Японские пособники монгольского великого хана

«Божественный ветер» помогал Японии, а некоторые японцы – Хубилаю

Картинка вторжения юаньских войск в Японию в 1274 и 1281 годах в умах японцев (а равно верящим их трактовкам гайдзинов) давно уже сложилась в некий канон. В нем увековечены стойкость и непоколебимость всех даймё и самураев в борьбе со страшным Гэнко: (元寇, т.е. «Бандитские вторжения Юань»), их решительное и жесткое отношение к шпионским миссиям Хубилая (так как его многочисленных послов регулярно казнили, не смотря на их дипломатический статус), помощь родной японской природы (пресловутый «божественный ветер», камикадзэ по-японски) и т.д. Как результат – страшные по своей силе и ранее непобедимые монголы полностью разбиты, а японские сила и мужество восторжествовали над этими дикарями.

Сё:ни Кагэсукэ (1245 – 1285), воевода в Сабуро, один из самых непримиримых бойцов с юаньскими войсками

Но несколько темных пятен портят эту лучезарную для японской национальной гордости картинку. Начать с того, что далеко не все послы (по совместительству разведчики) Хубилая были казнены – довольно много из них вернулись к монголам с ценной информацией, полученной от японцев. Например в бэньцзи Хубилая в «Юань ши» в записи дня у-шэнь 6-й луны 10-года девиза Чжи-юань (13 июля 1273 г.) сообщается, что «посол в Японию Чжао Лян-би добрался до Дадзайфу и вернулся обратно; [он] письменно доложил о названиях титулов и рангов владетелей и сановников Японии, о наименованиях округов и владений, о местных нравах и местных изделиях, поднеся доклад государю». Ладно, это был отлично замаскировавшийся китаец, удачно разведавший префектуру Дадзайфу.

Но были у Хубилая и лазутчики японской национальности, маскировавшиеся под буддийских монахов и успешно доставлявшие сведения, о чем известно из доклада Хубилаю 20 сентября 1279 г. от одного из руководителей планируемого похода на Японию:

«Подданный почтительно принял высочайший указ идти в карательный поход для наказания Японии. Касательно отправленных вместе с японскими буддийскими монахами Чжоу Фу и Луань Чжуна, уехавших доставлять высочайший указ с объявлением их государству предложения о сдаче: установлен срок для возврата с ответом – 4-я луна будущего года. Дождемся, когда от него [т.е. японского государства] воспоследует ответ “нет”. И только тогда следует двинуть войска».

Сохранившееся оригинальное письмо Хубилая «вану Японии» с предложением о присоединении к Юань, ныне хранится в храме То:дайдзи в г. Нара

Это, так сказать, чисто шпионские дела, но были перебежчики и из числа самураев, командиров целых отрядов. В записи бэньцзи Хубилая, датируемой 24 октября 1282 г. (это через год после краха второго нашествия в Японию), есть такое сообщение о предшествующих событиях:

«[Хубилай приказал] выдать новоприсоединенным войскам Цзя Ю одежду и провиант. [Цзя] Ю доложил, что является мужем дочери главнокомандующего Цзяо из государства Япония, который послал его, как разбирающегося в постройке кораблей, в Цзяннань (название южного Китая – Р.Х.), чтобы прибыл разузнать точную ситуацию с войсками и конницей, способными угрожать границам Японии. Но прежде [выполнения этого Цзя Ю] пожелал добровольно сдаться и присоединиться к монголам».

Тут вообще целая военно-детективная история проглядывает – самурай переходит на сторону монголов вместе со всеми своими людьми (в юаньском канцелярите «новоприсоединенные войска Цзя Ю»), но при этом он был послан с разведывательной и, возможно, диверсионной миссией (иначе зачем ему еще и целый отряд его людей) накануне вторжения 1281 г. Хотя имена и фамилии этих японцев даны в китайском чтении иероглифов, которыми они были записаны, трудно сомневаться в достоверности сообщения, основанном на докладе императору (с такими вещами тогда не шутили – ложный доклад Сыну Неба был чреват скорым лишением головы).

Оглушительный провал похода 1281 г. не смутил Хубилая, который в 1282 – 1283 гг. стал активно готовить новое большое вторжение в Японию. Но в конце 1283 г., под давлением трудностей со сбором военных сил и финансированием этого предприятия, Хубилай сначала приостановил подготовку – как было сказано в его указе, чтобы «дать отдохнуть простому народу», т.е. тяглому населению империи. А вскоре он и вовсе отменил вторжение в Японию. Вероятно такое быстрое решение было вызвано еще и тем, что его увлек план так сказать «мирного наступления» на Японию, который ему представил бывший южносунский сановник Ван Цзи-вэн (1229 – 28.08.1284 г.).

Эта история интересна тем, что дает косвенные доказательства наличия в Японии кругов, что были готовы на компромисс с Юань. Дело в том, что Ван Цзи-вэн предложил отправить его государственным послом с программой мирных переговоров, где были предложения различных преимуществ японцам в отношениях с Юань, включая морскую торговлю. Дальнейшие события подтвердили то, что у Ван Цзи-вэна были основания надеяться на успех – если прежних послов Хубилая перед вторжением 1281 г. японцы сразу убивали, то у Ван Цзи-вэна почти все получилось.

Так, по сообщениям текста эпитафии на могиле Ван Цзи-вэна, получается такая картина: в середине августа 1284 г. он на южнокитайском корабле достиг морской границы Японии и еще до ее пересечения поднял флаги и транспаранты, сообщающие о посольских намерениях, затем Ван Цзи-вэн отправил вестников с посланием о мирных намерениях и тогда японцы прислали местных чиновников, которые встретили Ван Цзи-вэна с уважением и разрешили ему войти в пределы Японии, пока его письмо будет доставляться в столицу и пока не будет получен на него ответ от сёгуна. 27 августа 1284 г. корабль Ван Цзи-вэна подошел к берегу о. Цусима, где ему и разрешили высадиться. И тут произошло неожиданное – в ночь на 28 августа люди из команды нанятого Ван Цзи-вэном корабля, китайцы и корейцы, напали на бивак посла и разграбили его, заодно убив самого Ван Цзи-вэна (вероятно при сопротивлении). Самое удивительное, что власти Японии оказали почести погибшему и предприняли меры по доставке его тела в Китай, к юаньским властям.

Все это разительно отличается от того образа действий, который практиковали власти сёгуната еще 4-5 лет назад по отношению к посланцам Хубилая. Возможно это также связано с тем, что в это время Хубилай вводил новые правила для морской торговли, выделяя ограниченное количество портов в Китае, в которые только и возможно было иноземцам прибывать с товарами на кораблях. Для японских морских купцов предполагалось ввести особый режим. Еще в прежнем указе на эту тему Хубилай специально приказывал юаньским чиновникам, ведающим в портах иноземцами и таможенными делами, «объяснить людям из государства Япония [правила ведения] морской торговли с помощью кораблей». Т.е. они особо выделялись из числа других морских купцов, которые прибывали в эти порты. Так что эти особые правила для японцев (а они могли быть или льготными, или, наоборот, стать репрессивными – в зависимости от поведения Японии) становились мощным стимулом для японцев налаживать отношения. Вместе с планом Ван Цзи-вэна вести «политику человеколюбия» по отношению к Японии, все это можно считать древнейшими упоминаниями о «политике мягкой силы».