Война на Гурьянова. Взрывы в Москве стали началом «кровавой пятилетки»

Той сентябрьской ночью мы с друзьями засиделись допоздна. Надо было расходиться, но погода была хорошей, и прощание во дворе дома в Кузьминках растянулось еще на час. В какой-то момент наш разговор прервал оглушительный грохот. Беседа прервалась, и мы даже поспорили на тему того, что могло произойти. Мобильного интернета в ту пору не было, и оперативно узнать истину не было возможности.

Попрощавшись с приятелями, я отправился ловить такси. Водитель пойманной машины посмотрел на меня расширенными глазами и задал вопрос:

— Не знаешь, что случилось?

— А что такое?

— Да куча машин «скорой» куда-то в сторону Печатников рванули!

Я жил в районе Люблинских прудов, всего в нескольких километрах от места событий. И в ту ночь я обратил внимание на огромные клубы то ли дыма, то ли пыли, тянущиеся оттуда.

Информационных каналов по ТВ не было, и лишь одна из радиостанций во втором часу ночи сообщила о «взрыве бытового газа».

Ужас в столице

То, что произошло на самом деле, стало понятно утром. За несколько секунд до наступления 9 сентября 1999 года в доме 19 по улице Гурьянова взорвалась бомба мощностью в 350 килограммов в тротиловом эквиваленте. Взрыв уничтожил два подъезда здания, а также повредил расположенный рядом дом номер 17.

Погибли 106 человек, около 700 получили ранения.

Печатники — это обычный спальный район советской эпохи. Дома на улице Гурьянова были заселены работниками гиганта автомобильной промышленности — завода АЗЛК, который к концу 1990-х практически прекратил свое существование.

Люди, жившие на улице Гурьянова, не имели никакого отношения к политике. Но террористам было все равно. Им нужны были многочисленных жертвы и страх, парализующий волю.

За несколько дней до взрыва в Печатниках был взорван дом в Буйнакске. 13 сентября 1999 года, когда в стране был объявлен траур по жертвам, прогремел взрыв на Каширском шоссе. Из жильцов одноподъездной высотки выжили лишь единицы. Погибли более 120 человек.

Москву окутал страх. Люди выходили к подъездам на ночные дежурства, в панике звонили в милицию по поводу машин, показавшихся подозрительными, и по поводу любого человека кавказской внешности, переносившего что-либо тяжелое.

От улицы Гурьянова до Беслана

Взрыв на улице Гурьянова, потрясший не только москвичей, но и всю страну, ознаменовал начало самой кровавой террористической пятилетки, концом которой стал Беслан.

Эти пять лет вместили в себя атаки смертников на музыкальных фестивалях, взрывы электричек, подрывы самолетов, «Норд-Ост»...

Авторы терактов стремились посеять в людях страх и неуверенность, заставить их чувствовать себя незащищенными, убедить, что государство неспособно остановить кровавую волну.

Но произошло нечто иное. Люди научились жить в новых условиях. С рамками металлоискателей, кнопками тревожной сигнализации, многими ограничениями, о которых раньше ничего не знали. Россияне возненавидели терроризм, но не стали врагами собственного государства, как хотели убийцы.

Понимая, что их план не работает, террористы повышали ставки, словно спрашивая: «А это вы выдержите? А вот это?»

В конечном счете мы выдержали все. Цена, заплаченная за прекращение кровавой вакханалии, оказалась очень высока.

Сегодня авторы некоторых фильмов о Беслане и «Норд-Осте» стараются убедить зрителей — неумение государства идти на переговоры с захватчиками стало причиной массовой гибели невинных людей.

Но правда состоит в том, что ни «Норд-Оста», ни Беслана, ни взрыва на улице Гурьянова могло не быть, если бы иначе развивались события в июне 1995 года в Буденновске.

Сделка с дьяволом

14 июня 1995 года около 200 боевиков банды Шамиля Басаева заняли город Буденновск, захватив в заложники около 1500 человек и загнав их на территорию местной больницы.

Федеральная власть оказалась в состоянии паралича. Один из самых позорных кадров в современной российской истории, премьер-министр Виктор Черномырдин, прижимая к уху трубку телефона, восклицает: «Шамиль Басаев, говори громче!»

Террорист Басаев диктовал условия главе правительства России, а тот принимал их для исполнения. Российские власти согласились на прекращение боевых действий в Чечне и выпустили террористов из города.

Басаев уходил из Буденновска победителем, оставляя за спиной около 130 убитых и более 400 раненых.

«Зато сотни жизней были спасены, — заявляют те, кто считает действия Черномырдина в 1995 году эталонными. — Ведь ничего нет важнее этого».

Кажется, все правильно. Если не думать о том, что произошло дальше. Успех в Буденновске убедил террористов и их спонсоров, что данный метод давления на власть эффективен. А если власть все-таки упрямится, надо лишь увеличить число убитых и число заложников.

За ту слабость государства заплатили зрители «Норд-Оста», дети Беслана, пассажиры взорванных самолетов.

Слабость власти порождает смерть

Шамиля Басаева удастся уничтожить лишь через 11 лет после атаки на Буденновск. Одиннадцать долгих лет он будет сеять смерть.

Почему те, кто критикует власть за неправильные действия в Беслане, ничего не говорят о тех, кто отпустил Басаева живым в 1995 году?

«Нет ничего дороже человеческой жизни, и право на жизнь — главное», — говорит один модный блогер, вспоминая о Беслане.

Но, договариваясь с террористом и спасая жизни одних, власть, пошедшая на сделку, приговаривает к смерти других. Таких же невинных и беззащитных.

«А вы что, хотели бы, чтобы умерли заложники в Буденновске? — возмущаются некоторые. — Вы можете посмотреть им в глаза?»

А можно посмотреть в глаза детей и взрослых с улицы Гурьянова, которые уже двадцать лет смотрят на нас только с фотографий?

«Кровавая террористическая пятилетка», случившаяся в России на рубеже веков, стала следствием чудовищной слабости российской власти 1990-х. Власти, которая лихо умела расстреливать из танков собственный парламент в Москве, убивая тех, кто возмущался попранию законов, спасовала перед вооруженными до зубов боевиками.

Никто не гарантирует нам, что не будет новых попыток терактов. Но не дай бог власти, наслушавшись модных «искателей правды», вернуться к временам, когда с душегубами «говорили громче».

Цена таких разговоров слишком высока.

Андрей Сидорчик