Ты меня любишь?

Протоиерей Андрей Ткачев, 28 мая 2012г.

«Ты меня любишь?», — говорит один человек другому. «Конечно, люблю», — отвечает спрашиваемый. «Но почему ты тогда не делаешь то, что я прошу?»

Этот вопрос убийственный. Он подразумевает, что вопрошаемый человек лжет. Он, наверное, не любит, поскольку если бы любил, то делал бы, что просят. Однако он твердит «люблю, люблю», но продолжает делать не то, или не совсем то, что просят. Врет ли он?

Врет ли Петр, когда на вопрос Христа: «Любишь ли Меня?», отвечает: «Люблю»?

Петр не врет, но Господь продолжает спрашивать: «Любишь ли Меня?» Эти вопросы, которых всего будет три, подобны трем штыкам лопаты, которые углубляют первоначальную глубину в два, а затем в три раза. «Любишь ли Меня?» «Люблю!»

«А что ж ты отрекся, если любишь? Итак, еще раз – любишь ли Меня?» — «Люблю!»

«Это что за любовь такая – говорить одно, но делать другое? Ты любишь ли Меня?» — «Ну, ты же знаешь все! Ты знаешь, что я люблю Тебя» «Паси агнцев Моих».

Теперь станем на суд Христовых слов и мы. Не одному же Петру там стоять!

Спросит Христос: «Ты любишь Меня?» Мы ответим: «Да, да. Конечно. Разве Тебе иного не знаем. Имя Твое именуем!» А Он спросит вслед: «Как же ты творишь на каждом шагу то, что Я не заповедовал; то, что Я ненавижу; то, что Мне не нужно вовсе?» Что мы скажем в ответ?

Мы ничего не скажем, но мы поймем нечто. Мы поймем, что в человеке одновременно живут и вера, и неверие. Отсюда вопль: «Верую, Господи, помоги моему неверию!» Подобным образом «люблю» и «не люблю» одновременно тоже живут в человеке. «Люблю» и, значит, творю волю Твою, творю заповеди Твои. Но вместе с тем не до конца люблю, а значит, творю волю свою и заповеди человекоубийцы тоже временами исполняю.

По характеру Петр весь наверху, весь на поверхности. Как тот корабль или лодка рыбацкая, в которой он плавал по поверхности вод в бытность рыбаком. Сердце его привычно к доверию первым своим движениям. Если сию секунду люблю, то (думает подобный человек) всю жизнь любить буду. Если сейчас не боюсь, то никогда не дрогну. Мы на подобную простоту, граничащую с легкомысленностью, не имеем права. Для того Петр на себе самом и провел эксперимент, чтобы горько оплакать свои «души прекрасные порывы» и предостеречь всех нас от полного доверия себе. Если сейчас люблю, то вовсе не значит, что люблю по-настоящему.

                                                          *  *  *

Рыбаки тонко и избыточно не рефлектируют. Люблю, значит – люблю, и не важно, что только недавно отказывался от «Человека сего». Куда более знаком с глубиной сердца Павел. Этот человек – глубокий книжник и смеситель еврейской хитрости с языческой мудростью. Он часто говорит, что «влечет его и то, и другое», имея в виду умереть или остаться. И еще говорит, что умом он любит закон правды, а в плоти у него доброе не живет. То есть рассеченность и двоякость человеческой природы Павлу известна, тогда как Петр наивен и часто себя самого не знает.

Павел с пониманием носит в себе чувство трагичности человеческой жизни. Нам должен быть ближе Павлов подход, поскольку он жизнен и многократно оправдан на опыте. Мы сами знаем, что искренно говорили «люблю», и вместе с тем бывали изменниками и предателями. Но от ближних мы (о, горе!) готовы требовать всецелой прочности, и считаем – раз сказал «люблю», значит докажи на деле.

Все это правильно. Любить нужно не словами и языком, а делами и истиной. Признаваться в любви на словах, но делами отрекаться, есть дело никуда не годное и прямо паршивое. Вот только глубок человек. Глубок в грехе, глубок и в святости, плюс — сам себя не знает, и сквозь сегодняшнюю горячность не прозревает завтрашней слабости и склонности к падению.

Зато Господь знает это. Он знает человека и не ждет от того сиюминутных исправлений, якобы — навеки. Он знает, что человек подобен трости колеблемой. При том, кто из нас не знает этого о себе, тот просто глуп. Кто же знает, но изображает из себя «вечно святого», тот просто притворщик и микро-антихрист. Это — довольный собой и веселый служка диаволов, скачущий по сцене и всех зовущий к легкой святости.

Вот отсюда и ясным становится, почему покаяние есть не одноактное движение расчувствованной души, а постоянный труд. Каяться придется тайно и явно всю жизнь, слой за слоем снимая с сердца пласты грубой, омертвевшей кожи, постоянно удивляясь тому, насколько глубоко укоренился грех в человеке и сросся с ним.

                                                          *  *  *

Раз за разом мы слышим в храме, как Христос спрашивает Петра: «Любишь ли Меня?». Слышим, как Петр в ответах горячится, обижается, спешит ответить, что любит. Все это читается для нас. Для нас в том смысле, что всякий верующий «вкусил и видел, яко благ Господь». Но однократное или многократное вкушение благости Божией глубины сердца не отменяет. Скорее наоборот – подчеркивает. И это глубокое сердце многоэтажно, сложно, а внизу там, в самом подвале, змей притаился. Кто, говорит Макарий Великий, в глубину не сходил и змея не заклал, тот — не гордись. Исповедуй наличие в себе веры вместе с неверием. И отвечай Господу на вопрос: «Люблю Тебя», но помни, что Он еще и еще раз повторит вопрос, поскольку никто на земле не способен с первого раза дать ответ от всей глубины своего таинственного сердца.

Источник