Древнеримские страшилки. Ведьмы.

Когда речь заходит о Древнем Риме, то у человека невольно встают перед глазами легионеры, императоры, гладиаторы, вспоминаются фильмы, книга о Древнем Риме. Вот только настоящие римляне очень отличались от римлян кинематографа. Настоящие римляне были на редкость суеверными людьми. В любом событии они видели знак судьбы и веление богов. Римляне боялись злых духов, колдунов и ведьм. Ночью их окружали сонмы демонов, вампиров и оборотней. Магия для них была реальна, как для нас физика и химия. Римские исторические сочинения просто переполнены описанием знамений и чудес. Археологи нашли огромное количество амулетов, оберегов, магических табличек, которые применяли римляне. Суеверия даже вошли в официальную римскую религию. Колдовство было уголовно наказуемым преступлением. 

Не зная этого нам сложно представить некоторые знакомые сюжеты. Например представьте картину: ночь, кладбище, и несколько римских легионеров (простых сельских парней, не испорченных образованием), которые стерегут могилу казненного преступника (с глупейшим приказом - чтобы его подельники не украли тело главаря). И тут легионеры слышат, что в могиле что-то шуршит, могилы камень отодвигается и выходит мертвец в погребальных пеленах. Ну вы поняли... Это для христиан праздник, а для римских легионеров седина в волосах. 

Римляне любили пугать себя страшными историями. Беда, что дошли они до нас в виде коротких записей. Но кое-что дошло в том виде, каком римляне пугали друг друг долгими вечерами.

Ведьмы.

Римляне боялись ведьм и колдунов. Могущественные колдуны могли в мгновение ока перемещаться в пространстве, останавливать бури и землетрясения, выбираться из запертых помещений, а ведьмы даже превращать людей в животных (это не говоря о приворотах). Образ ведьмы в виде безобразной старухи появился не в средневековье, а в античности. Правда, старухами в то время считали женщин за тридцать, так в замуж тогда выдавали начиная с двенадцати лет. Ведьмы так же умели готовить яды, чем римляне охотно пользовались, чтобы избавиться от опостылевшей второй половины или зажившегося на этом свете богатого родственника. Археологи находили античные могилы, заваленные камнями - это, как считается, могилы колдунов и ведьм, которые суеверные сограждане завалили его камнями, чтобы колдуны после смерти не вылезали из могилы. Апулей (которого судили по обвинению в колдовстве, но он сумел отбрехаться, мол "не привороживал никого, потому что мне этого не надо, так как я красивый, умный и упитанный") так описывал силу ведьмы: 

"Любовника своего, посмевшего полюбить другую женщину, единым словом она обратила в бобра... Кабатчика одного соседнего и, значит, конкурента, обратила она в лягушку... Судейского одного, который против нее высказался, в барана она обратила, и теперь тот так бараном и ведет дела. А вот еще: жена одного из ее любовников позлословила как-то о ней, а сама была беременна — на вечную беременность осудила она ее, заключив чрево и остановив зародыш. По общему счету, вот уже восемь лет, как бедняжечка эта, животом отягощенная, точно слоном собирается разрешиться.

Это последнее злодеяние и зло, которое она многим продолжала причинять, наконец возбудили всеобщее негодование, и было постановлено в один прекрасный день назавтра жестоко отомстить ей, побив камнями, но этот план она заранее расстроила силою заклинаний... так и эта, совершив над ямой погребальные моления (как мне сама недавно в пьяном виде сказывала), с помощью тайного насилия над божествами, всех жителей в их же собственных домах заперла, так что целых два дня не могли они ни замков сбить, ни выломать дверей, ни даже стен пробуравить, пока наконец, по общему уговору, в один голос не возопили, клянясь священнейшей клятвой, что не только не подымут на нее руки, но придут к ней на помощь, если кто замыслит иное. На этих условиях она смилостивилась и освободила весь город. Что же касается зачинщика всей этой выдумки, то его она в глухую ночь, запертым, как он был, со всем домом — со стенами, самой почвой, с фундаментом — перенесла за сто верст в другой город, расположенный на самой вершине крутой горы и лишенный поэтому воды. А так как тесно стоявшие жилища не давали места новому пришельцу, то, бросив дом перед городскими воротами, она удалилась".

В "Метаморфозах" Апулей рассказывает страшилку о ведьме и ее страшной мести неверному любовнику. По рассказу Апулея некий античный представитель среднего класса во время путешествия своего старого знакомого, опустившегося до бомжа. Товарищ поведал свою печальную историю:

"О, я несчастный! — воскликнул он. — Предавшись страсти к гладиаторским зрелищам, уже достаточно прославленным, в какие бедствия впал я! Ведь, как ты сам отлично знаешь, приехав в Македонию по прибыльному делу, которое задержало меня там месяцев на девять, я отправился обратно с хорошим барышом. Я был уже недалеко от Лариссы (по пути хотел я на зрелищах побывать), когда в уединенном глубоком ущелье напали на меня лихие разбойники. Хоть дочиста обобрали — однако спасся. В таком отчаянном положении заворачиваю я к старой, но до сих пор еще видной собою кабатчице Мерое. Ей я рассказываю о причинах и долгой отлучки из дому, и страхов на обратном пути, и злосчастного ограбления. Она приняла меня более чем любезно, даром накормила хорошим ужином и вскоре, побуждаемая похотью, пригласила к себе на кровать. Тотчас делаюсь я несчастным, так как, переспав с ней только разочек, уже не могу отделаться от этой чумы. Все в нее всадил: и лохмотья, что добрые разбойники на плечах у меня оставили, и гроши, что я зарабатывал, как грузчик, когда еще сила была, — пока эта добрая женщина и злая судьба не довели меня до такого состояния, в каком ты меня только что видел".

Вот только кабатчица оказалась ведьмой: "Ведьма, — говорит, — и колдунья: власть имеет небо спустить, землю подвесить, ручьи твердыми сделать, горы расплавить, покойников вывести, богов низвести, звезды загасить, самый Тартар осветить!"

"Покойников вывести" - это вызвать дух покойника из мира мертвых. В Библия описана такая колдунья - Аэндорская волшебница. А в самой кабатчице, которая накормит и напоит, виден знакомый нам образ Бабы Яги, у которой герой требует его накормить и напоить. Правда, что делал русский герой сказок ночью наши сказки умалчивают. 

И вот горемыка решает бежать от похотливой ведьмы, но ночью ведьмы его находят:

"Только что заснул, как вдруг с таким шумом, что и разбойников не заподозришь, двери распахнулись, скорее, были взломаны и сорваны с петель. Кроватишка, и без того-то коротенькая, хромая на одну ногу и гнилая, от такого напора опрокидывается и меня, вывалившегося и лежащего на полу, всего собою прикрывает...

Пока, валяясь в грязи под прикрытием кровати, смотрю украдкой, что будет дальше, вижу двух женщин пожилых лет. Зажженную лампу несет одна, губку и обнаженный меч — другая, и вот они уже останавливаются около мирно спящего Сократа...

И, повернув направо Сократову голову, она в левую сторону шеи ему до рукоятки погрузила меч и излившуюся кровь старательно приняла в поднесенный к ране маленький мех, так, чтобы нигде ни одной капли не упало. Своими глазами я это видел. К тому же (для того, думаю, чтобы ничего не опустить в обряде жертвоприношения) добрая Мероя, запустив правую руку глубоко, до самых внутренностей, в рану и покопавшись там, вынула сердце моего несчастного товарища. Горло его ударом меча было рассечено, и какой-то звук, вернее, хрип неопределенный, из раны вырвался, и он испустил дух. Затыкая эту разверстую рану в самом широком ее месте губкой, Пантия сказала:

— Ну, ты, губка, бойся, в море рожденная, через реку переправляться! — После этого, отодвинув кровать и расставя над моим лицом ноги, они принялись мочиться, пока зловоннейшей жидкостью меня всего не залили".

Наш герой в панике - он боится, что его обвинят в убийстве и казнят. Но утром он увидел невероятное - его товарищ просыпается живым и здоровым.

"Мы шли уже довольно долго и восходящее солнце все освещало. Я внимательно и с любопытством рассматривал шею своего товарища, то место, куда вонзили, как я сам видел, меч. И подумал про себя: «Безумец, до чего же ты напился, если тебе привиделись такие странности! Вот Сократ: жив, цел и невредим. Где рана? Где губка? И где наконец шрам, такой глубокий, такой свежий?»".

И вот они присели пообедать:

"Мы уселись, и я тоже принимаюсь за еду вместе с ним. Смотрю я на него, как он с жадностью ест, и замечаю, что все черты его заостряются, лицо смертельно бледнеет и силы покидают его. Живые краски в его лице так изменились, что мне показалось, будто снова приближаются к нам ночные фурии, и от страха кусочек хлеба, который я откусил, как ни мал он был, застрял у меня в горле и не мог ни вверх подняться, ни вниз опуститься. Видя, как мало на дороге прохожих, я все больше и больше приходил в ужас. Кто же поверит, что убийство одного из двух путников произошло без участия другого? Между тем Сократ, наевшись до отвала, стал томиться нестерпимой жаждой. Ведь он сожрал добрую половину превосходного сыра. Невдалеке от платана протекала медленная речка, вроде тихого пруда, цветом и блеском похожая на серебро или стекло.

— Вот, — говорю, — утоли жажду молочной влагой этого источника.

Он поднимается, быстро находит удобное местечко, на берегу становится на колени и, наклонившись, жадно тянется к воде. Но едва только краями губ коснулся он поверхности воды, как рана на шее его широко открывается, губка внезапно из нее выпадает, и вместе с нею несколько капель крови. Бездыханное тело полетело бы в воду, если бы я его, удержав за ногу, не вытянул с трудом на высокий берег, где, наскоро оплакав несчастного спутника, песчаной землею около реки навеки его и засыпал".

Таковы были античные ведьмы. Этот образ злобной старухи, вредящей людям по своей злобной природе дожил до средневековья. Знаком он и славянам по быличкам, преданиям, сказкам и литературе (по повестям Гоголя и произведениям Пушкина).