Агапыч и золотая рыбка

Поплавок «клевал», то исчезая, то появляясь в бликах отраженного речной рябью солнца. Клевал носом Агапыч, подремывая на берегу с удочкой в руке. Палящие лучи солнца, затерявшийся где-то ветерок да долгое безрезультатное сиденье на одном месте располагали к дремоте. В сторонке стояло ведерко, в котором изредка плескались нечаянно попавшиеся на крючок три чебачка да пара окуней.

Вокруг не было ни души. Остальные рыбаки уже разошлись, поругивая дурру-рыбу, упорно не желавшую почему-то хватать сегодня наживку. Агапыч, прикинув, что дома его вряд ли примут с распростертыми объятиями при таком-то улове, и что здесь спокойнее, решил остаться. И теперь знойная тишь нарушалась только шуршанием волн в зарослях осоки да редкими всхрапываниями Агапыча. Истома и лень опустились на природу.

Поплавок, которому, видно, надоело отбивать бока волнами, вдруг нырнул, выскочил и лег на воду. Агапыч, свесив голову набок и мерно сопя, перемен не замечал. Тогда поплавок, оскорбившись в своих лучших чувствах к хозяину, нырнул и уже не появлялся. Леска, до этого спокойно лежащая паутинкой на поверхности, стала проваливаться и исчезать в воде, пока не натянулась струной. Удилище резко дернуло влево, шляпа Агапыча слетела вправо, а сам он, не очнувшись еще толком от сна, жестом профессионального рыбака дернул удочку. Та не поддалась, а наоборот, еще энергичнее заходила в руках.

— Щука, никак! — радостно завопил Агапыч, борясь с взбесившимся удилищем.

Наконец, подведя рыбу к берегу, он резким рывком выдернул ее из воды. И тут будто взошло еще одно солнце. Рыба, висевшая на крючке, золотистыми блестками отражала солнечные лучи. Казалось, с неба падают золотые брызги.

— Вот это да! Золотая! — восхищенно произнес Агапыч, замерев с удочкой в руке и любуясь рыбой. Вернее, рыбкой, так как, несмотря на огромное сопротивление, которое оказывала в воде, на само деле она оказалась рыбешкой средних размеров. Никак не щучьих.

Агапыч осторожно снял рыбешку с крючка и бросил в ведерко.

— Осторожней, пожалуйста! — послышался недовольный возглас. Агапыч оглянулся. Кругом никого.

— Перегрелся, видно, на солнышке, — подумал он.

Встав на колени, он нагнулся над ведерком.

Рыбешки, сбившись в стайку, замерли на одном месте у стенки ведра. В остальном пространстве медленно плавала пойманная рыбка. В воде она преобразилась. Золотисто-алые чешуйки бросали блики на дно и стенки ведра, хвост и плавники расправились и вуалевыми накидками мерно колыхались вокруг рыбки. Один плавник она прижимала к губе, из-под него тоненькой ниточкой выбивалась и расплывалась в воде струйка крови.

— Что глядишь, старый дурак! Больно же! — тонким звонким голоском крикнула, как показалось Агапычу, рыбка. Он отпрянул назад, чуть не опрокинув ведро, и неловко шлепнулся на спину.

— Ох, перегрелся, это уж точно, — покряхтывая, поднялся Агапыч. — Чушь всякая уже мерещится. Как бы не заболеть!

Он стал сматывать удочку.

— Эй там, как бишь тебя? Старче… А-а, вспомнила! Чего тебе надобно, старче? — услышал он голос позади себя. — Нет, не из этой оперы… — с сомнением произнес голос и испуганно, плачуще добавил. — А как же тогда? Смилуйся, государыня… Нет! По щучьему… Тоже не то! Аты-баты…

Агапыч не оборачивался. Только поправил шляпу и еще энергичнее стал сматывать удочку.

Через некоторое время бормотанье и всхлипы сзади прекратились.

— Дед, а дед! — робко позвал голос.

— Да не дед я еще! — не вытерпел Агапыч, оборачиваясь, — мне всего-то за шестьдесят только перевалило. В полном расцвете, можно сказать…

Но сзади никого не было. Только из ведра высунула голову золотая рыбка и смотрела на него.

— А внуки есть? — спросила рыбка.

— Есть. Один внук и две внучки, — ошеломленно, не соображая, кому он это говорит, и чувствуя, как на голове начинают противно шевелиться остатки некогда пышной, наповал пронзавшей сердца девчат его молодости, шевелюры, пробормотал Агапыч.

— Значит, дед, — констатировала рыбка. — Раз внуки есть.

— Э-э-это ты, что ли, говоришь? — заикаясь, произнес Агапыч.

— А то кто же? Эти твари, что ли? — вильнула она хвостом в сторону сбившихся рыбешек.

— Ты что, опытная?

— Да нет же! Самая обыкновенная. Мы испокон веков живем на Земле, эволюционировали. В отличие от этой шушеры, — повела брезгливо плавником золотая рыбка. — А не знают про нас потому, что умные мы. Какая дура полезет в сеть!? Нет, бывали, конечно, случаи, — поправила она себя. — Старик один в море как-то поймал золотую рубку. Наглоталась какой-то дряни, нефти, что ли. Вот он ее и того… Слышал, наверное?

— Слышал. А ты-то как здесь очутилась?

Рыбка смутилась, отчего плавники ее и чешуя заалели еще сильнее:

— Да здесь недалеко щука одна старая семинар устроила. А я у подружки задержалась, — она тени новые достала, коралловые. Заболтались. Вот и пришлось торопиться, поесть даже не успела. Хотела на ходу червячка заморить, — и пожалуйста! Эх, говорила мне мама… — грустно вздохнула рыбка.

— Да ты не расстраивайся, — Агапыч уже оправился от шока и мысленно предвкушал, что скажет жена, соседи, знакомые, узнав про необыкновенный улов, как будут разглядывать золотую рубку жгучими завистливыми глазами, ахать и падать в обморок, услышав рыбкину человеческую речь. А там, глядишь, и Москва, Академия наук заинтересуются. Столица, театры, мороженое «эскимо», колбасы любых сортов по умеренным ценам… Агапыч счастливо улыбнулся:

— Я тебя на сковородке жарить не собираюсь. В аквариуме жить будешь, на полном казенном довольствии. Для эксперимента. Наука требует…

— Ни за что! — плеснулась водой золотая рыбка. — Я тебе что, подопытный кролик? Я разумное существо, мне свобода нужна. Отпусти! Пожалуйста!

— Ну уж нет, дудки! — потер руки Агапыч. — Была бы умная, на крючок бы не попалась. И не проси, — не отпущу.

Рыбка нервно заметалась в ведре, срывая злость на своих перепуганных родственниках. Агапыч улегся около ведра и, полузакрыв глаза, предался мечтам.

Через некоторое время рыбка что-то надумала и успокоилась.

— Дед! — позвала она.

— Ну чего тебе? — лениво отозвался Агапыч.

— Слушай, как ты смотришь насчет трех желаний? Чуть не забыла. Мы, золотые рыбки, можем ведь желания исполнять. Целых три.

— Желания — это хорошо, — заинтересовался Агапыч. — Желаю, чтобы…

— Погоди, не спеши! — остановила его рыбка. — Ты сперва выпусти меня, тогда и исполнятся твои желания.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Агапыч. — Держи карман шире! Выпущу тебя, а ты только хвостиком махнешь. Ни золотой рыбки, ни желаний.

— Мы, золотые рыбки, никогда не обманываем, — обиделась та. — Это вы, люди, на такое способны, а у нас такое не водится. Наше слово — закон. Читал, может, у Пушкина?

— Читал, — протянул Агапыч. — Да-а, задала ты мне задачку. Или — или… Тут подумать надо.

— Ладно, думай. А я пока губой займусь. Разворотил крючком всю. Как теперь на рыбах покажусь? Что обо мне подумают?

Рыбка отогнула плавником чешуйку на брюшке, вытащила из образовавшегося кармашка несколько маленьких раковин от устриц и разложила их на дне.

— Дед, у тебя случайно нет зеркала? — крикнула она.

— Зеркала? — отозвался Агапыч. — Где-то было.

Он порылся в рюкзаке, выудил осколок зеркала, дыхнул на него, протер о штаны и осторожно сунул в ведерко. Рыбка подхватила зеркало плавниками, прислонила к стенке, отплыла, опять подплыла, поправила.

— Чем мне люди нравятся, так это зеркалами, — щебетала она, подхватывая плавниками то одну, то другую раковину, раскрывая и нанося содержимое на поврежденную губу. — У нас таких мало. Дефицит. Я бы себе всю комнату зеркалами обставила, целый день бы перед ними крутилась. Дед! — крикнула она, — достань мне зеркал по знакомству.

— А че! — засмеялся Агапыч. — Зеркала — это можно. У нас их много. Вот только как ты их перетащишь?

— Так я же волшебница, как-никак. Шепну словечко, мигом дома окажутся. Ты только их в тину получше зарой, а то эти твари доберутся, мигом растащат. И веточку воткни, чтобы я знала, где зарыл. Идет!?

— Идет, — Агапыч прищурил глаза. — А насчет желаний-то как?

— Ну я же сказала — три желания за мной. Чего мельтешишь-то!

— Дак, может, в счет зеркал подкинешь еще парочку желаний. Зеркала-то денег стоят.

— Не могу я больше трех желаний исполнять, пойми ты. Не положено по закону. А с законами у нас строго. Узнают, мигом дисквалифицируют в обычную или аквариумную золотую рыбку. Кыш отсюда! — замахнулась она плавником на осмелевшего окунька, сунувшегося к ее парфюмерии. Тот испуганно шмыгнул в стайку затихших собратьев. — Дед, выбрось их отсюда, не порти мне нервы!

— Ишь ты какая! Выбрось ей. Я что, зря ловил, выходит?

— Тебе каких-то трех паршивых заморенных пескарей жалко? Да ты только пожелай, я тебе вмиг какой хочешь рыбой ведро наполню. Треской там, камбалой, палтусом, семгой или форелью. Даже селедкой атлантической пряного посола могу. Или икрой, красной или черной. А может, тебе печень трески нужна? Или креветки?

— Не-не-не! — замахал руками Агапыч. — Насчет желаний ты погодь. Ничего я не желаю. Ты, вертихвостка, меня не провоцируй. Желаний-то три, а станет два. Нет уж, пескари они или нет, а пусть там сидят. Как-никак своим трудом заработанные. А ты потерпишь, не барыня.

— Тьфу! — сплюнула золотая рыбка, — куркуль несчастный! Эх, говорила мне мама… — она отвернулась к зеркалу и молча продолжила наводить макияж.

Агапыч встал, подобрал удочку, но тут же отбросил ее в сторону и стал нервно ходить по берегу. Сунулся было с вопросом к рыбке, но та игнорировала его, продолжая заниматься своим делом. Наконец, сделав последние штришки, отплыла, распушила плавники и, поворачиваясь перед зеркалом то одним боком, то другим, оглядела себя и осталась довольна.

— Все. Полный порядок!

— Мадама настоящая! — заискивающе поддакнул Агапыч.

— Мадемуазель! — оборвала его рыбка и принялась запихивать в кармашек свой парфюм. — Я еще замужем не была, не видишь, что ли?

— Пардон, извиняемся, — смутился вконец Агапыч. Пятясь, отполз от ведра и сел в сторонке обдумать свою дальнейшую стратегию и тактику. На ум ничего не приходило.

— Ишь, пигалица болотная! — в сердцах выругался он, — расфуфырила тут хвост. Бедный будет тот мужик, которому она в жены достанется.

Рыбка, между тем сложив все в кармашек и замаскировав его чешуйками, сожалеюще поглядела на зеркало и высунула голову:

— Эй, дед! Давай на мировую!

Агапыч радостно подскочил к ведру.

— Ну, как будем? Аквариум или три желания? — храбрясь, бодрым голосом спросила рыбка. — Только имей в виду, в аквариуме от меня ни единого слова не услышишь.

— Дак желания, они, конечно, лучше, — пробормотал добитый последним доводом Агапыч. — Гарантию бы только…

— Мое слово, больше никаких гарантий представить не могу, к сожалению. Ну, хочешь, ведро жемчугом наполню. Не искусственным, натуральным, морским. Проверишь, обманываю или нет.

— Нет, насчет желаний мне надо хорошенько подумать, посоветоваться. Ладно, — решился он, — поверю тебе. Да и Александр Сергеевич обманывать не стал бы.

— Ну, тогда выпускай.

Агапыч еще не прочь был подумать, взвесить варианты, но пришлось смириться. Он сунул было руку в ведро, но, махнув рукой, схватил ведро и выплеснул содержимое в реку. Освобожденные рыбешки обрадовано сиганули в разные стороны, по растревоженной поверхности разбежались волны, и все затихло. Лишь по течению медленно плыло ведро. Агапыч, застыв на берегу, отрешенно смотрел в воду. Словно ожидая чего0то.

— Старый дурак! — сквозь зубы процедил он. — Вокруг пальца обвела, хмарь болотная! Даже «спасибо» не сказала.

— Спасибо! — зазвенел сбоку голосок, и из кустов осоки выплыла золотая рыбка. — Испугался? Не волнуйся, все будет «о-кей». Да, уговор, — если исполнятся желания, принеси на это место зеркал. Договорились?

— Если исполнятся, — принесу, — пообещал Агапыч.

— Ну и ладно. Поплыву я. Времени-то сколько? — спросила рыбка.

— Полтретьего, — посмотрел Агапыч на часы.

— Ой, опаздываю. Заболталась с тобой. Ну, прощай, дед! — рыбка нырнула, вынырнула, крикнула. — Ведро забери! — и исчезла уже насовсем.

Агапыч постоял немного, вздохнул и побрел за ведром. Вытянув полузатонувшее, тяжелое ведро, он обнаружил там четверку здоровенных, с ладонь карасей.

— Ай да рыбка! — воскликнул Агапыч, откинув последние сомнения, и, наскоро собравшись, бодрой походкой двинулся домой.

Солнце ласково пригревало затылок, ветерок приветливо махал ветками деревьев. Даже осы, кружившие над ведерком и нагло садящиеся на пахнувшую рыбой руку, не вызывали раздражения.

Весело сбегая с пригорка, Агапыч не заметил на тропинке булыжника, споткнулся и растянулся во весь рост. Ведерко упало, караси, вывалившись из него, лениво запрыгали по земле.

— Чтоб тебя черти взяли! — с досады выругался Агапыч.

Внезапно земля задрожала, на тропинке появилась, медленно расширяясь, трещина. Из нее повалил густой дым, и высунулась костлявая рука, заросшая длинными черными волосами. Рука вслепую похлопала по земле, нащупала булыжник, схватила его и исчезла в трещине.

— Свят-свят-свят! — зашептал Агапыч, крестясь и по-паучьи отползая подальше. Хотя ранее он не замечал за собой приверженности к христианской вере.

Трещина медленно сошлась, сыпучий песок заровнял следы.

Агапыч выждал немного, встал и осторожно, с опаской приблизился к тому месту, где только что была трещина. Никакого намека на нее не осталось.

— Почудилось, что ли? — невольно подумал он.

Но нет, не почудилось. Булыжника-то не было. Исчез.

— Это что же получается? Никак рыбка мое желание исполнила? Какой кошмар! Два всего осталось! — разволновался Агапыч. — Но я ведь не хотел, не желал. Это нечаянно у меня вырвалось. Что мне теперь и подумать ни о чем нельзя?

Осознав весь ужас, всю нелепость создавшегося положения, Агапыч собрал скользких вертлявых карасей и вприпрыжку побежал домой, мучительно отгоняя от себя малейшие мысли, как назло упорно лезшие в голову.

Тетка Варвара встретила его на пороге, вылив сразу же на голову ушат нелестных выражений и рискованных сравнений относительно пойманной рыбы и самой рыбалки в частности, отчего Агапыч, взвинченный уже до предела, не выдержал и рявкнул:

—Да замолчишь ты, наконец, когда-нибудь!

Тетка Варвара, открывшая было рот, чтобы пополнить израсходованный запас кислорода, внезапно захлопнула его и замерла, испуганно вращая вытаращенными глазами и пытаясь выдавить из себя хоть словечко. Агапыч, подхватив перепуганную, плачущую жену в охапку, уложил ее на диван и влил в трясущийся рот валерьянки. Жена порывалась что-то сказать, но только беззвучно шевелила губами.

И тогда до Агапыча дошло, что это исполнилось его второе желание.

— Господи! — схватился он за голову и забегал по комнате, — одно единственное желание осталось. На что я их израсходовал! Не думать, не думать, не думать…

К вечеру в голове от постоянного «недуманья» стучали чугунные молоточки. Блуждающий взгляд, взъерошенные волосы выдавали крайнюю степень изнеможения. Да к тому же гнетущая тишина, повисшая в квартире, которая раньше была постоянно заполнена голосом жены, давила на психику. Агапыч все чаще останавливал взгляд на осунувшемся лице тетки Варвары, полускрытом мокрым полотенцем, и на сердце у него все больнее скреблись кошки.

— Эх, — наконец горестно вздохнул он, — не видать мне ни роллс-ройса, ни мешка с деньгами, ни ананасов в шоколаде. Ты моя единственная драгоценность, Варя. Хочу, чтобы ты говорила, как раньше, чего уж там…

Ни тетка Варвара, никто другой так и не узнали первопричины всех этих событий. Агапыч предпочел все сохранить в тайне. Для собственного же спокойствия. Только однажды, вызвав изумление и пересуды продавщиц соседнего галантерейного магазина, закупил дюжину дамских зеркал и отнес их куда-то. 

Рассказ из цикла "Агапыч". Полностью цикл опубликован в книгах:

- Серегй Сюрсин. Пятый меч. Фантастика. - Екатеринбург, Издательские решения, 2016. 

- Серегй Сюрсин. Агапыч. - Киев, Мультимедийное Издательство Стрельбицкого, 2017.