Редкин Петр Григорьевич — профессор Московского Университета, Ректор С.-Петербургского Университета, Сенатор, Почетный Опекун, Член Государственного Совета; родился 4-го октября 1808 г. в г. Ромнах, Полтавской губернии, в семье зажиточного малорусского дворянина-помещика. Четверо братьев его и сестра умерли в младенческом возрасте, и он остался единственным ребенком у своих родителей. Отец его, Георгий (Григорий) Федорович, служил сначала в военной службе и совершил Итальянский поход Суворова, а также участвовал в штурме Варшавского предместья — Праги, за что был награжден большим золотым крестом на Георгиевской ленте. Впоследствии Г. Ф. Редкин долгое время занимал должность полицеймейстера в Ромнах: в 1820 г. он вышел в отставку с чином коллежского советника и поселился в своем хуторе, где и умер в 1848 году.
Первоначальное воспитание П. Г. Редкин получил частью в родительском доме, где с ним занимались русский учитель и француз-дядька, а с 1-го декабря 1816 г. поступил В Роменское трехклассное Уездное Училище. В этом Училище, по случайному стечению обстоятельств, все почти учителя были люди достойные, и все предметы были преподаваемы по хорошим, для своего времени, руководствам, изданным в царствование Императрицы Екатерины II для Народных Училищ. Не довольствуясь тем, что давала школа, мальчик много читал сам, пользуясь книгами из небольшой домашней библиотеки, состоявшей главным образом из литературных произведений, но заключавшей в себе также несколько исторических сочинений. Призвание к педагогической деятельности сказывалось уже тогда: любимейшею игрою молодого Редкина было собирать вокруг себя мальчиков, задавать им уроки и выслушивать ответы.
Летом 1820 г. Редкин с отличием окончил курс Уездного Училища и осенью того же года был отправлен родителями в открывавшуюся в г. Нежине (Черниговской губернии) девятиклассную гимназию Высших Наук Князя Безбородко (впоследствии Нежинский Лицей); в ноябре 1820 г. он был зачислен туда сверхштатным пансионером.
Постановкой образования Гимназия была обязана первому своему Директору, отцу известного писателя H.В. Кукольника — В. Г. Кукольнику, пробывшему, однако, Директором недолго, — всего несколько месяцев. Вторым ее Директором, при котором Редкин и окончил курс, был медик И. С. Орлай. Преподавались здесь языки новые и древние, исторические, естественные и этико-политические науки. Программа была широкая и довольно пестрая: начиная от логики, естественной истории, физики, естественного права и народного хозяйства, римского права, российского права, гражданского и уголовного, вплоть до Литовского Статута, артиллерии, фортификации, каллиграфии, музыки, танцев и фехтования.
Все 9 классов Редкин прошел в 6 лет. Политические науки преподавал M. B. Билевич, венгерский выходец, профессор, в смысле знаний своих, не особенно блестящий. Гораздо выше его стоял, имея большое и благотворное влияние на слушателей, Белоусов — питомец Харьковского Университета, кантианец, профессор естественного и римского права.
Энциклопедизм гимназического образования впоследствии послужил Редкину в пользу при преподавании вообще, в особенности же Энциклопедии Законоведения, требующей знания не одних юридических наук. Много дала ему библиотека Гимназии, состоявшая почти исключительно из французских — и притом исторических — книг. Доступ в библиотеку был свободный, тем более, что профессор французской словесности, он же и библиотекарь, Ландражин, взял Редкина к себе в помощники. Но в особенности благотворно подействовало на него господствовавшее тогда между воспитанниками, независимо от преподавания, направление, выражавшееся не только в страсти к чтению, но и в начатках литературной деятельности. Так, вместе с тремя другими воспитанниками — Базили, Кукольником и Тарновским — был предпринят Редкиным огромный труд: возможно полное сокращение Всеобщей Истории, изданной Обществом английских ученых (несколько десятков томов inquarto). Работа не была окончена, но много способствовала и основательному изучению русского и французского языков, и "развитию исторического смысла", и приучила к ученым трудам. Кроме того, кружок, в коем принимал участие также и H. B. Гоголь, собираясь на квартире гувернера Мышковского, — в тесной комнатке которого Редкин жил, порученный его надзору, — занимался еще изданием рукописных журналов и альманахов. Писались статьи, и друзья собирались для чтения их и критической оценки.
В июле 1826 г. Редкин был выпущен из Нежинской Гимназии первым кандидатом первого выпуска, записанный в Liber honoris, с правом на получение золотой медали по ее изготовлении.
Окончив курс Гимназии, молодой Редкин имел намерение отправится в Дерптский Университет, рассчитывая встретить там лучшие условия для подготовки к профессорскому званию. Но отцу не хотелось отпускать единственного сына, — он желал определить его в общую гражданскую службу. И не столько усиленные просьбы, сколько молодость лет повели к тому, что Редкина отпустили на несколько времени в Москву для поступления в Московский Университет.
Отправившись вместе с товарищем, В. В. Тарновским, в октябре 1826 г., Редкин поступил на Этико-Политическое Отделение Московского Университета, с освобождением от слушания общих, приготовительных курсов. Богословие, библейскую и церковную историю читал архимандрит Иннокентий, русское право — Малов и Смирнов, практическое судопроизводство — "знаменитый юрист-практик и отлично остроумный человек", бывший сенатский обер-прокурор, известный Сандунов; римское право и "права знатнейших древних и новых народов" — Цветаев, доктор философии Геттингенского Университета, поклонник французов ХVIII века; политическое и народное право — Василевский, политическую экономию и "дипломацию" — Бекетов, всеобщую историю и статистику — Ульрих, русскую словесность — Мерзляков, русскую историю и статистику — "первый критик Отечественной истории" Каченовский, которому Редкин считал себя обязанным "в отношении не столько самого содержания, сколько ученых приемов".
В Москве окончательно созрело решение Редкина посвятить себя профессорскому званию. Неудовлетворенность, однако, преподаванием тогдашних профессоров Университета заставила его воспользоваться первым же случаем — приглашением от правительства поступить в так называемый профессорский институт, чтобы начать об этом хлопоты. Неизвестный никому из профессоров ближайшим образом и не имея времени испросить позволения своих родителей, в согласии которых имел, впрочем, основательную причину сомневаться, Редкин, после некоторых затруднений, осуществил свою мечту о Дерптском Университете. Дело в том, что кандидаты в Профессорский Институт должны были, согласно инструкции, пробыть известное время в Дерпте, а затем их отправляли в заграничные университеты; "по удостоению", они получали кафедру в одном из русских университетов и обязывались за все это прослужить, не выходя в отставку, 12 лет.
В мае 1828 г. Редкин был отправлен в Петербург и после экзамена, произведенного в Академии Наук, прибыл в июне месяце того же года в Дерпт. Каждый слушатель находился под ближайшим руководством того профессора, специальность которого являлась главным предметом ученика. Избрав главным своим предметом Римское право, Редкин занимался у профессоров Дабелова и Клоссиуса. Редкин считал, что Дерптскому Университету он обязан многим. Здесь он приготовился к тому, чтобы вполне воспользоваться заграничным пребыванием; здесь его общему и в особенности юридическому образованию положена была прочная основа; здесь он изучил, кроме немецкого, и древние классические языки.
К концу 1830 г. занятия на Юридическом Факультете почти расстроились за отъездом, смертью и болезнями некоторых профессоров; а потому, по предложению тогдашнего Начальника II Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, M. M. Сперанского, Редкин вместе с товарищем своим Калмыковым был, 5-го октября 1830 г., зачислен на службу по этому Отделению, а 22-го ноября оба они были отправлены за границу.
Здесь Редкин пробыл до половины 1834 г. Лекции он слушал, главным образом, в Берлинском Университете, а вакации проводил "в ученых путешествиях" по Германии, Швейцарии и Италии. Берлинский Университет был в ту пору в расцвете своей славы. Римское право (Институты и Пандекты) и Прусское право Редкин слушал у Савиньи, пользуясь его редкой библиотекой; Римское и общегерманское наследственное и общегерманское судопроизводство — у Рудорфа, беря у него же частные уроки по истории Римского права; у Раумера слушал "политику" и новую историю; у Гегеля — логику и историю философии. Частным образом Редкин продолжал изучение древнеклассических и новых языков, — особенно английского, итальянского, испанского. "По особому вызову" графа Сперанского он принялся также за изучение санскрита у профессора Бонна. Товарищами Редкина были здесь: Никита Ив. Крылов, Орнатский, Куницын, Неволин и др. Общее руководство юристами лежало на проф. Савиньи. Однако, последователем исторической школы Редкин не сделался его влекли к себе Гегель и Тибо.
В июне 1834 г. Редкин вернулся из-за границы. Полгода прошло в подготовке к экзамену на степень доктора прав по особой программе и еще полгода ушло на выдержание испытания в особой комиссии, учрежденной, по Высочайшему повелению, при Юридическом Факультете Петербургского Университета из профессоров и старших чиновников II Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии под председательством М. А. Балугьянского. После публичной защиты тезисов, выбранных из равных частей правоведения, и по получении в сентябре 1835 г. диплома на степень доктора прав, Редкин отправлен был, по выбору только что назначенного Попечителем графа С. Г. Строганова, преподавателем в Московский Университет, где, в начале ноября того же года, начал чтение лекций на Юридическом Факультете по Энциклопедии законоведения.
31-го декабря 1835 г. Редкин был произведен в экстраординарные профессоры для преподавания Энциклопедии законоведения и государственных законов, а 24-го марта 1837 г. — в ординарные и по сему званию "получил патент на чин надворного советника".
Почти в начале своей ученой карьеры Редкин был избран Советом Дерптского Университета на кафедру Русского права, но отклонил это приглашение, не желая уезжать из Москвы.
С 1841 г. по 19-е марта 1847 г. Редкин был ежегодно утверждаем Инспектором над частными учебными заведениями в Москве; время с июля 1842 г. по август 1843 г. он снова провел за границей, совершив путешествие по Англии, Франции, Испании, Италии и Германии, — преимущественно для наглядного ознакомления с постановкою учебного дела, администрациею и судопроизводством этих стран. В 1844 г., 8-го июня, за представленную диссертацию "Об уголовной кодификации" (первоначально напечатано было в "Юридических Записках" 1842 г.) он был вторично утвержден Министром Народного Просвещения в степени доктора прав.
Профессорскую и административную свою и деятельность Редкин соединял с литературною. В 1841—1842 гг. он издавал бессрочное повременное издание "Юридические Записки", в 1843—1846 гг. — журнал "Библиотека для воспитания", в 1847 г. — журнал "Новая библиотека для воспитания" (вышли в 1847 г. книги 1—9, в 1849 г. кн. 10). Педагогические журналы явились результатом убеждения Редкина, что русские дети почти совсем лишены внеклассного чтения, приобретая скудные знания лишь в средних заведениях и то большею частью от плохих учителей. Особенное значение в своих журналах он придавал научному отделу, пригласив для ведения его Грановского, С. М. Соловьева и др. Оттого-то исторический отдел в журнале "Новая библиотека для воспитания" был поставлен настолько хорошо, что некоторые статьи его, напр., "Геродот", "Похищение Энея", "Русская летопись для первоначального чтения" С. M Соловьева вышли также в отдельных изданиях, а "Русская летопись" выдержала их даже несколько.
В течение 12-ти лет профессорства в Московском Университете Редкин читал и общие, и частные курсы из области юридических наук. Общими курсами были: "Энциклопедия законоведения в связи с историей философии права и философии вообще", "государственные законы", историко-догматическое изложение русского государственного права с введением в науку государственного права вообще. Частные курсы были: из истории философии права, из историко-догматического изложения государственного права иностранных государств, история общегерманского гражданского права, всемирно-историческое обозрение законов и обычаев о браке, о составлении Французского гражданского Уложения, Европейское право награждения. Наконец, по особому приглашению Попечителя, он несколько лет кряду для студентов всех факультетов излагал догматически Русские Основные Законы и учреждения и Русские законы о гражданской службе и состоянии.
В Университете Редкин пользовался большою известностью. "Редкин, — говорит А. Н. Афанасьев, вспоминая Московский Университет в 1843—1849 гг., — читал с одушевлением оратора; он любил отпустить иной раз пышную фразу, особенно про окончании своей лекции, причем обыкновенно разгорячался и возвышал голос и говорил быстро; в выговоре его слышался неприятный малороссийский акцент, а в лекциях часто попадались иностранные слова: индивидуальность, конкретность, абсолютность, абстракт и проч. Меня сильно поразила его первая лекция, которую начал он вопросом: “Милостивые государи, зачем вы сюда явились?” — и потом сам же отвечал, что нас вело в Университет предчувствие узнать здесь истину и сделаться в своем отечестве защитниками правды. “Вы жрецы правды — вы юристы!” восклицал он, и окончил лекцию любимой своей поговоркой: “все минется, одна правда остается!” — при чем быстро соскочил с кафедры и убежал, что он делал очень часто... Он был истый гегелист; Гегеля он уважал по преимуществу перед всеми германскими философами и по его началам построил все свои лекции. Он толковал нам о принципе, из которого все развивается, о трех моментах в круге развития: момент абсолютного, всеобщности, момент конкретного обособления и момент единства того и другого; от этой тройственности он не отступал ни на шаг. Все лекции его делились на три части, из которых каждая опять на три, и так далее, что если и придавало им строгий систематический вид, зато всегда искусственный и изысканный. В “Энциклопедии законоведения” он объяснял нам развитие права по трем его моментам: право обычное, законодательство и право юристов: право обычное — темно, бессознательно истекающее из массы народа, — это первый момент; второй — будет законодательство, где право высказывается уже с сознательною целью, исходит от лица и условливается его произволом; наконец, в 3-м моменте, в котором два первые являются в единстве, право вступает на высшую ступень; здесь оно бывает уже плодом трудов образованных юристов, вышедших из народа и ведающих его нужды и потребности. Право обычное восходило по следующим ступеням: а) устные юридические пословицы и поговорки, b) юридические символы и формулы и с) записанное обычное право. От вещественных, грубых, символических форм право, все более и более одухотворяясь, принимает словесную оболочку и в последнем своем моменте приближается уже к законодательству и как бы становится первым моментом в развитии этого последнего. Законодательство проходит также три момента: а) отдельные записанные постановления, b) свод, с) уложение, т. е. не только собранные в одно целое, но и подвергнутые критике законопостановления, — следовательно, здесь уже ясно влияние законоведцев (юристов). Право юристов, выражая в себе вполне сознательное развитие права, возвращает его народному обычному источнику, а таким образом конец совпадает с началом и круг развития завершается. В предисловии (которое также делилось и подразделялось на неминуемые три части) к этим лекциям П. Г. Редкин объяснял нам название науки, ее методы, источники, возможность, действительность и полезность, доказывая философское положение: “все, что возможно, то действительно”.
Несмотря на явную искусственность и однообразие системы, лекции Редкина нам, первокурсникам, явившимся из гимназий и из родительских домов с мало развитыми головами, оказали в своем роде пользу. Они наставили нас видеть в явлениях сего мира внутреннее развитие и в этом развитии признавать постепенность; показали нам, что ничто не возникает вдруг и что есть законы, которых никак нельзя обойти. Мы были в восторге от его лекций, по это продолжалось, только на первом курсе. Уже на втором курсе, где читал он “Государственное право” (коренные законы, учреждения и законы о состояниях), увлечение наше значительно ослабело, а на 4-м курсе мы уже нисколько не восхищались его гегелевскими замашками и смотрели на них с благоразумною трезвостью. На 4-м курсе Редкин имел обыкновение менять свои лекции; предшественникам нашим он читал один год философию права по Гегелю, другой год — сравнительный (и весьма любопытный) курс современного гражданского права по Франции и Англии; нам читал он историю философии права — предмет весьма интересный, но доведенный им только до новой истории, и то средневековое учение изложено им было весьма кратко, в трех лекциях, — не более. Зато древний период прочитал пространно; он даже перевел нам целые места из сочинений Платона, Аристотеля и Цицерона о государстве и законах. Изложение, впрочем, было несколько сухо и по старому натянуто на гегелевскую тройственную систему, которая так сильно надоела нам под конец. Той же системе подчинял он и государственное право, или, правильнее, свое длинное предисловие к государственному праву, читанное им более полугода; постановления Свода Законов изложены им были весьма кратко и без всякого указаний на их историческое происхождение и судьбу. Помню только, что лекции Редкина о разных формах правления, о значении и формах конституционного устройства были и живы, и любопытны, и либеральны. Этим последним качеством (либерализмом) отличались, впрочем, все его лекции, и это то особенно располагало нас в его пользу. В жизни он был строгий формалист и потому бывал несносен. Если не в срок подавали ему студенты конспекты лекций, которыми он нас мучил, то ни за что уже не брал, хотя бы это было на другой день после срока, а потом за неподачу конспекта ставил дурной балл".
Таков был Редкин в 40-ые годы для студентов. Иначе рисуется образ его в характеристике его товарища Грановского, в кружке которого и Герцена Редкин был близким всем другом. "Человек, каких не много, — писал о нем Грановский Н. В. Станкевичу (письмо от 25—26-го ноября 1839 г в книге А. В. Станкевича "T. H. Грановский", т. II, стр. 308). — Лекции его о философии права (в Энциклопедии) будут поосновательнее Гансовых. Он крепко занимается историей философии и государственным правом. Мы вместе держим обед и видимся, следовательно, ежедневно. В поэзии ничего не смыслит и не преследует, между тем, как у него препоэтическая натура. Живет оригинально: почти нигде не бывает, работает целый день — и умеет, кроме 8000 рублей жалованья (он получает добавочное за другую кафедру) и отцовских денег, входить ежегодно в долги. Добрейший из добрейших".
В 1847 г. разыгралась известная история с Н. И. Крыловым, женатым на Любови Федоровне Корш: Л. Ф. оставила мужа. В этой истории приняли горячее участие друзья семейства Корш: Грановский, Редкин, Кавелин (женатый на А. Ф. Корш); они обратились к Попечителю графу Строганову с жалобами на недостойное поведение Крылова и предложили на выбор: или он, или они должны оставить Университет. В половине января 1848 г. Редкин подал прошение об отставке и 6-го июля был уволен, удержав должность Инспектора классов Александринского Сиротского Института.
23-го апреля Редкин женился на дочери лектора английского языка при Московском Университете, Елисавете Эдуардовне Гарве, а с 1-го августа 1848 г. определен был преподавателем предварительных понятий о законоведении, основных законов, учреждений и законов о состояниях в вышеназванном Институте.
В это время товарищ Редкин по Дерпту, известный В. И. Даль, передал ему предложение графа Л. А. Перовского, у которого состоял секретарем, занять место секретаря у Товарища министра Уделов и вместе с тем быть управляющим собственною Канцеляриею Министра. 10-го июля 1849 г. назначение состоялось. На службе в Удельном ведомстве Редкин пробыл до 1882 г.; 19-го марта 1850 г. он был назначен членом Общего Присутствия Департамента Уделов, 1-го января 1866 переименован в члены Совета того же Департамента, 23-го сентября назначен Председателем Департамента Уделов и, наконец, в январе 1882 г. назначен Членом Государственного Совета. В качестве юриста и администратора Редкин принимал деятельное участие в устроении экономического быта удельных крестьян по Положению 26-го июля 1863 г.
С переездом в Петербург наступает 15-летний перерыв в профессорской деятельности Редкина; но влечение к педагогии не покидает его и в это время: с пробуждением, после Крымской войны, в обществе интереса к вопросам воспитания, с легкой руки H. И. Пирогова — коллеги Редкина по Дерпту, — последний задумывает проводить новые педагогические взгляды в жизнь и с этою целью уговаривает одного из членов своего постоянного кружка, А. А. Чумикова, издавать педагогический "Журнал для Воспитания руководство для родителей и преподавателей" (1857—1859 гг.). Все главные статьи "Журнала для Воспитания" за первые годы существования его принадлежат перу самого Редкина.
К этой поре жизни Редкина относится наивная, но довольно любопытная, эскизная характеристика его, занесенная студентом Главного Педагогического Института, будущим публицистом "Современника", 20-летним Н. А. Добролюбовым, в его Дневнике. Они встретились в доме известного деятеля по крестьянской реформе Татаринова 8-го февраля 1857 г. "Часа два, пишет Добролюбов, я с желчным наслаждением распространялся о педагогической теории и практике Давыдова и Вышнеградского. Редкин был вне себя от восторга. Вообще в наших понятиях о воспитании и пр. мы с ним сошлись (!)... В разговоре он кажется лучше, нежели в статьях своих... Мне даже нравится его уклончивый тон, за которым как-то скрывается человек себе на уме. Стрижен он как-то странно... Я не знаю, как назвать эту прическу, в которой волосы на голове все совершенно ровны...Это солдатская стрижка, только здесь волосы больше, чем у тех, большею частью чуть не подбритых служивых. Эта стрижка придает несколько звериный вид г. Редкину; но лицо его довольно умно; тон умеренный и уверенный... Стремления благородны... Я ему сказал о своей статье, что передал Чумикову, — он обещался пересмотреть ее, заранее согласившись с моей основной мыслью и выразивши мысль, что воспитание именно к тому и должно быть направляемо, чтобы мало-помалу разрушать авторитет (!) в душе ребенка... Вообще говоря, я на него произвел хорошее впечатление и, прощаясь, он усердно просил продолжения моего знакомства".
11-го октября 1859 г. в квартире Редкина состоялось собрание педагогов (А. А. Чумиков, Г. И. Паульсон А. С. Воронов, К. И. Май, К. Я. Люгебиль и др.,) и, по предложению хозяина, единогласно постановило: образовать в Петербурге первое Педагогическое Общество в целях изучения и исследования вопросов воспитания и обучения, сближения отечественных педагогов между собою и распространения в обществе здравых педагогических понятий и сведений. Сначала собрания носили частный характер, но с 9-го января 1860 г. Общество стало существовать легально. Редкин до 1874 г. был бессменным его Председателем; он прекрасно руководил его собраниями, умел указывать темы для рефератов, умел вести прения, вовремя останавливал горячего референта или оппонента, коротко и ясно обобщал мнения, а иногда прочитывал молодым педагогам целые лекции, если вопрос требовал разъяснений с философской или юридической точки зрения. Более 500 лиц самых разнообразных званий перебывали членами Общества.
С 1861 по 1870 г. в Петербурге издавался журнал "Учитель", возникший не без содействия Редкина, принявшего в нем живое участие. Здесь он поместил 47 небольших статей (общий их заголовок: "Современные педагогические заметки"), использовав свои знания иностранных языков для обзоров всего нового, что совершалось в области педагогики. Это — заметки о типах школ в различных государствах, а "такие статьи, — пишет Д. Д. Семенов, — как: “Выгонять или не выгонять ученика из училища?”, “Как учителю вести себя с учеником”, “Детские руки — золотые руки”, “Не наказывать, а предохранять от наказания”, “Любовь все может”, “Малолетние преступники” — дышат любовью к детям, проводят гуманный христианский взгляд на воспитание и обучение, ратуют за тесную связь семьи со школою; в статье “Без учительской семинарии — нет спасения” П. Г. первый, еще в 1863 г., заговорил о необходимости давать специально педагогическое образование нашим народным учителям и учительницам. Может быть, благодаря статье Редкина “Детские сады” и вообще журналу “Учитель”, идеи Фребеля стали зарождаться и на русской почве. И вот, одним из главных инициаторов основания в России Фребелевского Общества является снова П. Г. Редкин, который был и первым его Председателем в 1872 г.".
12-го июня 1863 г., по докладу Министра Народного Просвещения А. В. Головнина, Редкин был назначен ординарным профессором С.-Петербургского Университета по кафедре энциклопедии права.
"Появлению Редкина пред студентами, — говорит Коркунов, — предшествовали слухи о том, что он не избран, а назначен. В иных студенческих кружках это возбуждало против него предубеждение. Но первая же его лекция завоевала ему всю его аудиторию безраздельно. По рассказам тогдашних его слушателей, он взошел на кафедру видимо взволнованный и несколько минут молчал, прежде чем произнес обычное: “милостивые государи!”. Он начал с выяснения той новой постановки, какую его кафедре давал Университетский Устав 1863 года, переименовавший ее из энциклопедии законоведения в энциклопедию права. Затем, объяснив причины, побудившие его принять эту кафедру, он закончил свою вступительную лекцию призывом слушателей судить его профессорскую деятельность, его лекции со всею строгостью, напомнив вместе с тем, что беспристрастный судя должен всегда выслушивать подсудимого, прежде чем произнесет над ним приговор".
"Этот призыв не прошел бесплодно. Пятнадцать чередующихся одно за другим поколений молодежи с чутким, жадным вниманием слушали любимого учителя. И как читались эти лекции! Кто из бывших студентов Петербургского Университета не помнит одиннадцатой (теперь девятой) аудитории во время лекций Редкина Обширный амфитеатр аудиторий, весь битком набитый до самых ступеней кафедры слушателями, внимающими словам учителя, так торжественно, с таким сознанием святости долга выполняющего свое дело, словно он священнодействует на кафедре. В его любви к “нашей науке”, как он называл энциклопедию права, в его преданности призванию учителя была какая-то сила, невольно покорявшая ум и увлекавшая за собой, Чем иначе объяснить, что в тревожное время шестидесятых и семидесятых годов университетская молодежь, так увлекавшаяся тогда политическими и социальными вопросами, толпилась у кафедры, с которой ей во всех детальных подробностях и с строгой методичностью излагали теологизирующую систему Шталя и панэнтеизм Краузе?".
Приступив к лекциям в Петербургском Университете, Редкин в области философии права следовал иным уже началам, нежели в Москве. Убежденный гегелианец прежде, здесь он явился сторонником позитивизма, однако, далеко не полно и не последовательно им проводимого. "Многое в его лекциях, — говорит Коркунов, — и в это время подходило ближе к системе Гегеля, чем к позитивизму. Учение позитивистов, что все человеческое знание относительно, что нам недоступно познание абсолютного, никогда не было Редкиным воспринято вполне. Начала правды и справедливости являлись в его изложении началами абсолютизма. Генетический метод, которым, с переходом к позитивизму, он думал заменить диалектический метод Гегеля, в практическом приложении оказывался очень близким к диалектическому. В лекциях Редкина раскрывался не генезис реальных явлений исторического развития положительного права, а только генезис понятий правды и справедливости. Потому и курс энциклопедии сводился у Редкина к изложению, собственно, развития философских учений о праве. Так, в последнем читанном им курсе 1877—78 учебного года, І отдел первой части, посвященный изложению принципов и определений права, делится сообразно стадиям генетического развития на три главы: 1) восхождение к принципам и определениям права; 2) развитие принципов и определений и 3) отношение науки к принципам и определениям права. Под “восхождением к принципам права” Редкин понимал ряд положительных фактов, как ступеней поступательного, генетического движения восхождения человечества в своем сознании к принципам права. Весь этот ряд положительных фактов служит отправною точкою генезиса этого предмета, как “развития поставляемых философами принципов права”. В второй главе под “развитием” разумеется генетическое развитие, а не другое какое-нибудь, например, историческое, а под принципами права разумеются здесь “поставленные философами начала права”. Наконец, в третьей главе под “отношением науки к принципам права” должно разуметь “различные взгляды представителей науки на поставленные принципы и вообще указания на то, как может смотреть на них наука, как смотрит и как должна смотреть”. Этот отрывок как нельзя характернее и нагляднее изображает особенности генетической методы Редкина. Действительный предмет его исследования — не явления действительности, а создаваемые человеческим сознанием понятия. Если в первой главе рассматриваемого отдела и говорится о положительных фактах, то только как об отправной точке генезиса установляемых философами принципов права, являющихся уже подлинным предметом исследования по генетическому методу".
"Заявив себя в 1865 г. решительным сторонником О. Конта, Редкин курс 1872—73 учебного года начал вступительной лекцией, в которой отстаивал самостоятельность философии, основываясь на доводах такого метафизика, как Эд. Гартман. Во вступительной лекции 1874—75 учебного года Редкин выступил убежденным последователем Дарвина... А через год новому поколению первокурсников объяснял, что “юридические науки изучают человека, как существо нравственное вообще, которому присуща свобода, которое этою своею свободою возвышается и над природою, и над историею, подчиняя себе первую и творя сам последнюю”. Еще через год Редкин призывал слушателей отвергнуть отождествление права с силой и признать, что "право есть ни что иное, как осуществление человечеством в действительности правды в справедливости, этого мыслимого человечеством права, законами которого управляется мир нравственный, подобно тому, как заводами физическими управляется мир вещественный, природа, но с тем существенным различием, по законы физические действуют с роковою необходимостью, между тем, как действие права происходит не иначе, как под условием содействия человеческого разума и свободной воли".
"Редкин не выработал законченного целостного учения о праве. Тем не менее, его преподавание имело огромное и благотворное влияние. До самого конца жизни он с поразительною неутомимостью следил за новыми явлениями литературы. Лекции старого профессора дышали всем обаянием новизны, современности. Если у него не всегда можно было найти определенный точный ответ, то во всяком случае никто другой не умел с такою силою возбуждать в слушателях интерес к вопросам научного знания, так расширять их кругозор — так увлекать их в исследовании истины. Ему был дан полною мерою великий дар учителя".
Несколько иначе отзывался тот же H. M. Коркунов о значении Редкина как ученого в первой своей вступительной лекции в Петербургском Университете в 1878 г. Редкин, по его словам, "займет видное, почетное место в истории русской энциклопедии (права). Он первый дал энциклопедии вполне самостоятельную, вполне научную постановку". В его лекциях "она получила вполне определенную постановку, как общее учение о праве", как "самостоятельная наука, имеющая свое содержание, свою задачу".
С 19-го сентября 1873 г. по 9-е сентября 1876 г. Редкин был выборным Ректором Петербургского Университета, а осенью 1878 г. оставил его и профессорскую деятельность навсегда. Назначенный Председателем Департамента Уделов после увольнения из Университета, он в 1882 г. получил звание члена Государственного Совета. Последние годы Редкин провел почти исключительно в кругу своей семьи, весьма редко выезжая либо по служебным обязанностям, либо посещая, почти слепой, собрания учителей в Педагогическом Музее Военно-Учебных заведений, да подготовляя к печати свои лекции по истории философии права (1889—1891) 5-го октября 1890 г. праздновался шестидесятилетний юбилей его ученой деятельности, а 7-го марта 1891 г. Редкин скончался; погребен он на Смоленском евангелическом кладбище.
Летом 1901 г. наследники Редкина принесли всю его библиотеку в дар Петербургскому Университету, причем дочь Редкина, Е. П. Редкина, от имени всех наследников, выразила желание, чтобы все книги юридического и философского содержания поступили в Юридический Кабинет Университета, в котором был помещен также и портрет его, писанный в 1878 г. его дочерью.
Оценили 8 человек
22 кармы