Иволгинский дацан. Как я принял буддизм...

    Буддизм я принял для себя (просто внутренне, без каких либо ритуалов – инициаций схожих с крещеним) после того как пережил определенный мистический опыт. Это было в 1994 году. Тогда я занимался "дальнобоем " на собственном КамАЗе. Мне выпал рейс везти мебель (полированные пятикорпусные стенки) из Твери в г. Ноябрьск в Тюменской области, почти за полярный круг, "на севера". Машина была не готова, все время глохла и с трудом заводилась. У меня было гнетущее "нехорошее предчувствие" и в ночь перед отъездом приснились собственные похороны, а точнее последнее омовение. Было желание поменяться с товарищем по бизнесу, но потом решил - будь что будет. Ждать его после таких предчувствий из рейса было бы не легче. Расслабился и принял судьбу.Надо сказать, что сам я за рулём не ездил. Баранку крутил нанятый водитель, а я был как бы менеджер, собственник и вечный экспедитор при КамАЗе.

    Ближе к городу Сургуту хозяин товара и мой водитель, изначально невзлюбившие друг друга, совсем рассорились и мне пришлось сесть между ними. Все произошло по средине перегона между поворотом на Сургут и Ноябрьском, на 200 километровом участке без всяких признаков людских поселений. Посреди тундры, января и полярной ночи. В два часа ночи по Москве Сашка (водитель) сказал, что никуда дальше не поедет, устал и будет ночевать здесь. К тому же объявили штормовое предупреждение и запретили движение автотранспорта вне колон......Сашка (водитель) стал требовать у Андрюхи (хозяина товара) горячего кофе, а тот не давал.Термосом Сашка завладел, но остался без кружки. На полу кабины рядом с водительским местом есть такая кнопка - горный тормоз. Если её нажать, то мотор глохнет, и весь воздух из системы уходит, соответственно машина входит в ступор и глухое торможение.Чтобы случайно не нажать на него у Сашки там стояла кверху дном (как предохранительный колпачок) алюминиевая кружка. Вот он её и взял с победным видом для своего кофе. Кофе в термосе, как выяснилось, давно замерз и уже никого не мог взбодрить, а незащищенная кнопка была тут же нажата немереным валенком Сашки, габаритов которого, он не чувствовал. Погас свет, исчезли звуки. Кто-то выдернул вилку из розетки нашего "телевизора". Звук и изображение исчезли одновременно.Повороты ключа зажигания ничего не изменили. При свете плохо горящей на 38 градусном морозе и ветре 28 метров в секунду газовой зажигалке, обнаружилось, что вместо аккумуляторных батарей груды эбонитовых осколков мерзлого электролита.Приплыли....С большим трудом при помощи картона, ветоши и повидлообразной солярки, выковырянной из сливной пробки топливного бака отверткой, подожгли старые скатыМашина наша остановилась на стоянку в капонире, - такой большой очищенной от снега стояки, из-за высоких снежных откосов, окружавших её, похожей на большой окоп. Капонир был устроен как бы в «аппендиксе» относительно основной трассы.

    Было утомительно слушать причитания и претензии между Сашкой и Андрюхой на тему: «Кто виноват, скажи-ка брат?», и я решил выйти на трассу, посмотреть, что нас окружает. Окружало нас черное безмолвие, снег и ветер. – Пурга. Вдалеке светился огонь большого газового факела. Этакая большая персональная луна на палочке, состоящая из непрерывных всполохов, которые рвал в клочки безумный ветер. Из-за этого ветра идти и даже стоять, можно было только под сильным наклоном. Обойдя снежные терриконы, образовавшиеся в результате расчистки площадки-капонира, я увидел, что у подножья искусственной луны находился какой то завод, - нагромождение серебристых труб, шаров и цилиндров. Ветер принес оттуда запах солярки выхлопных газов, звуки работы двигателей и крики- матерок людей.

    До заводика было километров пять. Я подошел к Андрюхе и Сашке и сказал им, что пойду туда за помощью.Пошел вдоль по трассе в надежде найти поворот на заводик и, пройдя с километр нашел что-то похожее. Через три километра упорной ходьбы на пронизывающем ветре дорога закончилась тупиком – площадкой вокруг кучи вентилей и труб, выныривающих из снега на одном конце и заныривающей на другом. Замерз я тогда капитально. Помню, не смотря на все свитера и двойные телогрейки (стеганая жилетка и телага сверху) и ватные штаны меня мучила тоскливая мысль о том, как было бы хорошо, будь сейчас у меня майка подлиннее. Залез на трубы, посмотрел на заводик. Показалось, что он почти не приблизился. Но не отступать же назад. Дай, думаю пройду по целине, тем более на краю площадки был довольно крепкий наст. И я пошел. Наст перемежался с участками совсем рыхлого снега, то по пояс, то по грудь. Это купание в снегу сильно выматывало, особенно в купе с летящим в лицо снегом. Лицо и уши приходилось постоянно растирать. Постепенно передвижение против ветра превратилось в бесконечную череду подъёмов и падений. Сил уже не оставалось, шел на характере, потому что и страха уже не осталось, - он перепрел в тягучую тоску обреченности. То предчувствие из небольшого металлического привкуса во рту переросло в четкое понимание непоправимости всякого шага. Это подтверждало и отсутствие следов позади меня. Их было не более трех, и те быстро заносило пургой. Путь назад ни чем не отличался от пути в любом другом направлении. Впереди был хотя бы ФАКЕЛ. Пошел вперед. Прошел одну чахлую рощицу тундровых осинок и сосен, потом другую. Потом наискосок через мою намеченную траекторию пролегла какая-то длинная канава. Я высмотрел место, где наст, как мне показалось, покрепче и начал её переходить.….

     И провалился … в болото! Холодная жижа начала быстро отнимать у меня последние остатки тепла и надежды. Пытаюсь опереться о края наста, - только еще глубже зарываюсь в звенящий снег. Любое движение ногами и чувствую, как под полными воды валенками рвутся какие-то гнилые тряпки. Осознание свершившейся смерти пришло без слов и формулировок. Просто как данность. И последняя мысль была тоже вне слов. Она пришла в прямых ощущениях. Я как бы почувствовал объятия своей четырехлетней Дашки на своей шее и звенящую жаль о том, что всего этого уже никогда не будет. Я провалился в сон или в смерть. Увидел человека в по плечи в снежной воронке. Стал подниматься над ним. Чуть поодаль увидел еще одну чахлую рощицу сосенок и осинок. Увидел привязанные к деревцам белые ленточки, колыхающиеся на ветру и подумал: совсем как у нас на Родине, на каком-нибудь «барисане». И вдруг начал опускаться на землю и встал на ноги на плотно утоптанный наст среди небольшой торговой площади. Был день или позднее утро. Торговцы, выстроившиеся в два ряда вдоль дороги, ведущей в ворота большого деревенского двора обнесенного забором, были приветливы и не особенно навязчивы. Я походил вдоль рядов. Торговали в основном различными «предметами культа», ароматическими палочками, разными колокольчиками, и фигурками, которых сами торговки называли «бурханчиками». До этого я никогда не был в Иволгинском дацане, только слышал о нем рассказы, но сразу понял, что это именно он. Надо сказать, что до этого у меня было несколько попыток посетить православную церковь. Душа требовала очищающего прикосновения к «горнему», а традиционная связка «русский – православный» подразумевала именно эту церковь. Но всякая попытка просто войти в храм заканчивалась для меня плачевно. Меня каждый раз выгоняли. В первый раз из-за комсомольского значка, второй раз застал батюшку переодевающегося в джинсы, потом обвинения в воровстве. Смутная, еще не до конца самим понятая тяга, которая подвигала меня, обезоруживала и делала беззащитным и потому еще более чувствительным к этим гонениям. Ну и конечно нашлись те, кто с умным видом подсказал, что это «не спроста».

В связи с этим я не решался войти и пройти хотя бы те самые круги, повращать барабаны с красивыми и непонятными знаками. Стоял у этих ворот в нерешительности. Ко мне подошел пожилой бурят с добрыми отеческими глазами и придал мне решительности. Позвал с собой и дал небольшие наставления, как себя вести, что делать и куда идти. Я пошел с ним, и мы двигались вместе по КРУГУ, вращали барабаны, пока он не встретил каких-то своих знакомых или родственников. После этого наши скорости не совпали, и он ушел вперед. Я шел по тропинке с барабанами и барабанчиками вращал их, молился. Молитва моя была без слов и состояла из потока чувств и ощущений, безмолвных просьб о помощи, как было когда то давно в детстве или даже во младенчестве, когда ты с криком и плачем посылаешь в эфир весть о своем страхе и горе и уверен что с этого момента всесильные родители уже слышат и спешат на помощь, и скоро отведут от тебя все тревоги, и согрею, и оборонят.Мысли мои и молитвы где-то чуть меньше чем через половину круга прервало то, что я заблудился, тропинка кончилась. Точнее её перегородил большой зарод сена, какие-то загоны для скота, прясла жердевых заборов. Я подумал, что попал в какую-то деревню начал обходить зарод справа. И вышел на дорогу – улицу, которая вела к тем воротам, через которые я вошел в монастырский комплекс вместе с бурятом-попутчиком. Подумав, что и в этот раз у меня не получилось попасть в храм, я повернул к воротам и решил уйти с территории дацана. Но путь мне преградил монах в желтых одеждах с большой сосновой верхушкой в руке. Это был мужчина примерно чуть больше пятидесяти лет. Волосы на голове были очень короткие, их практически не было, но все-таки некоторые из них были седые, а некоторые – черные. Лицо очень спокойное уравновешенное, глаза излучали силу и добро. Он сказал мне совсем немного слов, прикасаясь этой, свежей, с ярким хвойным запахом, веткой. Не помню дословно. Что-то о том, что все будет хорошо, что нужно обязательно войти в храм, что меня ждут, что все будет хорошо и я под защитой, что поводов для страха нет, и не будет.

В это время подошла еще одна группа людей, идущих по кругу и присоединился к ним, а монах улыбнулся и махнул мне веткой на прощание. Присоединившись к новым попутчикам, я дошел до главного храма. Вошел в него и снова отдался внесловесной молитве. Только на этот раз мне неудержимо хотелось плакать, и я отдался слезам, которые слились воедино с молитвой. Сейчас трудно сказать, о чем я плакал, помню только, что с каждым вздохом становилось все легче и легче. Приходила не на чем конкретно не основанная уверенность, что ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО. Когда совсем полегчало, я поднял глаза и увидел большую золотую статую Будды, иконостас по обе стороны от него. В храме люди двигались по кругу вдоль перегородки, отделяющий основной зал от территории перед иконостасом В подножии большого Будды и по эту сторону перегородки на которую люди ставили свои подношения в виде зажженных лампадок и ароматических палочек на небольшом возвышении сидел монах в желтых одеждах. И с мягкой улыбкой принимал поклонения. Я вместе со всеми в свою очередь поклонился ему и поставил рядом с ним зажженную лампадку. Прошел дальше со всеми до правой стены и, пятясь назад, прошел к выходу. На выходе еще один седой монах предложил мне святой воды из большого чайника, налил мне её прямо в ладошку и показал жестами, что надо выпить и остатками смочить себе голову. Свой первый круг я закончил уже с легким сердцем, в теле, наполненном силой, с уверенностью в том, что будущее наполнено радостью, в большей степени, чем - либо другим. Вышел из ворот и зашагал к автобусной остановке….

   Очнулся посреди тундры, как солдат вспрянувший ото сна, стоя на посту у знамени части …, инстинктивно качнулся назад как при палении вперед, и упал на наклонно соскользнувший мне под спину плоский кусок наста, как на пенопласт. Тело моё уже не давило вертикально на те гнилые тряпки, расползающиеся у меня под ногами. Вес его в какой-то степени распределился по поверхности «пенопласта». На расстоянии вытянутой руки перед собой я увидел сосновую веточку. Потянул за хвою. Первые иголочки оторвались. Постепенно я смог подтянуть ствол этой чахлой сосенки и став вытягивать себя из болотной воронки. Когда она сломалась, где-то у корня, я ни сколько не испугался, а положил её поперек ямы и стал выкарабкиваться. Вылез из болота и зыбучего снега и, нисколько не ощущая холода, начал раздеваться и сушить свою одежду методом полоскания в снегу. Также выполоскал валенки, и ватные штаны одел их на себя. Огляделся. Увидел ЛЭП и пошел вдоль неё. Удивительное дело. Я видел все каким-то странным зрением все вокруг себя. Ближайшее окружение я видел как бы в прибор ночного видения, только в серых тонах, а дальше пространство переходило как бы в карту, на которой как на части диорамы нарисованной на вертикальных стенах. Была нанесена дорога, по которой надо идти, после того как она пересечется с ЛЭП и отдельной красной точкой на ней – моя машина. Удивления не было. Я все воспринимал как должное. Мне нипочем был мороз и пурга, я был уверен в самом благополучном исходе нашего путешествия, и вообще всего, что предстояло в дальнейшем.Через какое-то время я пришел к КамАЗу и увидел двух обезумевших людей, которые закоптились, как негры, так как согреться на таком ветру можно было только с наветренной стороны костра из покрышек.

Они перестали фехтовать на монтажках и бросились на меня с претензиями: -"Где так долго хожу, что они здесь замерзли, а я там, в тепле….. и так далее, и где помощь!?

Ай, и говорю я им голосом человеческим: - «Не плачьте браты, не горюйте! Прейдет помощь, откуда не ждали! Обязательно прейдет! Все-то у нас будет хорошо, да лучше прежнего!»

Пуще прежнего бранятся браты: - «Да откуда ж придти помощи в три часа ночи, в три часа  , да полярной!? Откуда ей взяться посреди тундры дикой да во время штормового предупреждения!? Не говори слов нам пустых да утешительных, по среди черным черной безнадёги, перед смертию неминучей!»

Параллельным умом понимая всю сказочность и несбыточность надежд, пошел я с уверенностью о грядущей помощи на край трассы из капонира. Попутчики в след мне кричали не самые лестные слова. Приободряли, как могли, в основном по матушке.Тем не менее, через каких-то минут пять-семь показался издалека свет фар приближающегося грузовика. Как я не махал проезжающему КамАЗу, он не увидел меня, и проехал мимо. О том, какой я ловкий парень и как я здорово справился с остановкой КамАЗа, я узнал от своих попутчиков незамедлительно. В ответ я пообещал им, что скоро будет еще второй грузовик (не чем, кроме обретенного в мистическом путешествии уверенности, неподкрепленное убеждение). …. Те же приободряющие слова!Надо ли говорить, что был и второй грузовик, и он то же не остановился. Не смотря на неудачу, уверенность во спасении и благополучном исходе только укрепилось. Возникло твердое убеждение, что машины пошли косяком. Потеряв всякую боязнь собственной смерти, я приготовился к следующим действиям. Решил: как только появятся еще один КамАЗ я перебегу ему дорогу, чуть наискосок вперед. Если собьет, думал я, то , возможно, буду хоть и ранен , но живой. По крайней мере, попутнички мои точно не пропадут. Когда из-за поворота показался свет фар, и я рванулся вперед, раздался звук похожий на выстрел. Это лопнул передний левый скат подъехавшей ТАТРЫ, и она встала как вкопанная. Ни здоровья моего, ни жизни для этого не потребовалось.

    Мне было стыдно за пацанов, которые, как полоумные, полезли без спроса в кабину «Татры» через пассажирскую дверь. Водитель остановившейся Татры сказал, удивленно разглядывая меня при свете фар:

 - «Ты откуда здесь такой взялся, в шапочке с помпончиком!?»

Что - правда, то – правда. Нормальной для севера шапки ушанки у меня не было. Только вязанная.

И второй вопрос: - «Вы что, с Земли что ли!»

 Я был рад несказанно и даже попытался пошутить типа: - «Да. Мы на вашей планете в первый раз!» Я еще не знал, что имеется в виду «Большая земля». Мы провели остаток ночи в разговорах «за жизнь». Я рассказал ему как мы здесь оказались, и что случилось с машиной и как я в пургу по целине собирался дойти до заводика, который оказался не в пяти, а в двадцати с небольшим километрах от нас. Просто не выставлены среди этого северного безмолвия спичечные коробки для ориентировки в масштабе. А круглые бочки и трубы …. Разве поймешь большие они или маленькие. Далеко они или близко. Только по его реакции я понял, в какой опасности я оказался, когда пошел туда в эту погоду. «То, что ты жив – просто чудо», - сказал он. ….. и я рассказал ему о своем «видении» или «путешествии».

   Мы видели с Пашей специфический тундровый восход солнца. Сначала очень затяжной. Просто медленно светлеет и светлеет, и не ясно, с какой стороны взойдет солнце. А потом оно выкатилось даже с каким-то ускорением, как будто всплыл большой оранжево-желтый поплавок.  Безотказная самоотверженная взаимовыручка северян нас приятно удивила. Не было ни одной машины, от Москвича до КрАЗа, который бы не остановился, что бы помочь. Нас и нашу машину разогрели, завели и отконвоировали в себе на базу, где отремонтировали КамАЗ и переоборудовали его на северный манер.Потом еще многие события прошли своей чередой. Следствием их было то, что мы задержались на «северах» почти на месяц. Что-то все время мешало уехать. То поломка автомобиля, то знакомое уже штормовое предупреждение. Самой последней загвоздкой, почему мы не могли уехать, была необходимость заварить пробоину в топливном баке и закрепить сваркой же бампер. Это было на станции Пурпэ, относительно (по северным меркам) недалеко от Ноябрьска. Мы договорились со сваркой в боксах рядом с местной котельной. При свете огней этой котельной мы и варили свой КамАЗ. А потом эти огни погасли. Во всем городе. При минус пятидесяти градусах, если во все эти «балки» и др. временное жилье не будет подаваться горячая вода отопления, все может закончиться быстро и плачевно. Я быстро забежал в котельную. Там дежурила совсем молоденькая девчонка, подменяла маму. Она уже плакала. Дежурный фонарик её почти погас. Была видна блеклая ниточка спирали на фоне отражателя. - Генератор есть? Где? – спросил я её. Она сквозь всхлипы показывала куда идти и открывала дверь. Остатки света ушли на то, что бы открыть дверь генераторной и, в последней доли секунды перед темнотой, увидеть что он (генератор) точно такой же, как тот, что я обслуживал последние полтора армейских года. Уже на ощупь по какой то счастливой случайности (!?) я правильно соединил клеммы аккумуляторных батарей , запустил двигатель , синхронизировал генератор и запустив возбуждение на агрегате, вывел на мощность и включил нагрузку. В котельной загорелся свет, и загудели моторы. Напряжение упало, я добавил оборотов двигателя, выправил основные параметры и стал заливать воду в радиатор.

  В то же время вся котельная заполнилась спешащими на помощь людьми, меня отстранили от всего остального, благодарили, хвалили. Смотрели как на любимого родственника. Звали на перебой в гости отметить такое счастливо быстрое устранение аварии на котельной. К утру дали свет, и уже можно было завтракать при нормальном освещении. Мы пошли доремонтировать свой КамАЗ. Оказалось, что уже все сделано, и никто не признавался, кто же это сделал. Денег за ремонт не брали, а только говорили о нравах Большой земли, о которых надо забыть. Отпустили нас только через два дня. Провожали тепло и неохотно.

    В Твери ждали повседневные дела. Семья, ремонт КамАЗа, подготовка к следующему рейсу. Когда я заговорил о том, что мне нужны деньги на поездку в Улан-Удэ со своим партнером по бизнесу Виталием, я видимо зря упомянул, что в приоритетах у меня было посещение Иволгинского дацана, т.к. он стал отговаривать меня, сомневаться в моём психическом здоровье. Когда я рассказал ему о своем мистическом спасении, он заметил, что этому наверняка есть какое-то более разумное объяснение, и что ему давно, с детства, уже известно, что дед Мороз, Бог и прочее – все это не более чем сказочные персонажи., и от такого здравомыслящего человека как я, он таких рассказов не ожидал.Тут же он сказал, что сейчас к нему придет его институтских друг, и он планировал разыграть коммерческую комбинацию, частью которой было мое трудоустройство в торговую компанию «Антэк». Саша Розен – друг Виталия работал там начальником восточного регионального отдела сбыта. Виталий до этого делился с ним моими маркетинговыми идеями насчет продаж на дальние расстояния, «в регионы» - как говорили в последствии. Перед тем как войти Розену я говорил с Виталием о деньгах, которые я хотел бы взять на поездку на Родину. Потом вошел Розен и после вступительной части о погоде и о футболе, заговорили о деле. Розен обозначил «задачи и фронт работы». … И закончил тем, что у всей этой работы есть существенный «минус» - необходимость командировок. И в одну из них нужно было ехать прямо «вчера». На это я ответил, что командировки для меня дело привычное, а после последней мне надо хотя бы немного отдохнуть и выспаться, так что не о каком «прямо вчера» речи быть не может. - «А куда надо ехать?» - спросил я Розена, имея уже некоторые смутные подозрения.- «В Улан-Удэ!» - был его ответ!- «Ай да сказочный персонаж» - не удержался я от иронии, глядя на растерявшегося Витальку.

   Впрочем, если честно, я и сам был немало впечатлен. Мистика не закончилась и на этом. По прибытии в Улан-Удэ я честно выполнил свою работу. Обошел все более или менее приличные работоспособные фирмы и торговые организации и подписал договор о поставках кондитерских изделий. Потом съездил к родне, к родителям…. Выполнить свое обещание и сходить в Иволгинский дацан я так и не решился…. Трудно и страшно почему-то это оказалось. Думалось: если не подтвердится, и все видения окажутся только лишь «психическим явлением», возникнет зияющая пустота на месте того очень важного и яркого куска моей жизни; если все подтвердится – жить по-прежнему уже будет нельзя, а как жить по-новому!!??? Что со всем этим делать!!?? ….И я не решался.      Когда я приехал в аэропорт и стал регистрироваться, мне сказали в регистрации. До словно: таких умников как Вы (т.е. купивших билеты на этот рейс) только четверо и стоимости наших билетов не хватит и на топливо для взлета, а не то что бы на весь перелет. Поэтому поживите еще в Бурятии, отдохните, насладитесь неповторимой природой и т. д. Директор фирмы, с которой у меня был подписан договор, провожал меня и все услышал одновременно со мной.

  И говорит он мне голосом человеческим: -" А давайте Юрий свет Геннадьевич, действительно полюбуемся на наши красоты несказанные, - съездим на лиху охоту со рыбалочкой – хапанем экзотики со резистансом, наберемся импрешенса радикального!" Отвечает ему Юрий свет Геннадьевич (т.е. я): Не нать мне не резистанса, не импрешенсов, не охоты со рыбалкою! Я и сам Вам их устрою во любой момент на любимой Родине, в долине Курбинской, той, что в Хоринске. Лучше отвезите Вы меня во музей Верхнеберезовский посмотреть на красоты этнографические! И Вам легче и мне - удовольствие. На том и порешили, добры молодцы. Прожил я еще неделю в Улан-Удэ в гостинице «Бурятия» и в предпоследний день моего пребывания утром, как и обещал, заезжает за мной директор «принимающей стороны» и звонит в номер с низу, чтобы я выходил. Спускаюсь, иду к машине и вижу, что в ней сидят еще люди.

Директор и поясняет:  - « Тебе, Геннадич, все равно, на какую экзотику и этнографию смотреть, а ко мне родственники по линии жены приехали, просят отвезти их в Иволгинский дацан. Был там уже? Нет! Ну, вот и славно, - поехали!»

   Вот так я оказался в первый раз (или во второй?) в Иволгинском дацане. И все там оказалось точно также как и во время того «путешествия». Только зарод (стог сена) из-за которого я сбился с тропинки во время прохождения первого круга, отсутствовал. На его месте было сенное пятно. Все повторилось, как и во время того «путешествия». Были и слезы, и чувство облегчения. Ясность и спокойствие поселилось в моем сердце. Как будто чистый весенний дождь омыл запыленные окна моей души. На следующий день я улетел в Москву, в Тверь другим человеком. Точнее тем же, но только «просветленным».

Это слово затерто во всякой эзотерической литературе поэтому я поясню, что я имею в виду: На душе было светло. В ней почти не осталось мрачных не освещенных уголков. Мир стал более понятным, светлым, приемлемым. Расширился и стал более уютным и обжитым. Потом схожие чувства я испытал, когда слушал лекции геше Джампы Тенлея о « шуньяте-пустотности». Чудо, когда простыми словами объяснены очень сложные вещи. Сквозь пелену двойного перевода (с тибетского на английский, с английского на русский) чистый, как кристалл, СМЫСЛ входил в меня и производил какие-то необратимые изменения. Мир становился родней, понятнее и, опять же, Светлее.

   Умолкаю, так как чувствую себя почти немым от невозможности передать достаточно точно смысл этой реальности.

С тех давних пор так и живу.. В ясности и простоте! Не нахожусь ни в каких конфликтах ни с одной из конфессий. Живу в Мире и Спокойствии!!  По крайней мере на пути к Миру и Спокойствию! 

Чего и Вам всем желаю, Дорогие мои Комрады!