Победа, выросшая из позора. Как Россия вычёркивала Польшу из реальности

11 декабря 1618 г. наше государство испытало одно из самых сильных унижений за всю свою историю. В селе Деулино, что в часе ходьбы от Троице-Сергиевой Лавры, было подписано перемирие между Речью Посполитой и Россией.

Условия этого соглашения можно назвать откровенно кабальными. Хуже не было, пожалуй, никогда. Разве что триста лет спустя, когда молодое Советское государство подписало «похабный», по выражению самого Ленина, Брестский мир, уступив Германии и Австрии чуть ли не четверть своей европейской территории. Впрочем, даже он, при всём своём позоре, выглядит респектабельнее. Кайзер Вильгельм хотя бы не проломился до Питера или до Москвы, не требовал у Ленина должности председателя Совета Народных Комиссаров, а население с территорий, подлежавших оккупации, могло бежать на все четыре стороны.

Конец России?

Деулинское же перемирие было таким, что впору хвататься за голову, заламывать руки и с чистым сердцем заявлять о закрытии «Проекта Россия». По той простой причине, что с формальной стороны никакого русского царства больше не было. Юридически верховным правителем и монархом России оставался польский королевич Владислав Ваза. Право именоваться таковым в официальных документах Речи Посполитой было закреплено за ним именно по результатам этого перемирия.

Кроме того, Россия в одночасье теряла все территории, которые московские государи кропотливо и бережно собирали и отвоёвывали в течение полутора веков. Смоленск, Чернигов, Новгород-Северский, вся Брянщина, часть калужских земель, и даже часть нынешней Тверской области — всё это отходило полякам. С одним интересным условием. Уйти с этих территорий дозволялось только духовенству, дворянам и купцам. Крестьяне и посадские люди должны были стать польскими подданными. Речь Посполитая явно не желала получить пустыню — ей непременно нужны были и земли, и рабсила. Скрупулёзно учитывалось всё — согласно условиям перемирия, земли должны были перейти не только с жителями, но и с имуществом. Отнималось даже та последняя возможность отомстить победителям, которая всегда была свойственна русским. Поступить по принципу: «Так не доставайся же ты никому», то есть запалить хату и скрыться в лесах, было нельзя. За этим обязывали следить своих же, русских комиссаров. Не уследят — продолжение войны.

А вести её Россия к тому моменту была уже не в состоянии. Что ясно показывает один характерный момент. В октябре 1618 г. королевич Владислав с 8 тысячами поляков и европейских наёмников, а также его подручный, гетман Пётр Сагайдачный с 20 тысячами «украинных казаков» атаковали Москву. И судьба русской столицы висела на волоске. Всего лишь считанными годами ранее линия обороны ещё проходила по Земляному городу, то есть по нынешнему Садовому кольцу. Теперь же те укрепления не годились никуда, защищать их было некем, и потому последние крохи могучего некогда войска — 11 тысяч русских — сразу заняли последний рубеж обороны. Белый город. Нынешнее Бульварное кольцо. И если бы не малодушие запорожцев, которые отказались идти в бой, ещё неизвестно, как всё бы повернулось — поляки чуть было не взяли Арбатские ворота.

Мечты и пинки

Таковы были последствия Смутного времени, которое окончилось, вопреки расхожему мнению, вовсе не в 1613 году, с торжественным воцарением Михаила Фёдоровича Романова. Нет. Окончилось оно именно сейчас. В 1618 г. Позорным перемирием и почти что ликвидацией самого понятия «русский царь».

Здесь уместно вспомнить один анекдот. Поймали некие враги англичанина, француза и русского. Приговорили к расстрелу. Но обещали выполнить последнее желание. Англичанин попросил виски. Француз — вина. А русский — пинка. Первых двух расстреляли. Русский же, получив желаемое, внезапно озверел, вырвал у врагов автомат, перебил всех и задумался: «Да... Пока пинка не получишь — ничего ведь не сделаешь!».

Умение извлечь урок из поражения — признак умного и сильного человека. Умение настоять при этом на своём и переломить ситуацию в свою пользу — тем более.

Новый царь, освоившись, наконец, на престоле, показал, что обладает и тем, и другим. А также умением мыслить на перспективу. Которая в целом была нерадостной. Речь Посполитая достигла в те годы зенита своей славы и могущества. Это было крупнейшее и сильнейшее государство Восточной Европы.

Ставить перед собой задачу ликвидировать это государство мог либо расслабленный мечтатель, либо одержимый безумец. Михаил Романов не был ни тем, ни другим. Однако же именно эта задача была им поставлена, а также передана по наследству.

Допетровская «индустриализация» и «коллективизация»

Конкретные шаги по её выполнению можно сравнить только с действиями большевиков в межвоенный период. Освоение новых территорий. Создание новой армии. Индустриализация, причём скорейшая. И всё это — ценой ухудшения качества жизни собственного же населения.

В 1613 г. русские владения в Сибири доходили до Енисея. К 1639 г. русские вышли на побережье Охотского моря и к Сахалинскому проливу. Пушнина и кость серьёзно поправили финансовые дела московского государя.

В 1630 г. началось создание «полков нового строя» — солдатских, рейтарских и драгунских — по шведскому образцу. Почему по шведскому? По той причине, что именно шведские наёмники наилучшим образом показали себя в столкновении с польской кавалерией.

Тогда же, задолго до петровских реформ, началось привлечение иностранных специалистов для скорейшей модернизации промышленности, прежде всего военной: «Здесь до сих пор находился очень опытный мастер по имени Ганс Фалькен из Нюрнберга; от него некоторые русские путем одного лишь наблюдения научились литью. При помощи особой сноровки он устраивал орудия таким образом, что 26 фунтов железа можно было с успехом выбросить из орудия при помощи 25 фунтов пороху; поэтому он так прославился в Голландии».

Тогда же, при Михаиле, Россия совершает первый рывок Нового Времени — в 1620-е гг. начинается устройство мануфактур, сопровождающееся серьёзным экономическим подъёмом.

И всё это оплачивается весьма неприятными вещами. Например, дальнейшим закрепощением крестьян и окончательным закручиванием гаек. Всё XVII столетие так и называют — «Бунташный век». Да, бунт следует за бунтом. И каждый из них гасится довольно жестоко. И после каждого от прежних народных вольностей откусывают ещё и ещё кусочки. Потому что — а как иначе? Всё для фронта, всё для победы.

И она приходит. Нет, не сразу. Но если посмотреть на историю русско-польских военных конфликтов, то именно Деулинское перемирие является неким водоразделом. До него удача то на стороне русских, то на стороне поляков. Вторые, пожалуй, даже ведут по очкам.

А вот после ситуация меняется. Первый конфликт после Деулинского перемирия, война 1632 — 1634 гг. заканчивается пока ещё с неопределённым результатом.

Но все — подчёркиваю — все последующие конфликты России и Российской империи заканчиваются для Польши поражением. Раз от раза это поражение всё тяжелее и позорнее. Пока, наконец, в 1792 г. польская проблема не приходит к окончательному решению. Польша перестаёт существовать как сила, как государство и, разумеется, как угроза.

Константин Кудряшов