В нашей стране развивается любопытный феномен непубличных памятников. Установить монумент не на городской площади, а на частной, закрытой территории предприятия или учреждения проще, для этого не требуется трудных согласований, не нужно узнавать мнение жителей. А вместе с тем непубличность таких памятников – вещь условная, если сам факт их установки освещается публично, их фото попадает в прессу, а дискуссии по поводу таких памятников разворачиваются в социальных сетях. Этот аспект, так сказать, «контрабандной публичности» многократно усилен в современном информационном обществе. Впрочем, и прежде существовали монументы, которые становились общеизвестными символами, хотя вживую их видели не так много людей – например, статуя Свободы в Нью-Йорке.
Недавно заметным событием такого рода стало открытие памятника И. В. Сталину на заводе «Микрон» в Великих Луках. Но еще более любопытен случай со статуей Феликса Эдмундовича Дзержинского, которая была торжественно установлена на территории Службы внешней разведки в московском районе Ясенево. Здесь контраст между формальной непубличностью и фактической публичностью достиг максимума.
С одной стороны, если через заводскую проходную, наверное, пропустят, если сильно попросишь, то территория комплекса зданий СВР максимально недоступна для простого посетителя. С другой же стороны, на этот раз инициатор установки – даже не просто государственная организация, а один из столпов российской государственности. Думаю, сложно представить нашу страну без внешней разведки. Более того, глава СВР Сергей Нарышкин, не последний человек в государстве, произнес на церемонии открытия содержательную речь.
Поскольку Ясенево – домашний район для нашей внешней разведки, соседство СВР уже успело отразиться на его топонимике. Здесь появились площадь Кима Филби и улица Павла Фитина (на которой, впрочем, нет домов). Но если увековечение имен профессиональных разведчиков не вызвало особых протестов, то чествование основателя Всероссийской чрезвычайной комиссии предсказуемо привело к возобновлению давних споров вокруг фигуры «железного Феликса». Но стоит ли ломать копья на этот раз?
Прежде всего стоит отметить, что новый памятник – это не оригинальная работа, а уменьшенная копия знаменитого памятника работы Евгения Вучетича, который до августа 1991 года стоял на Лубянской площади в Москве. Между прочим, Сергей Нарышкин еще в 2017 году признавался, что это скульптурное произведение ему нравится. Таким образом, нынешний монумент можно рассматривать двояко: это и памятник Дзержинскому как таковому, и памятник конкретному памятнику Дзержинскому.
При этом оригинал вполне доступен для обозрения, поскольку спокойно себе стоит в парке «Музеон» возле нового здания Третьяковки. Тонкость тут в том, что он не имеет статуса памятника. Это просто произведение искусства – скульптура в ряду других выставленных там скульптур. Там же, например, можно найти и статую Сталина из розового гранита, выполненную Сергеем Меркуровым.
А вот возвращение Феликса на Лубянку, до которого в 2021 году, казалось, было рукой подать, так и не состоялось. И общественная дискуссия, развернувшаяся в то время, была свернута, чтобы не провоцировать раскол в обществе. Но нельзя сказать, что вопрос тогда был закрыт окончательно, ведь никакая иная историческая фигура оставленное Феликсом место так и не заняла, хотя недостатка в предложениях не было.
Поэтому установку уменьшенного дубликата работы Вучетича в Ясеневе можно рассматривать и как аргумент в еще не законченном споре вокруг Лубянки. Перспектива прочитывается очень четко: если Феликс не вернется на Лубянскую площадь, значит, можно ожидать стихийного появления его копий в управлениях спецслужб и даже в отделениях полиции по всей стране.
Кто-то, возможно, захочет представить эту тенденцию как признак «возрождения сталинизма». Однако такое суждение было бы антиисторичным. Вспомним, когда Дзержинский появился на Лубянской площади. Это произошло в 1958 году, то есть в самый разгар развенчания культа личности Сталина. Правда состоит в том, что миф о Дзержинском с его холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками формировался главным образом в контексте «восстановления ленинских норм». Как Ленин, носитель первоначальной коммунистической идеи, был противопоставлен якобы извратившему ее Сталину, так и первый чекист должен был стать противовесом своим преемникам – Ягоде, Ежову и Берии. Отсюда и педалирование гуманитарных аспектов деятельности Феликса Эдмундовича, прежде всего его борьбы с детской беспризорностью. Между прочим, когда ярую антисталинистку Светлану Алексиевич пытались уесть тем, что она написала о Дзержинском панегирик под названием «Меч и пламя революции», это тоже было не совсем корректно, поскольку ничего несовместимого тут нет. Смысл культа Дзержинского в позднем СССР – именно антисталинский.
Вообще, в нашей истории мало найдется деятелей, которые были бы настолько мифологизированы, чей образ был бы покрыт настолько густым слоем ретуши. По сути, никакого реального Дзержинского мы не знаем и знать не хотим. Человека в этом мифе нет, но, как ни парадоксально, человечности в нем хватает. Ведь Дзержинский символизирует не только непреклонность носителя идеи государственности перед лицом ее врагов, но и хрупкость, уязвимость вечно усталого, болезненного человека, который держится одной силой духа и одним чувством долга. Может быть, это тот пример, которого многим современным администраторам не хватает. И такие люди как Сергей Нарышкин, это отлично осознают.
Дело еще и в том, что у наших спецслужб и правоохранителей нет другого человека-символа, кроме Дзержинского. В самом деле, ну не Бенкендорфа же им считать своим прародителем. Нет, Бенкендорф был весьма достойным человеком, но мифа вокруг него не сложилось. Именно в силу этой безальтернативности мы не можем считать, что Дзержинский принадлежит какой-либо конкретной идеологии. Например, Петр Великий был несомненным сторонником крепостного права, но никто же не скажет, что его почитание означает поддержку этого социального института.
Вообще, фамилия Дзержинский созвучна слову «держава». Наверное, все мы можем сойтись на том, что его образ – просто воплощение идеи державности, без которой мы не сможем обойтись независимо от идеологической моды текущего дня.
Оценили 2 человека
2 кармы