машины и направился внутрь здания в поисках другой девушки. Девушки по имени Маша. Опять это странное чувство: идет к одной девушке, а думает о другой, далекой... Да что же это такое? Кошелев остановился и встряхнул головой.
— Вам плохо, старший лейтенант?— спросил проходящий мимо военврач.
— Нет, нет, спасибо! Это я так пытаюсь мысли в порядок привести.
— Ах, молодой человек! Если бы можно было простым встряхиванием поставить все шарики-ролики на место, из вас получился бы неплохой психиатр! — засмеялся военврач.
— Простите, сюда несколько дней назад привезли девушку с ранением. Не подскажете где я ее могу найти?
— Девушек с ранением у нас несколько. Есть с ранением в грудь, еще есть с ранением в бедро, а третья с контузией. Вам которую?
— Мне которая с ранением в бедро. Машу! То есть Марию Абызову.
— Пройдите на второй этаж. Там спросите хирургическое отделение.
— Спасибо большое, доктор!
— Хмм...Не за что, товарищ гвардии старший лейтенант. Только, халатик накиньте. А то от вашей сияющей медали в глазах рябит.
Военврач подмигнул через пенсне и ушел по своим делам, а Виктор взял в гардеробной халат, поднялся на второй этаж. Когда поднимался по широкой лестнице, мимо него прошмыгнула смутно знакомая спина красноармейца. Кошелев хотел окликнуть, но потом махнул рукой. Мало ли знакомых в освобожденном городе. Целая дивизия дислоцируется, еще месяц придется в мирных условиях находиться.
В особом отделе дивизии разобрались с биографией раненой девушки. Несмотря на военное положение, особисты работают оперативно. Оказалось, что Мария была оставлена в городе в качестве связной для одного из партизанских отрядов. За время оккупации Марией Абызовой было передано много ценной информации. Регулярно снабжала подпольщиков города бланками документов из немецкой канцелярии. После того, как СД разгромило местное подполье, Маше удалось избежать ареста. Ее никто не выдал. Впрочем, из подпольщиков знал ее только лично Ревякин — руководитель подпольной организации.
Виктор разыскал Машу в одной из палат.
— Что-то сегодня зачастили к тебе гости, — сказала проводившая Виктора до палаты медсестра.— Не успел убежать один, появился другой.
— Здравствуйте!— сказала взволнованная и раскрасневшаяся Маша.
Она сидела на краю кровати, свесив одну ногу. А вторая, раненая, лежала на кровати, прикрытая синим одеялом.
— Перед вами сюда приходил тот старший сержант. Принес сладости, пытался задобрить меня. Извинялся, просил не губить его. Уговаривал, чтобы я сказала, мол, выстрел был случайный, а он вовсе и не приставал, а хотел помочь. Я его выгнала!— сказала Маша гордо вскинув голову.
Ах, вот чья знакомая спина мелькнула перед взглядом Виктора. Подлая душонка — не захотел встречаться, вот и прошмыгнул отвернувшись.
— Здравствуйте, Маша... Мария! Я пришел сказать, что с вашим нахождением в оккупированном городе разобрались...
— Да, да, я в курсе! Сюда приходили уже трижды из особого отдела. Последний сказал даже, что представят к награде. А мне и не надо! Лишь бы скорее выздороветь. Хочу на фронт. Хочу бить фашисткою нечисть. Здесь у меня такой возможности не было. Хочу отомстить за маму!
— Мария, Мария, Мария! Успокойтесь! За маму мстит ваш отец на фронте. И по информации мстит неплохо. Недавно его наградили орденом Красной звезды.
— Да, об этом мне тоже сказали. Но я хочу сама, понимаете? Сама! Вы не представляете, каково было мне смотреть на эти мерзкие рожи в течении двух лет. До сих перед глазами погибшая мама и эти холеные рожи немцев и мерзкие лица румын. Они все виноваты в ее смерти!
Виктор присел на соседнюю койку, вытащил из планшета плитку шоколада и протянул Маше.
— Спасибо! — рассеянно сказала девушка. Ее взгляд был направлен влево вниз — вся в воспоминаниях. Машинально развернула обертку, отломила кусок, отправила в рот и только после этого спохватилась. — Ой, простите! Спасибо вам большое! Угощайтесь сами!
Виктор молча кивнул, отстраняя протянутую руку девушки. Просто смотрел на нее, улыбаясь ее темпераменту и горячности. Как она смогла с таким характером продержаться среди врагов — уму непостижимо. Маша тоже улыбнулась, взглянув на улыбающееся лицо старшего лейтенанта.
— Вы сейчас подумали о моем характере! Верно?
— Верно! — ответил Виктор удивленно.
— Ха! Я умею быть разной! Не зря же я занималась в театральном кружке до войны. Я умею быть и такой.
Маша кротко опустила глаза, отложила шоколад, начала теребить край простыни. Затем томно посмотрела на Виктора и, ... они одновременно прыснули.
— И какая вы настоящая, Маша? — спросил Кошелев, продолжая улыбаться.
А Маша тут же стала серьезной, карие глаза еще больше потемнели, вглядываясь пристально исподлобья сказала:
— Вот такая!— увидев, что Виктор тоже посерьезнел, снова прыснула в кулачок. — А этого я и сама не знаю.
Старший лейтенант покачал головой и встал.
— Ладно, Маша... Мария! Выздоравливайте скорее!
— До свидания, Виктор! Приходите еще! И, можете обращаться ко мне просто Маша. А то вы так неуверенно произносите мое имя. Просто Маша. Я же еще маленькая, — она снова прыснула.
— До свидания, Маша!
Виктор ехал в Виллисе, подставив лицо весеннему крымскому солнцу, и внутренне улыбаясь своим мыслям, впечатлении от встречи с раненой девушкой. Несмотря на ранение и неприятное происшествие, связанное с этим ранением, Маша держится молодцом. Умеет владеть собой. Хотя Виктор заметил боль в ее карих глазах - душевную и физическую. Она нет-нет, да проступала сквозь кажущуюся беспечность, игривость и артистизм. Тяжело девушке: потеряла маму, отец на фронте, сама столько времени провела в окружении врагов. Затем подверглась нападению от своего же солдата, чуть была не изнасилована им, получила ранение...
Виктор твердо решил поддержать девушку пока она не выздоровеет.
Вдруг на лобовое стекле Виллиса появилась дырочка, украшенная множеством трещинок, затем послышался звук выстрела. Виктор резко крутанул баранку влево и одновременно нажал на педаль тормоза. Как только машина остановилась, Кошелев вывалился на дорогу и спрятался за корпусом автомобиля. Кажется был еще один выстрел в момент маневра Виктора. Но он не причинил вреда ни машине, ни старшему лейтенанту. Стреляли из развалин здания справа - это Виктор четко зафиксировал. Когда он, выставив руку с зажатым в ней пистолетом ТТ, попытался выглянуть из-за машины, грянул еще один выстрел. Пуля дзинькнула об корпус многострадального Виллиса. Кошелев сделал два отвлекающих выстрела наугад в том направлении, откуда послышался звук выстрела, быстро вскочив на ноги, достал оставленный на соседнем сидении ППШ. Снова упал на землю, прислонился спиной к заднему колесу машины.
Из-за угла появились два бойца и офицер — это комендантский патруль прибежал на звуки выстрелов. Виктор помахал им рукой и показал направление. Офицер понятливо поднял руку. Кошелев вскинул автомат и начал стрельбу в направлении развалин. Под прикрытием огня старшего лейтенанта бойцы патруля начали по одному, перебежками, приближаться к развалинам. Ответных выстрелов не было слышно. Один из бойцов кинул лимонку в предполагаемое место нахождения врага. Это был угол здания с чудом сохранившимся единственным окном. Вернее окна там не было - лишь рама без стекол. После взрыва гранаты и эта рама развалилась, некрасиво выщеревшись своими остатками наружу.
Виктор, вместе со старшим патруля, заглянул в проём окна. Там никого не было. Лишь на земле лежала немецкая винтовка, посечённая осколками. Когда один из бойцов принес винтовку, Кошелев потрогал ствол - он был теплый. Значит, именно из этой винтовки стреляли.
— Вроде фрицев всех выловили. — сказал один из патрульных.— Кто же это такой смелый, что стреляет посередь дня?
— Куда же он делся?— озадаченно спросил в ответ Кошелев. Затем он сам перелез в окно на ту сторону. — Товарищ лейтенант!
Старший патруля появился в проеме окна.
— У вас есть фонарик? Тут в углу темно. Не могу рассмотреть.
Лейтенант исчез и через некоторое время снова появился в окне. Протянул фонарик. Виктор из-под обломков кирпичей заметил, посветив фонариком, кусок форменной одежды. Показалось даже, что там лежит человек, погребенный обломками. Но нет, оказался, что это красноармейский ватник с погонами старшего сержанта. Совершенно новый. Странно, что он здесь валяется. Видимо стрелок подложил перед выстрелом под винтовку, для верности.
В карманах ватника ничего не было. Кошелев протянул его через окно лейтенанту.
— Посмотрите на свету — может какие пометки есть. Узнать бы кто разбрасывается новым обмундированием?
— Нет никаких пометок.— сказал лейтенант, тщательно осмотрев одежду.
— Ладно забирайте в комендатуру. Может отыщется хозяин. А мне пора - потеряли меня наверное — задержался я здесь. Я — старший лейтенант Кошелев из разведотделения N-ской дивизии. Если будут какие новости - сообщите. Уж больно хочется узнать, кто по мне стрелял.
По возвращению в расположение роты, Виктора ждал еще один сюрприз. На этот раз приятный — пришло письмо. Толстое на ощупь. Почерк на конверте был незнакомый. Значит, не от Вали. Но он ошибся. Внутри конверта было два письма, и одно из них от Шишкинской. Давнешнее предчувствие его не обмануло. Вот почему он вспоминал эту девушку при посещении медсанбата.
(Продолжение следует)
Рамзан Саматов
Б.М. Неменский.Фрагмент варианта картины «Машенька (Сестры наши)»
Оценили 70 человек
120 кармы