Город этот, загадкой маминой, взял меня ещё в детстве в полон...
Где на свете ещё, найдёшь ты название из мужского и ста женских имён?!
И под рострами, с чужими богами печальными, огибая сизый Исакия цоколь,
Всё мне виделось, в сумрачном небе Питера, имя странное - Сева100Поль.
Но припасть к тебе, всё мешали мне, то Сибири моей снега, то твои притихшие базы,
Полуночных больниц рассказы, Петербурга ночей миазмы и московских рассветов слюда...
И над картою, успокоившись, позабыв набить чемодан,
Херсонес я путал с хересом, с мускателем – Батилиман…
Сопки вкруг него все изрезаны там траншеями, да куртинами,
И ползу по паркету гостинной я с Госпитальной до Карантинной!
Тут встречали героев Малахова, сплошь израненных, но в цветах,
Лихо скачут ковбои по прериям, там в Мекензиевых, меловых горах!..
Но вот и состав мой, в скалы вклеиваясь, стокаттою «ку-клукс-клан», вносит меня,
На стрелках стыки расстреливая, в рассвете пламенном, в Божественный Инкерман!
И с беальбекских его громадин, под сенью крыльев седых орлов,
Глядит на меня, с высот этих каменных, Русская Слава былых веков!..
И офицеры, в мундиры затянутые, застыли навытяжку в моих коридорах,
Заслышав над бухтами распевки горнов, поднимающих в кубриках своих комендоров.
И заласкали Солнца лучи, породу, сиятельней королей и принцев –
Серой обводкой блистают в строю, русские фрегаты, крейсера и эсминцы…
И в этой феерии утренних сфер, на всех кораблях, батареях и сопках,
Взлетает священный Андреевский стяг к брату-Солнцу на всех флагштоках!
В монастырских бойницах блики свеч – истерзанные в изматывающих духовных битвах,
В тесных каменных кельях-гробах, древние старцы встают на молитву…
Но лишь до Башни Ветров дошёл гул колокола, сзывающего на молебен,
Вздрогнул я – чуть повернул, бронзовый лик свой, великий Тотлебен...
И вижу, как где-то, в аллеях платанов, самой укромною их дорожкою,
Тихим шагом быстро прошли Даша с матросом Петром Кошкою…
И, как в казематах Сапун-горы, над месивом из своих и врагов,
Поднял ланцет и устало застыл, бледный, как день, Пирогов…
***
Но и в этом, белом перекрестьи улиц, нервном от нарядной людской толпы,
Знаю я – по ночам всплывают русские затопленные корабли…
Они не подвластны ни тлену, ни тлению, до той лишь поры, пока,
Истово ночью в России молится за них хоть одна душа...
Я знаю, что этими, ночами чёрными, когда в тёмных бухтах спят,
Быстро и точно в Корабельную, входит царский «Штандарт»...
Склянки и вахты на нём не бьются, габариты притушены в цвет портвейна,
Только над клотиком ярко светится, корона огнями Святого Эльма...
Мостки с него к Графской Пристани брошены, но их не видит локатор,
Когда по ним торопливо сходит в шинели своей Император...
Он смотрит устало на город любимый, уставший от праздничных толп,
И из небес над ним сходит и светится, белый, сияющий столп…
Видит – не Яйла над Ялтой дымится, сгоняя строй облаков в туч стада,
Это вернулась, разверзлась и вспыхнула, ушедшая, было, в прошлое,
Севастопольская Страда!..
* * *
Фашины вновь с батарей размётаны, пушки заклёпывают бомбардиры,
Лицами чёрные, от крови красные, залили бастионы вражеские мундиры!..
Небо над Югом железом изранено, груды трупов покрыты Славой!
Сияет картечью вся русская степь, меж Яссами и Балаклавой!..
Люди-герои друг-друга бьют, в грязь втаптывая жизни и аксельбанты,
На коленях молят Корнилова отойти, на мертвецов похожие, его адъютанты...
И разрывают пространств материю, бомбы, картечь, шрапнель и петарды –
Туркам об Аде песни поют, громадные нахимовские бомбарды!..
Насмерть русских стоят полки – рижские, кексгольмские, черниговские и псковские,
Ангелы на небесах уже, души не успевают там, принимать людские!..
Вот, словно горохом чугунным ударило, по утлым ладьям лихих гондольеров,
Это тульской шрапнелью ошпарило ряды итальянские берсальеров...
И долгое лошадиное ржание заполнило под Альмою овраги все и балки,
Трудно врастают в землю заживо отборные британские конные полки.
И долго потом ещё жители местные, в поисках крабов, рапанов и губок,
Будут годами из моря выуживать куски чёрно-красных шотландских юбок.
* * *
Так тут и камни в два цвета окрашены - отныне уже и на веки веков:
В красный - от крови защитников русских, и в чёрный – от крови врагов...
И, словно анютиных глазок «триколоры», акаций среди и агав мексиканских,
Здесь попадаются кладбища русские, французских среди, британских и итальянских…
Вижу гигантский мраморный крест – приникли герои к Славе в истоме...
Сдвинув плиты могил своих, спят здесь Корнилов, Лазарев, Нахимов и Истомин.
Здесь человек не услышит крика – птица и та здесь молчит,
Божия тварь понимает, здесь – под плитами этими - вечная, непобедимая,
Русская Слава военная, праведной кровью добытая, праведной кровью омытая,
Праведным сном своих воинов, праведным сном своим спит…
* * *
Но, брызгами шампанского, до небес сияющего, лазером зажегши света снопы,
Вспыхнула над русским флотом радуга, от Наварина и до Синопа…
И не грохот это бутафорских ружей, не чечётка каблуками по столу,
Это открыл порты орудий своих, фрегат «Двенадцать Апостолов»!..
И не грома небесного рокоты раскатились над тенью притихших станиц,
Это огрызнулась одним своим бортом, серая туша линкора «Новороссийск»!..
И не тайфун пролетел над Америкой, не над Сахарой смерч,
Это шепнули своим страшным шёпотом башенные орудия лидера «Керчь»...
И, над пелериною русских жерл, молча, с достоинством, внемлющих миру,
С нежностью на младшего брата глядит, любящая его, Северная Пальмира…
И, переливаясь светофорами, взросший фортами из топи блат,
Укрытый каменными капонирами, приветливо сигналит брату Кронштадт...
И заулыбались у мыса Путятина, улыбками Джоконды, а может и нерпы,
Ракеты дальние свои прихорашивая, дальневосточные ядерные канонерки...
И, словно услышав перекличку братскую, будто повинуясь паролю «сим-сим»,
Всплывает на полюсе, льды ломая, субмарина, с игрушками, каждая в 1000 хиросим!
Пристально сверху на шарик глядит, атомов мощь в свои перископы,
Чувствует силу свою она, в шахтах стреножив гигантских циклопов...
Блекнут экраны локаторов вражии, в немощи напрягаясь до цоколя,
Знают, Апокалипсиса всадниками, спустятся с небес к ним эти «Тополя»…
И, как одинокий путник, торопящийся к ночлегу до вечера,
Неслышно над миром проходит спутник, практически, ни кем не замеченный…
* * *
Не только лишь, с греческого на русский, «приводит он нас в изумление»,
На языках и планеты всей, всегда был «достойнейший он восхищения»!..
Стоит, защищённый мощами праведников, Русской Славы Акрополь...
Сияет в струях ангельских труб, город наш – Севастополь!..
Оценили 2 человека
3 кармы