Неформат по воскресеньям - рассказ "ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ"

День обещал быть потрясающим.
И не только потому, что на безоблачном небе ярко светило солнце.
Даже не потому, что сегодня Юрию стукнуло двадцать пять лет.
Потирая усы от волнения, то и дело посматривал на часы. И когда торопливо завтракал шестиглазой яичницей – чтобы больше энергии было, и когда всю дорогу порывался перейти на бег.
«Шестьдесят шестой» ГАЗ, «шишига», впрочем, тоже приехала рано.
Подтянулись и другие усачи, Володя и Виталик.
Невзирая на свои метр восемьдесят, Виталик Пасиченко казался неприметным – сероглазый, русоволосый, сутулящийся.
Но как же он преображался в полёте!
Виталик был пилот милостью Божью. Таких фортелей небо не простило бы никому другому.
На спор он зависал на тридцати метрах, отдавая вперед ручку - перекладину трапеции. С потерей подъемной силы аппарат начинал сваливаться. А Виталик - метаться по ручке: влево или вправо, вперед или назад. Балансируя, снижался вертикально, парашютировал до самой земли - площадь дельтаплана около трети парашюта.
Для любого другого пилота такой фокус закончился бы штопором, беспорядочным, часто смертельным падением.
Юра в своё время прочувствовал его на своей шкуре - свалился в Велыкой Угольке с двадцати метров.

Володя Крамаренко был начальником дубовских «летунов». Близоруко всматриваясь в ключи, он открыл обитую железом дверь.
Здесь, в подвале жилой пятиэтажки, и разместился дельтаклуб.
Вынесли аппараты, завернутые в плотный зелёный брезент, и три мотоциклетных шлема. А ещё аптечку, и железный ящичек с инструментами, и запасные алюминиевые трубы - на всякий случай.
Загрузили в фургон.
Володя полез в кабину, Виталик и ребята – к аппаратам.
Юра лет с двенадцати видел себя пилотом.
Вот самолет, да нет, сам головой вперед, косо вверх уходит в облака.
Плотные, они холодят кожу лица и рук, скорость нарастает, выше, выше…
Пряди туч струятся в холодном воздухе и тянутся следом.
Солнце  слепит глаза, на секунду прижмуриться...
Белёсые клочья внизу сливаются в одеяло из снежной пены.
И опять сквозь тучи, только теперь к земле, по дуге, как в  стеклянной чаше.
Чтобы стать летчиком, надо было подкачать сердце.
Несколько лет тренировался, бегал по вечерам.
Но... в девятом классе вдруг понял, что не пройдет медкомиссию по зрению.
Шок - путь в большую авиацию закрыт!
Появилась новая надежда – дельтаплан.
Собирал его из деревянных реек и простыней, чтобы вспорхнуть с горы Капона, в соседнем посёлке.
Пока отец не обнаружил почти готовый аппарат.
Щёлкнуло в коробке передач, и машина остановилась.
По одному спрыгивали с высокого порога в дорожную пыль. Прибыли на Малый Серпантин, триста метров над Дубовым.

Вдоль дороги росли клены и дикие сливы.
На вершине склона жидкими островками остались лишь кусты молодой поросли. А вокруг - трава с белыми шариками одуванчиков и жёсткими стеблями зверобоя в мелких жёлтых цветках. Поднялась по щиколотку, скоро косить.
Сначала ребята отлетают на Большом Серпантине, с Кычеры, что километром дальше в горы и ощутимо выше Малого Серпантина.
Сюда подтянутся к концу лётного дня. Притащат на себе собранные, готовые к полёту, тридцати килограммовые аппараты. Всю дорогу ветер будет их вырывать из рук, или придавливать к земле - крыло в семнадцать квадратных метров удержать не просто.
С Малого Серпантина дельтапланы унесут пилотов в посёлок.
Юра шёл впереди, расправив плечи. Сегодня, сегодня, сегодня это случится!
Столько дней, месяцев ждать встречи с небом, один на один, когда в полёте целых четверть часа!
Быть готовым ещё год назад, доставать Володю… Вырвать обещание, что после полёта на точность приземления выпустит Юру с Кычеры. А дальше можно проситься и на Дубовое.
При одной мысли об этом сердце начинало бешено биться в ребра.
Целую неделю, ложась вечером ко сну, ворочался Юра в кровати до полуночи. Засыпал и просыпался с мыслью, как отлетать без замечаний.
И… в Велыкой Угольке разбился.
Волнение и помешало.
Отлежав дня четыре в райцентре, соврал докторам, что ничего не болит.
Да и некогда разлёживаться, брата надо везти в МГУ поступать.
Отпустили.
Но без слухов о побеге из больницы после воздушной аварии не обошлось.
Только вернулся из Москвы, мама вдруг, очень горестно, спросила:
- Юрчыку, а в тэбэ голова не болыть?..
С этого момента увлечение дельтапланом придется держать в тайне.
Вскоре продолжил летать.
Но уже были опасения и сопротивление начальника клуба.
Стоило ли говорить Юрию, что не помнит момента удара?
Что не отключился ли от ужаса, когда земля вдруг вспухла навстречу?

Позже эта откровенность закроет перед ним небо.
Много раз ещё поднимется над Дубовым.
Будут и потрясающие - совершенно недопустимые - полёты на Капоне в штормовой ветер, перед грозой.
Только позже, испытывая новый аппарат, опять попадёт в штопор.
Юра очень, очень любил летать, и чтобы подольше в воздухе! А это полёт на критических углах атаки, с поднятым «носом», когда еще чуть, и сваливание.
Свой-то дельтаплан Юра чувствовал, а тут – новый.
Всего лишь требовалось - ручку ближе к груди, скорости побольше!
Было невысоко - не увидеть, пытался ли бороться.
Но Володя заявит:
- Ты не управлял аппаратом, снова потерял сознание в воздухе, в моем дельтаклубе летать не будешь!
…Года через два случится встреча с врачом авиационного полка МИГ-29 из Мукачево. Тот и скажет, что дело не в отключке. От сильного удара по голове часть событий стирается из памяти.
Но всё это будет потом, много позже.

Самодовольно хмыкнул - за целый год Крамаренко не к чему было придраться. С Кичеры Юра уже слетал пару раз, вечером – на Дубовое!
- Да, пока без аппаратов, - появился Володя со стороны кабины,
- проработаем маршрут полёта, действия над поселком.
И добавил, глядя в сторону:
- Это на всякий случай. Сегодня полетаешь на Большом. А уже на следующий раз…
Юрия словно оглушило. Пряча слёзы, он уцепился в рукав самострочного брезентового комбинезона начальника:
- Володя, ты же обещал! И вот, на мой день рождения ты так меня обломаешь?
- Я ещё не уверен в тебе. Давай пока не на село. От приурочивания к датам ничего хорошего не получалось. И от торопливости. Помнишь, как Максимович поспешил?
Юра помнил...
Не освоив дельтаплан на малых высотах, тот без разрешения пошёл с Кычеры, со ста пятидесяти метров.
Оторвался нормально, эмоции – не передать словами.
Раньше взлетал максимум с двадцати, небольшие подлеты.
Неожиданно крен, надо парировать, а тут ни умения, ни выдержки, глаза размером с чашки.
Да ещё перед ударом не сгруппировался. Встретил землю прямыми руками, намертво вцепившимися в трубы трапеции.
Аппарат - вдребезги, у Максимовича - двойной винтовой перелом.
Больше трёх лет прошло, но руки в локтях полностью не разгибались.
Все пошли вперёд, Юра плёлся сзади.
Вышли на поляну, точку старта.
Гора здесь круто устремлялась к посёлку.

Дергая рыжий ус, Крамаренко продолжил:
- Бывали случаи, когда с Кычеры хватало высоты сюда долететь. Тогда на подлёте прижаться сбоку к склону – воздух у земли поплотнее, поддержит. Над пригорком же повернуть левее и лететь на Дубовое.
Поднял указательный палец:
- И – обязательно! - идти над совхозным садиком, над трубой кочегарки! Если высота меньше ещё двух труб, срочно на посадку.
Ткнул вперед-вниз:
- Место только на картофельном поле, с правой стороны садика. Лететь слева кочегарки, обойти на сто восемьдесят и садиться.
Юрий понемногу приходил в себя. Вгляделся в железный карандаш трубы, возле лоскута яркой зелени.
Чуть ближе виднелась линия высоковольтных проводов.
Поёжился, вспомнив начало сентября.
Тогда первым взлетел Саня Сильченко.
И на этом полёты закончились.
При старте с Малого Серпантина Саня потерял высоту.
Долететь до пляжа не стоило и пытаться.
Даже на картошку зашёл напрямую, через высоковольтку. На страшные черные нити, казалось, даже за полтора километра потрескивающие от десятков тысяч вольт.
Сильченко взял ручку на себя, в пикировании нырнул под провода. И благополучно сел, как раз на это поле.
Хотя, конечно, можно было и отвернуть на крону дерева погуще. Володя и Виталик уже попробовали, когда не оставалось другого выхода. Садиться ничего, но хороший расчёт нужен. Да и дельтаплан долго снимать приходится.
Юра вдруг поймал взгляд Пасиченко.
Тот ещё и подмигнул с хитрой улыбкой.
Снова в машину, через пять минут были на Большом Серпантине.
В тот момент у Юры и появилась интересная мысль...
Гору с Малым Серпантином соединял плоский гребень. Дорога по нему, посреди узкого незасеянного поля, сверху виделась тонкой лентой.
Быстро собрали дельтапланы.
«Колокол» из прозрачно-белой стеклоткани, напоминающий длинный колпак Буратино, показывал ровный ветер.
Изредка конец колокола рыскал и извивался, словно хвост змеи.
Но Юрию нужен идеальный ветер, очень плотный и мощный!
И он вполне мог усилиться, стоило потянуть время.

Первым пошёл Виталик: разведчиком погоды берут самого опытного.
Он надел поверх одежды брезентовый передник от шеи до колен - подвеску, пристегнул её карабин под крылом. Пригладил густые, с проседью усы и легко взлетел.
Вот грязно-рыжий аппарат сделал левый поворот, выровнялся, вот и разворот направо. Несколько раз повторил - «погалсировал», прижимаясь к Кычере.
Потом накренился, уводя дельтаплан на гребень. Над деревянной хижиной, которая отсюда казалась игрушечной.
Когда вот так нарезаешь развороты, да рядом с горой…
Плотный воздух возле склона, или «экран», здорово поддерживает.
Летишь почти без снижения, теряя высоту лишь в манёвре.
Галсирование очень красиво смотрится, но и очень опасно – каждый поворот, на сто восемьдесят, и выход из него, должны быть филигранными.
Иначе далеко отлетишь от горы, и тогда срочно ищи место для посадки.
Или - легко в эту гору врезаться.
Вспомнилось прошлогоднее приключение Саши Перегони.
Увлёкшись галсированием, он не почувствовал высоту, после которой надо убегать на гребень с дорогой. Поздно отошёл от Кычеры, сильно просадило над ущельем.
Ещё немного, и пришлось бы Сашу снимать с крыши той хижины.
Слава Богу, уже с ущелья он развернулся в сторону гребня и приземлился на кусты кленовой поросли.

Всё дальше улетал Виталик, всё меньше становилось узкое крыло.
Ещё через минуту оно замерло на дороге.
Володя вопросительно глянул на Юрия:
- Наверное, я пойду. А ты - после доклада Пасиченко о погоде, когда поднимемся.
Как бы недовольно нахмурившись, Юра отстегнулся от нового «Атласа».
Коренастый Крамаренко поднял на плечи свой спортивный дельтаплан. Часто-часто топая тяжёлыми башмаками с нелепыми резиновыми задниками, он разбежался и оторвался от склона.
Летел Володя ровно, хоть и без изящества Виталика.
Всё было в пределах правил и надёжно.
Приземлился Володя рядом с Пасиченко.

…Потрясающая всё-таки штука - полёт!
Опыт человека, привыкшего чувствовать опору под ногами, вопит в воздухе: упадёшь, разобьешься!
И чем больше высота, тем страшнее будет встреча с землей.
Но падение – чудесно, удивительно - не случается, ты летишь, летишь...
Этот подарок судьбы и техники, эта магия восхищает, возбуждает, делает тебя избранным.
Только, вспоминалась и семидесятиметровая Капона в Русском Поле.
По легенде, ее посреди равнины вручную насыпали крепостные, здесь местный феодал собирался построить замок.
В советское время густыми кустами лещины на боку написали слово «Мир», оно проглядывалось за несколько километров, с автодороги «Мукачево-Ивано-Франковск».
Макушка горы увенчана памятным камнем. И надпись на блестящей табличке:
«С этой вершины ушёл в последний полёт один из лучших пилотов Закарпатья, Гнатюк Виктор Агафонович».
Иногда магия полёта заканчивается смертью.

Наконец, вернулись Володя и Виталик.
Юра выслушал советы по погоде, доложил о готовности, и получил разрешение на взлёт.
Ветер усилился, но был непостоянный, порывистый.
Впереди, чуть ниже вершины, волновался кронами лесок из клёнов и акаций. Воздушный поток то дул с одной стороны, то обегал деревца с другой.
Взлетать же следовало строго против ветра.
«Перенести левее… Нет, правее…»
Дёрганые Юрины перебежки с аппаратом напоминали странный танец на вершине.
Необычное тогда у него было состояние – нервное, напряжённое, и в то же время очень расчётливое:
«Только бы дождаться ветра! Дождаться!»
Юра успешно изображал нерешительность.
Пользовался неписаным законом, что лишь пилот выбирает момент для взлёта, никто не смеет его подгонять.
И другие мысли:
«Получится – не получится?.. За это из клуба - как нефиг делать. Да плевать, когда ещё новый шанс подвернется! Шеф и дальше динамить будет...»
Вдруг колокол на краю склона затрепетал и вытянулся.
Мощный поток зашумел, потащил дельтаплан назад.
Еле сдерживая восторженный крик, Юра схватил аппарат за трапецию, поднял, выровнял.
Плечами толкая дельтаплан пред собой, изо всех сил он понесся под гору.
Юра бежал, вытаращив глаза, он в таком остервенении бил ботинками по склону, что, казалось, взлетел бы даже без паруса.

Ноги ещё молотили воздух, а ветер уже принял аппарат.
Надувал рукава рубашки, холодил лицо, топорщил усы.
Т-а-а-к, высота супер, небольшой доворот вправо…
И выход на прямую линию, по гребню склона.
Не дыша, короткими толчками смещался Юра в сторону каждого крена.
Помнил: при повороте, в скольжении, сильно теряешь высоту.
Теперь дельтаплан летел над дорогой.
Уже остался позади тракторный плуг, годы валяющийся на обочине, отсюда маленький, как детская лопатка.
Земля ещё сильнее потянулась под уклон.
И – о, чудо! – двадцатью метрами ниже ушла назад красная, ржавая крыша колхозной овчарни.
Каждый пилот знал: если даже протопаешь ботинками по её жести, высоты хватит долететь до посёлка.
За овчарней начинался крутой спуск в долину.
Как и учил Володя, бело-голубой «Атлас» Юрия прижался ближе к покатому боку склона.
Снижение замедлилось, и эту повышенную плотность воздуха ощутил обнажённой кожей локтей и лица.

Склон Малого Серпантина ушёл, ушёл…
И сразу мир распахнулся во все стороны, и вниз – до земли было метров двести, не меньше!
Сплошные заросли кустов и деревьев слились в зелёные волны с мелкими барашками. А линия горизонта удивительно расширилась, теряясь в далёкой дымке.
Долгожданное, ещё недавно невероятнейшее событие случилось!
Ещё секунды назад душа была совсем маленькой от опасения не дождаться сильного ветра, плохо взлететь, потерять высоту...
Теперь она словно увеличилась, разбухла, не помещаясь в теле.
Огромная радость переполнила Юрия.
Во всё горло завопил: «А-а-а-а!»
И восторг длился, длился…
Крылья аппарата - продолжение рук, ровно и надёжно несли в воздухе.
Послушно смещениям пилота, дельтаплан поворачивал в одну сторону, другую.
Ветер мощно пел в тросах, со свистом срывался с задней кромки крыла.
Ветер бил в лицо, в грудь, как в детских снах, где Юра был птицей.
Никогда ещё не чувствовал такого родства с небесными обитателями.
Посмотрел снизу на левое крыло, правое.
Заметил, как их концы работают в потоке. Вверх-вниз, вверх-вниз.
Краешком сознания – а если заделка троса отпустит?
Аппарат   развалится, и бесформенная куча из труб, и ткани, и одного пилота, с жуткой скоростью понесется к земле.
Эта опасность возбуждала, опьяняла...
Она смешивалась с гордостью, что это он,Юра, он побеждает страх.
Несколько успокоился.
Глянул на высотомер, укреплённый резиновым шнуром на трапеции - снижение в норме. Прошла справа спичка-труба кочегарки.
Высоты хватало, можно было лететь к реке.

Внизу неторопливо проплывало Дубовое.
Квадраты домов и облачка крон, фигурки людей, редкие автомобили-прямоугольники на узких улочках – всё было маленькое, словно в детском конструкторе.
Кто-то из пацанов заметил светлое крыло в небе. Послышались свист и крики, захлопали двери, другие дети выбежали на улицы.
Юра сделал вираж, второй, прошёл вдоль центральной улицы.
Начиная метров с пятидесяти над землей, потеря высоты уже казалась почти падением. Словно гигантский пылесос втягивал пилота с дельтапланом.
Надо было убегать на пляж - садиться в огороды на фасолевые тычки не хотелось.
До выбеленного солнцем гравия осталось всего ничего.
Когда камешки цепанули носки ботинок, толкнул ручку вперед и вверх.
Аппарат замер, чуть подпрыгнул, опустился.
Юра мягко встал на ноги.
Медленно отстегнулся, снял шлем, сел на тёплый валун.
Пошла новая волна возбуждения:
«Я сделал, сделал, сделал это!»

…На фоне темной горной гряды показались два узких треугольника. Белый и рыжий,они плавно скользили по небу. Они казались такими же естественными здесь, как эти горы, деревья, эта быстрая вода.
Пасиченко приземлился первым, не сделав лишнего шага по камням. На более скоростном, спортивном дельтаплане это было не просто.
А вот и Володя, блеснул очками в толстой оправе из-под синего шлема.
Ещё в воздухе зло выкрикнул «Е… твою мать!», повернув голову к Юрию.
Сел он чуть дальше, пробежав по хрустящему гравию несколько метров.
Виталик подскочил и обнял, хлопнул по плечу, тряханул, крепко пожал руку:
- Мужик! Поздравляю! Сразу догадался, что попробуешь удрать.
- Спасибо! Я на день рождения вина домашнего притащил, шепни шефу, а?
...Крамаренко прошёлся по нарушителю вдоль и в поперёк. Говорил о своей ответственности, об отлучении от полётов. После чего протянул крупную ладонь:
- Но, в общем, поздравляю! Это большое событие в жизни каждого пилота!

Когда отмечали день рождения, никто уже не вспомнил о Юрином проступке. Говорили о прошлых полётах, о небе, о людях.
Виноградное вино, друзья - мысли были лёгкими-лёгкими.
Словно дельтаплан в динамике, плотном ветре, дующем на гору.
Или в термике, теплом потоке воздуха, в котором аппарат часами кружит, не теряя высоты.