Вторая Буржуазия и «приватизация государства»

Термин «приватизация государства» уже начал распространяться по Всемирной Паутине. Но к сожалению, его употребляют исключительно, как поэтическую метафору, и в узком смысле — как узурпацию власти нашим Первым Лицом и его окружением. Но в действительности, дела обстоят куда хуже, и размеры бедствия премного более, даже, того, что не посвящённый может себе вообразить. И постараемся называть все вещи своими именами. Итак: узурпация власти есть незаконный захват должностным лицом дополнительных полномочий власти, ему по чину не предусмотренных. Всем известный пример: Наполеон Буонапарте, из «рядового» соправителя, триумвира, сделавший себя неограниченным монархом, императором.

А приватизация государства есть превращение должностным лицом даденых ему полномочий публичной власти в частный капитал, в орудие личного обогащения посредством эксплуатации и ограбления народных масс. Очевидно, что частота и масштабы сих явлений — несоизмеримые. Узурпация власти приключается на самой верхушке властной пирамиды, и исключительно редко. На нижних ступенях этой самой пирамиды она практически невозможна. Ибо над раззадорившимся не по уставу козявием приказным всегда сыщется дьяк повыше чином и вмиг вправит самоуправцу мозги. А вот, приватизации полномочий власти, сиречь, употреблению их супротив закона и к сугубо личному обогащению — ничто не мешает. Теоретически, каждый столоначальник, от распоследнего клерка и до Венценосного и Богоравного Гаранта, могут превратить свои полномочия власти в частный капитал — и далее употреблять их исключительно для мздоимства и казнокрадства, ради сугубо личного обогащения. Увы, законы Природы никак сему не препятствуют. Ежели все столоначальники приватизируют свои полномочия власти, в итоге, всё государство окажется приватизированным. Воплощение чего мы имеем счастие наблюдать и у нас, на Руси Великой. Заметим, что употребляемое обычно понятие «коррупция» по сути своей неверно. Ибо подразумевает преступление («испорченность») какого-то одного, отдельно взятого столоначальника. Когда же за преступление не наказывают, и оно происходит повсеместно, его надобно именовать по-иному, не так ли?

Пожалуйся, мы, на чрезмерное обогащение «служилых людей» крепостному крестьянину, жившему в веке, так, XVI — он бы нас не понял. Для той эпохи «кормление с места» (с должности) бояр и прочих дворян было вещью естественной — и единственно возможной! Как установилось крепостное право у нас на Руси? Община вольных крестьян для защиты от кочевников нанимает дружину «варягов». Те, ощутив себя хозяевами положения, «злоупотребляют служебными полномочиями». Мародёрствуют, насилуют крестьянских жён и дочерей, полностью подчиняют себе жизнь общины (и притом исключительно к собственной выгоде). А затем вконец порабощают вчерашних своих работодателей. Крестьяне, без организации, без оружия и военной выучки ничего поделать не могут, им остаётся токмо покориться. Каждый феод — это крохотное государство. С собственной ратью, правосудием, системой мер и весов, зачастую и с чеканкой собственной монеты. Притом вся полнота власти сосредоточена в персоне самого феодала. Он и военачальник собственной «частной армии», и обвинитель, и судья, и законодатель, и «хозяйственный менеджер», и собственник всего, что пребывает в границах его владений. «Настоящее, взрослое» средневековое государство — это довольно рыхлая конфедерация нескольких феодалов, зачастую эфемерный союз на почве сиюминутного совпадения интересов. Совпадение исчезло — и «могучая держава» тут же распадается. Феодалы образуют новые коалиции — часто-густо тут же обращая оружие против вчерашних союзников. Однако ж, постепенно государственные образования становятся всё прочнее и больше в размерах. Самостийным феодалам, когда лаской, а чаще таской, приходится идти под власть сильнейшего сюзерена. Государственное устройство медленно бредёт от феодальной раздробленности к феодальному абсолютизму. Некогда «суверенный» феодал превращается всего лишь, в «слугу государева». Но подчеркнём: старинные монаршьи полномочия власти феодальной знати не исчезают в целости — они трансформируются в замещение государственных должностей, опять-таки, наделённых некоторыми функциями власти. Но и прав собственности у них никто не отнимает. Они остаются полновластными хозяевами и земли, и крепостных. Сословия на Руси так и назывались: служилые. Т. е., дворяне, кто исполняет службу государеву. И тяглые, или податные, т. е., крестьяне и ремесленники, кто тянет лямку, и принуждён платить подати, кормя первых.

С точки зрения политэкономии, важнейший принцип феодализма — кормление с должности. Т. е., полное и совершенное слияние Денег и Власти в одном лице. Здесь каждый представитель господствующего класса, каждый дворянин, должен совмещать в себе и функции экономического эксплуататора народных масс (крестьян и ремесленников), и функции бюрократа на государственной службе. Изъясняясь современным языком, одновременно быть менеджером в экономике и администратором на военной, или гражданской службе. Притом, заметим, что и менеджер, и администратор — профессии сложные, требующие огромного опыта, специфических личных и деловых качеств — и притом весьма различных меж собою. Успешно совмещать их почти невозможно. Этот колоссальный порок феодализма порождает вопиющую неэффективность государственной машины. Феодал-администратор не только невежествен и бездарен, исполняя государственную службу — как частный собственник, движимый алчностью, его личные интересы часто противоположны государственным. Так что измена феодала сюзерену остаётся повседневным явлением до самого заката феодализма.

Великая Французская Революция именно оттого великая, что не только привела к власти новых людей, но и коренным образом изменила отношения между людьми. И, в числе прочего, важнейшее значение её в том, что она разделила Власть и Деньги!!! Это подарило колоссальные преимущества и тем, и этим. Частных собственников новой эпохи, буржуа, освободила от обязанностей Службы Государевой, дав свободу заниматься бизнесом — и только им! Весь накопленный опыт и знания, личные и деловые качества, всё время сознательной, взрослой жизни, они могли теперь посвятить эксплуатации пролетариата и личному обогащению... Не отвлекаясь на «любовь к Родине»! В свою очередь, бюрократов и столоначальников революция сделала наёмными работниками буржуазии. Их тоже освободила: от хлопотных и многотрудных обязанностей управлять собственным поместьем, самим эксплуатировать крепостных. И вообще заботиться о хлебе насущном. Предоставив новорожденной буржуазии из своего кармана содержать собственный государственный аппарат. Вот, только теперь, впервые за Человеческую историю, государство стало полноценным Государством, обретя красоту и мощь! Отныне каждый Служилый стал блюсти коллективный интерес всего класса буржуазии. (А не одного, отдельно взятого Себя Любимого, яко при феодализме.) Притом, государственный аппарат стал полноценным аппаратом насилия и принуждения, поставленным вне общества и над обществом. Мы не собираемся опровергать Маркса. Наиглавнейшим предназначением капиталистического государства была, есть и будет охрана Священной Частной Собственности, защита буржуазии от ограбленных и униженных ею народных масс. Но у государства есть ещё одна обязанность, не менее важная. Оно имеет право и возможность употреблять насилие и принуждение даже над отдельно взятыми представителями господствующего класса. Т. е., ущемлять личный эгоизм и алчность отдельно взятого буржуа в пользу их же, капиталистов, коллективного классового интереса. Отныне важнейшей функцией капиталистического государства стало спасать капитализм от безумной жадности самих капиталистов. Иначе, в порыве страстей конкурентной борьбы, они пожрали бы друг друга, с навозом и потрохами — или насмерть загнали бы своих наёмных рабов непомерной эксплуатацией, оставив самих себя без рабочей силы. Всемирно известный пример, вошедший во все буквари по истории: Новый Курс Ф. Д. Рузвельта, в 1933-м спасший американский капитализм от революции. Тогда функции насилия и принуждения, присущие государству США, были пущены в ход именно против эгоизма каждого отдельного капиталиста — принудив всех ограничить (временно ограничить!) собственную жадность ради их, же, капиталистов, коллективного классового интереса. Те, в один голос, обвиняли Рузвельта в «коммунизме». На самом деле, он был именно Спасителем Капитализма, заставив капиталистов поделиться с неимущими хотя бы крохами. Иначе бы восстание предотвратить не удалось, и капиталисты теряли всё! Это лишь яркий и всем известный пример. Но каждое государство ежедневно проделывает незаметную и многотрудную работу по спасению буржуазии от неё самой: принуждая хоть как-то соблюдать уголовный кодекс и трудовое законодательство, ограничивая беспредельную жадность и эгоизм частного собственника тарифными ставками, налогообложением и прочими способами. Зело, впрочем, скудными.

Разделение Власти и Денег несравненно улучшило личные и деловые качества всех столоначальничков — от главы государства до распоследнего клерка. Личное обогащение каждого, т. е., размер жалования, которую им платит класс капиталистов, а также карьерный рост (и повышение жалования) теперь зависели от служебного рвения, знаний и опыта. А сие есть мощнейшее побуждение к саморазвитию и работе с предельным напряжением сил. При феодализме каждый представитель господствующего класса был «универсалом», нерадивым, невежественным… вообще плохим. В каждом из своих проявлений! Капитализм противопоставил сему все выгоды «узкой специализации», предоставив каждому достичь предела совершенства в своей ипостаси — и к тому сильнейшее побуждение. Бонапарт, блестящими победами обязан не столь собственному гению (коему нынче приписывают сверхъестественные способности), сколь общему, системному превосходству передового (тогда!) капиталистического государственного устройства над отсталым и диким, феодальным. Столетие спустя, на фронтах Первой Мировой, ни одна из воющих сторон не добыла блистательной и лёгкой победы. Равной, например, Аустерлицу. И причина вовсе не в отсутствии Наполеонов. А в том, что теперь равные воевали с равными. Буржуазные государства против себе подобных. И здесь на лёгкие победы рассчитывать не стоит.

Однако ж, едва феодализм вытолкали в дверь — он тут же влез в окно! Только расставшись, Власть и Деньги ощутили непреодолимое влечение друг к другу. Частный собственник тяжело переносит и самые ничтожные ограничения, налагаемые законодательством буржуазного государства. Особенно налогообложение. Беспрестанно жалуясь: государство-де, «кошмарит бизнес». Не желая признавать, что вне буржуазного государства, он существовать не может. И тотчас ищет лазейки и уловки, дабы те ограничения обойти. «Узы дружбы» с Властью, иль, паче того, обретение самому каких-то полномочий власти, представляются наилучшим выходом. С другой стороны, Власть завистливой слюною давится, глядя, как набивают карманы её работодатели.

Ведь отправление Государевой Службы непременно сопряжено с управлением финансами и прочими, материальными и не материальными богатствами общества. Либо с выполнением общественно необходимых функций. Деньги сами плывут в руки! В капиталистическом обществе, где личное обогащение есть смысл жизни каждого, зов алчности непреодолим. Единственное препятствие здесь — страх перед законом. Но вора могут поймать, обвинить и осудить только шериф, прокурор и судия. Покуда Закон и Порядок верны присяге, коррупция столоначальничков остаётся обыкновенной уголовной преступностью. Не более, хотя и не менее вредной и опасной обществу, чем, например, наркоторговля. Однако ж, коррупция подчиняется совсем другой физике, нежели остальной уголовный мир. Самое главное: чиновник наделён властью!!! Которую весьма действенно употребит не токмо для совершения преступлений — но и для сокрытия оных, также для препятствия сыску и правосудию. И коренное отличие коррупции в том, что это — процесс с положительной обратной связью. Т. е., развиваясь согласно своей природе, попутно создаёт условия дальнейшего своего развития и преумножения. Зело схоже с верховым лесным пожаром. Что трудно возжечь поначалу. Но, достигнув, наконец, верхушек, далее распространяется неудержимо. Попутно, испаряет влагу из живых ещё, полных жизни и соков растений, превращая в сухое и мёртвое топливо. А затем пожирает всё то, чему изначально, и гореть не должно.

Залог безнаказанности коррупционера, бюрокрысы — порочность прочих его коллег. Оттого каждый из них непременно есть злокачественный агент в государственном аппарате — активно и целеустремлённо содействуя порче последнего. Всеми возможными и невозможными путями вытесняя честных и верных присяге. Внедряя преступных своих сообщников. И разлагая, вовлекая в преступления, коллег слабых и морально нестойких.

Какое-то время гниль разрастается и плодится подспудно, не замеченная окружающими... А затем, по неумолимым законам диалектики, количество переходит в качество. И видим пред собою нечто новое. Иное, большее и худшее, нежели опасная разновидность уголовщины.

Русский человек воровством зело крепок. А ежели в чине столоначальника, то воровская изобретательность неистощима, и фантазия не знает предела. Мы не в силах перечислить все воровские уловки. Благо, ежедневно всплывают на божий свет всё новые, и вовсе неожиданные. Но сии подробности должны интересовать токмо следователя, прокурора и судью. А суть чиновного воровства неизменна. Это либо мздоимство (вымогательство взяток), либо казнокрадство (операции распил-откат и т. п.), либо то и другое вместе. Но чем это оборачивается для трудящихся? Если взятку вымогают непосредственно с труженика, последний должен, по сути, какую-то преизрядную часть своего рабочего времени работать бесплатно — отдавая заработок чиновнику. (Притом, львиную долю его заработка уже присвоил работодатель и уже отобрало государство в виде налогов!) Заметим, что вор-чиновник покушается именно на чистый доход труженика. Т. е., чтобы «подарить» ему взятку в размере чистой зарплаты за один месяц, труженик должен бесплатно работать три месяца!!! Плоды трудов первого месяца подарив работодателю, как прибавочную стоимость. Второго — государству, налогами. И уж, третьего — мздоимцу («благодетелю» народного образования, здравоохранения и т. п.). Ежели взятку вымогают с работодателя-буржуа, тот возмещает убыток опять за счёт рабочих — принуждая к бесплатному труду уже всех работников своей фирмы. (Маскируя снижением зарплаты, повышением нормы выработки и т. п.) А ежели столоначальник ищет в себе таланты казнокрада, то убыль в державной кубышке возмещается за счёт всего трудящегося народа — принуждением к дополнительному бесплатному труду, в счёт налогов. Но что есть безвозмездное присвоение плодов чужого труда и принуждение к бесплатному труду? Это экономическая эксплуатация!!! Чрез вымогательство взятки, иль расхищение казны, прямо иль косвенно, чиновник осуществляет именно экономическую эксплуатацию трудящихся. Он ворует время жизни рабочего — так же, как ворует время жизни рабочего фабрикант, банкир или торгаш.

Но разве власть — воровства ради? Полномочия власти доверяются («делегируются» всем обществом какому-то доверенному лицу), — дабы с их помощью выполнялась какая-то общественно-необходимая работа. Полномочия власти — это орудие труда чиновника. Равно, как молот есть орудие труда кузнеца. Коррупционер преступно захватывает в личное пользование это специфическое орудие труда, доверенное обществом. Иными словами, коррупционер приватизирует «частицу государства», ему доверенную ради общего блага. Но ведь точно так же поступает каждый капиталист: он преступным путём захватывает, отчуждает от общества коллективные средства производства, или иные общественно-необходимые ресурсы (финансово-кредитные учреждения, розничную торговую сеть и т.п.) — а затем взимает в виде «платы за аренду» львиную долю богатства, произведённого обществом. Например, незабвенный Потанин столь же преступным путём, приватизировал «Норникель». Но вспомним, что всякое средство производства, или иной общественно-необходимый ресурс, захваченный капиталистом в частную собственность, превращается в капитал. Т. е., в орудие эксплуатации трудящихся. И ежели все столоначальнички (иль большая их часть) приватизируют, каждый свою, ему доверенную, «частицу государства» — в конце концов, всё государство (все, присущие ему полномочия власти) окажется приватизировано. Точнёхонько, яко приватизирована вся остальная Россия, все её предприятия и недра.

И тогда столоначальник-коррупционер есть специфическая разновидность капиталиста. А весь коррумпированный административный аппарат, в совокупности, есть новейшая и особая разновидность буржуазии. «Вторая буржуазия»! Понятно, что «вторые буржуа» всячески скрывают свою классовую принадлежность... А почтеннейшая публика упорно не желает их замечать. Коррупция, типа, считается «уголовным преступлением»... (Только почему-то, главных преступников никогда не наказывают!) Но ежели нечто объявлено вне закона, иль неощутимо на вкус и запах — не означает, что сие «нечто» не существует. Радиация тоже не пахнет — но, после Чернобыля, десятки тысяч людей, на горьком опыте и собственном здоровье убедились, что она ещё как существует! Наркоторговля по всему свету считается (теоретически) уголовно наказуемым преступлением. Но, полагаем, никто не станет отрицать существование такого бизнеса, как наркоторговля, и такой благородной разновидности капиталистов, как наркобароны?

Пусть глубокоуважаемого Читателя не смущает, что бюрократ-буржуа, так сказать, «работает на заёмном капитале». Т. е., обогащается без формально принадлежащей ему частной собственности. Заём (аренда) капитала распространены куда более, чем думают. Предположим, некто арендует рыболовный траулер. Что мешает эксплуатировать рыбаков с той же силою, сколь формальный собственник? Разве факт займа капитала делает заёмщика «меньшим капиталистом», нежели владелец капитала? Скорее, напротив. Арендатор должен платить арендную плату. И, в силу этого: либо довольствоваться меньшей прибылью, нежели прочие рыбопромышленники — либо эксплуатировать рыбаков пуще прежнего. Ясно, что он предпочтёт!

Под словом «капитал» ошибочно подразумевают просто денежные накопления, иль иное богатство. Меж тем, не всякие деньги есть капитал. И далеко не всегда капитал существует в форме денег. Надо называть вещи своими именами! Денежные накопления — они и есть денежные накопления! А капитал — это орудие частного, несправедливого и незаконного, обогащения, именно посредством экономической эксплуатации и ограбления народа. Деньги в руках труженика капиталом быть не могут. Они превращаются в капитал, токмо, попав в руки банкиру... И далее будут даны в рост, для получения грабительских процентов. Капиталом может быть что угодно, иногда неожиданные вещи. Ежели употреблены в экономической эксплуатации и грабеже. Например, некая фирма «Лабутен» ухитрилась запатентовать каблуки и подмётки своих «дивных» туфель. Посредством патентного права, обеспечив себе монополию на производство и монопольно высокие цены в розничной торговле. И теперь дерёт семь шкур с несчастных модниц. Так вот, патент здесь служит службу дополнительного капитала. Сиречь, вспомогательного средства, обеспечивающего завышенную цену — и дополнительную эксплуатацию розничных покупательниц, в сравнении с прочими обувными фирмами. При том, форма каблуков и цвет подмёток никак не увеличивают себестоимость производства. Так что, мсье Лабутен получает чистейшую сверхприбыль — благодаря буржуазному патентному праву, и за счёт кошельков покупательниц. А пресловутая фирма «Microsoft» извлекает сверхприбыль, даже не из воздуха — вообще из ничего! Из нематериальной сущности, именуемой «программное обеспечение».

Уверены, что настала пора ввести расширенное толкование капитализма и капиталистов. Ведь, со дня первого издания «Капитала», искусство ограбления ближнего шагало по планете семимильными шагами. Изобретены тысячи новых способов, о коих Дедушка Маркс и подозревать не мог... Например, такой бизнес, как захоронение чужеземного отработанного ядерного топлива на российской территории. Теперь такое можно исполнить силами одних, токмо, роботов, не привлекая человеческую рабочую силу. (Современный уровень робототехники сие позволяет — вопрос токмо в себестоимости, в большинстве случаев себестоимость эксплуатации рабочей силы пока что, ниже себестоимости роботов.) Итак, есть акт купли-продажи (услуги избавления Цивилизованного Запада от нецивилизованных и опасных здоровью радиоактивных отходов). Сверхприбыль и чьё-то личное обогащение тоже налицо... А (кроме роботов) ни о чьей «трудовой эксплуатации» речи нет. Но вправе ли мы на том основании отказать «радиоактивному бизнесмену» в звании капиталиста? Ещё пример. Предположим, некий г-н Сечин-Миллер тоже примудрился по безлюдным технологиям скважины в Земле дырявить и за кордон газ-нефть гнать. Акт купли-продажи налицо. Сверхприбыль и лично обогащение, прямо, зашкаливают. А трудовая эксплуатация не то, что отсутствует — но буквально, наоборот... Многие и рады бы, особенно учтя зарплаты нефтяников, но все вакансии роботы заняли. И что: заменив людей роботами, г-н Сечин-Миллер перестал быть крупнейшим капиталистом? Ещё вариант: частная военная компания (ЧВК), та же Greystone-Blackwater, по уши заляпанная кровью на несчастной Украйне. Акт купли-продажи услуги (наёмников) наличествует. Сверхприбыль и личное обогащение сомнений не вызывают. Не будем же мы всерьёз обсуждать «трудовую эксплуатацию» наёмников: мародёров, насильников и убийц! Но разве сие вычёркивает владельца ЧВК из перечня капиталистов? И ещё пример: «чёрная хирургия», сиречь, трансплантология: охота за человеческими органами и пересадка состоятельным пациентам. Самый передовой и перспективный бизнес, грозящий превзойти в сверхприбылях саму «нефтянку», или наркоторговлю. Купля-продажа (самого органа и услуги по его пересадки) присутствует. Но чью трудовую эксплуатацию можно обсуждать? Доход «чёрного хирурга» за одну операцию больше, чем совокупная месячная зарплата крупного завода. К тому же, затраты времени и сил преступников на совершение преступлений «трудовой эксплуатацией» считаться не могут. И никто, ведь, не использует в сей бизнес-операции рабочую силу донора органов. Его просто убили... в лучшем случае, усыпили... в самом лучшем случае — купили... и вырезали жизненно важный орган. Смерть, или непоправимый урон здоровью налицо, но трудовая эксплуатация — ни-ни! Ежели глубокоуважаемого Читателя не утомило перечисление сих злодеяний, то вот ещё пример. Не гипотетический, а состоявшийся, увы. Некий господин-товарищ Зюганов надорвал глотку лозунгами. Мозоли натёр, алым флагом машучи. Уверенно лидирует на выборах... Но неожиданно для всех (зато совершенно логично для себя), обменивает чистый и светлый, но бесплотный «Манифест» — на материальный и сугубо личный капитал. К Дедушке Марксу и всеобщему благу касательства не имеющий. Оттого перед подсчётом голосов, досрочно, поздравляет с победой соперника: Бориску-на-Царстве — предав и продав своих избирателей. Самые незлые языки твердят о $8 млн чистой выручки от сей операции купли-продажи. Самые злые — удесятеряют сумму. Как бы то ни было, Зюганова можно поздравить с переходом из «товарищей» в «господа». Но, позвольте, где же трудовая эксплуатация? Ежели избиратели потрудились прийти на участки, и в бюллетене галочку черкнуть — это их конституционный долг. Ежели обманули их ожидания, пусть впредь не голосуют за мошенника!

Мы видим, что во всех перечисленных случаях имеется, во-первых, чьё-то личное обогащение. И, во-вторых, акт купли-продажи. Да, (формально) отсутствует трудовая эксплуатация и извлечение с её помощью прибавочной стоимости. Но подспудно ощущается их родство с «классическим» капитализмом. Чтобы уловить эту общность, достаточно слегка, скажем так, «расширить поле зрения». И смотреть со стороны трудящегося, а не капиталиста. И сразу видим: то общее, объединяющее все эти диковинные способы обогащения и старый-добрый капитализм — это ущерб, причиняемый каким-то отдельным лицам, либо обществу в целом.

Так позволительно ли отказать в праве именоваться гордым именем «капитал» такому безотказному и действенному орудию личного обогащения и коллективного грабежа, как полномочия власти! Ежели отличия их от прочих видов капитала токмо в форме, в обёртке?