Глава 29. Как общество стало Великим

Продолжение повести, начатой тут

Когда Верховная Общества Справедливости и Равенства вернулась восвояси, она была в замешательстве. То, что апельсинов они успели собрать меньше, чем противники, было однозначным упущением. С другой стороны, факт нарушения договора можно было использовать как хороший предлог немножко недодать своим барамукам их доли. Тем не менее, какую пользу из создавшегося положения не извлеки, гордость Верховной была уязвлена, и это нельзя было компенсировать никакими апельсинами.

Посчитав то, что удалось захватить, Верховная убедилась, что ей досталось практически вдвое меньше, чем её сопернице. По всем писанным и неписанным правилам это было однозначное поражение. Но при этом, если всё это оставить исключительно себе, или даже немного поделиться со своим ближайшим окружением, можно было получить не так уж и мало.

Собрав вокруг себя высших объяснятелей, Верховная Общества Справедливости и Равенства устроила чрезвычайное заседание. На повестке дня было два вопроса. Первый: как поделить между собой имеющиеся апельсины – всё взять себе, или часть всё же отвести на раздачу общественности? Второй (и самый важный): это стоит ли начинать войну с обществом Активности и Порядочности?

По первому вопросу решили всё оставить у себя, а всю вину за полное отсутствие свалить на Общество Активности и Порядочности. Второй вопрос был решён автоматически: если барамукам ничего не достанется, то войне быть однозначно.

После заседания Верховная вышла к Обществу и обратилась с речью, имевшей историческое значение:

– Друзья! Нас вероломно обманули… Коварное общество так называемой «активности» и «порядочности» присвоило себе все апельсины, которые должны были принадлежать нам. Практически ничего не удалось спасти... Лично я недополучила даже той доли, которая мне полагается по Закону…

По толпе барамук пронёсся нарастающий ропот негодования. Ни у кого не возникало сомнения в исключительной вине общества Активности и Порядочности, ибо по всем расчетам, проведённым уполномоченными лицами, их Верховной недоставало даже той доли, которая должна была ей достаться при делении.

– ...но их наглость на этом не закончилась, – Продолжала речь Верховная. После того, как они присвоили себе все апельсины, их лидер заявила, что их украли мы, и мы им ещё должны!

После такого выступления ни у одной барамуки не осталось ни малейшего сомнения в справедливости своего негодования.

– Договор подписывали? Подписывали! – возмущалась типичная барамука, и для большей весомости ударяла кулаком по кухонному столу – По договору нам должны были достаться апельсины? Должны! Сколько нам должно было достаться? Пять! А сколько нам досталось? Хрен! И они после этого ещё заявляют о том, что воры не они, а мы?!

Остальные барамуки слушали, и согласно кивали головой. Мнение общественности в этом вопросе было единодушным и настрой однозначным. После этого были сборы в поход, потом все молили Великого Апельсинового Духа даровать обществу Справедливости и Равенства победу, а потом вся общественность отравилось учить уму-разуму неразумного супостата.

Когда в чистом поле войско общества Справедливости и Равенства выстроилось перед войском общества Активности и Порядочности, то вместо наглых и сытых рож вражеских барамуки увидели такие же изможденные и голодные лица, как будто бывшие отражением их собственных. «Лицемеры! – подумали барамуки общества Справедливости и Равенства.

Сам факт того, что враги позволяют себе так глупо строить из себя пострадавших, озлоблял ещё сильнее, и добавлял решительности намерению как следует их проучить. А из последнего автоматически следовал вывод о том, что всё, что они будут говорить – сплошная ложь и идиотизм, которым верить ни в коем случае нельзя, что бы они не говорили.

– Вы понимаете, что вы сотворили? – закричали барамуки общества Справедливости и Равенства.

– Да-да, расскажите о том, что вы сотворили! – послышалось в ответ, и начались разбирательства по поводу того, кто украл апельсины.

Поскольку барамуки были обезьянами простыми, то и доводы их были соответствующими: «Признавайте, что вы украли наши апельсины!», «Если вы не понимаете, что отпираться глупо, значит, вы – идиоты!», и «Если вы не понимаете, что вы – идиоты, то говорить с вами бесполезно!». Но всё это не оказывало на противника нужного воздействия. Впрочем, тут барамуки были не такими простыми, и привыкшими к спору с непонятливыми. К тому же, для них всегда ключевым было не то, что говорит противник, а то, что думают они сами.

Для объяснения оппонентам, что они не правы, было использовано обвинение «фашисты», услышав которое, они должны были понять, что им следует пересмотреть свою позицию. Для объяснения явления, почему слово «фашист» не возымело нужного действия, использовалось определение «зомби», услышав которое, они должны были сразу понять, что им нужно перестать думать, как думают «фашисты». Для объяснения явления, почему «зомби» не хотят одуматься и продолжают давать себя «зомбировать» дальше, использовалось слово «идиоты». А когда все слова были перепробованы без нужного результата, был сделан окончательный вывод о полной невменяемости оппонентов, которые слов не понимают.

Тут с задних рядов противника раздалась реплика, сделанная, видимо, какой-то разделюкой:

– Если бы вы обернулись, вы бы могли увидеть, как оттопырены набитые апельсинами карманы у вашего руководства, и тогда и вы бы поняли, кто вам врёт, и кто тут идиоты!

Поскольку в таком положении было бы самым несправедливым перед врагом оказаться идиотами, никому оборачиваться и смотреть на карманы своей Верховной почему-то не хотелось. И возразить на такое заявление было труднее, чем на обвинение в фашизме, однако выход нашёлся:

– А если бы вы могли обернуться, то вы бы увидели, как оттопырены карманы вашего руководства! – закричала какая-то барамука из своих, и была поддержана одобрительным гулом своих товарищей.

И поскольку оппоненты действительно не хотели оборачиваться, в то время, как стоящим напротив было прекрасно видно то, чего не хотели увидеть они, это наглядно свидетельствовало о том, что враги и есть идиоты. А раз один из спорящих идиот, значит, другой идиотом быть не может – логика барамук всегда была прямая и однозначная. И поскольку заявления, сделанные идиотами, ничего не значат, можно было не реагировать на их требования и не оборачиваться самим. Так вопрос идиотизма был решён и сделан окончательный вывод о том, кто на самом деле идиот.

Далее начался всеобщий галдёж с показыванием пальцами на тех, чьи карманы во вражеских рядах оттопырены, но поскольку в таком шуме можно было расслышать лишь выкрики рядом стоящих, каждый слышал выступления своей стороны. Так по преобладанию среди имеющейся информации фактов о вражьей неправоте чаша терпения была заполнена до кондиции.

Тупость врага вызывала негодование. Ведь так же было просто всё: обернулся, посмотрел, увидел, как набиты карманы твоих высших – сделал выводы, что тебя обманывают. Значит, ты ничего не понимаешь, значит, врут твои власти, а раз врут они, значит, твоё общество и неправо. Значит, признавай, что апельсины украли вы, и вы и возвращайте нам, каждому по пять штук, и ваши проблемы, как. Нет, зачем-то врагу надо было городить какую-то несуразицу, несомненно неправильную, и никому не нужную – ух, как они выбешивают своей тупостью! Ну, сейчас они получат, за всё – за всё – за всё!

Бой был жёстким и бескомпромиссным. Не жалея сил, обезьяны лупили друг друга, кто во что горазд, кусали и щипали, валяя по земле и таская за волосы. На левом фланге враг теснил ряды общества Справедливости и Равенства, а на правом его доблестные бойцы уверенно напирали на его позиции. В центре сражения возникла огромная куча-мала из забравшихся друг на друга обезьян, в которой было трудно разобрать, где свои, а где чужие. Но все продолжали сражаться, не смотря ни на какие трудности. Никто не отступил и не сдался в плен. Сражались до тех пор, пока героически не падали под вражеским натиском, или пока, не опрокинув врага навзничь, взобравшись на него и молотя кулаками, сами не падали от усталости. Итогом сражения было огромное количество выбитых зубов, разбитых носов, и подбитых глаз, и самое главное, что не подлежало восстановлению – это огромное количество просыпавшихся из карманов трудом заработанных корок, которое было раздавлено, порвано и втоптано в грязь. Сколько именно корок было утеряно, сосчитать так и не удалось. И никто даже не пытался этого сделать, ибо, во-первых, со счётом у многих были трудности, а во-вторых, само неподсчётное количество лучше всего символизировало необъятность потерь, которые понесло общество по вине проклятого врага. Так в истории Общества Справедливости и Равенства была написана новая страница, получившая название, как Первая Межобщественная Война.

В последствии в обществе Справедливости и Равенства возникло движение, участники которого утверждали, что истинной причиной всех апельсиновых бед является общество Активности и Порядочности, и что, если бы не его подлая политика, все бы давно получали каждый по пять апельсинов. И когда они собирались на кухнях, они рассуждали: «...а ведь у нас же Великое Общество! А ведь у нас же Великая история!», и с многозначительным видом добавляли: «И это надо понимать…».

Так общество Справедливости и Равенства стало Великим и его демократическая история стала великой демократической. И Верховная, во времена которой это произошло, вошла в неё как та, благодаря которой это стало. А учение о том, что всех недостачах виноваты враги, было названо словом «патриотизм».

Продолжение тут