Неформат по воскресеньям - рассказ "ПЛАНЫ-«ЕРОПЛАНЫ»

Юра всегда хотел многого. На этом этапе жизни - большой и красивый дом, семью и сына.
Начал с участка под постройку.
Его мама, депутат сельсовета и главный агроном совхоза, получила в престижнейшем районе посёлка. Рядом со старинным парком, с прудом и речушкой Млиновицей, вековыми тополями и клёнами, уютными лавочками на тихих аллеях.
Жаль только, строительство растянется на годы.
Дальше - семья.
«Мероприятие», как многое в его жизни, тоже прошло по плану.
Хотел уже жениться по расчёту – а куда дальше тянуть в двадцать шесть лет!
Как вдруг… женился по любви. Повезло.
Увидел Лесю, сразу понял – она!
Худенькая, с темной косой до пояса и жгуче-черными глазами, чуть раскосыми – от прабабушки, венгерской графини. Веселая и остроумная, вроде скромная, но с чертовщинкой.
Прибежал домой после встречи, с глупой радостной улыбкой.
Отец тоже заулыбался. Вспомнил, как шёл он двадцать шесть лет назад, счастливый, по улице Школьной, и встретил Ивана.
Был тот лучшим его учеником и будущим отцом Леси.
- Андрий Васыльовыч, поздоровляю з новорожденым!
- Дякую, Ваня! Дуже ми твого утця имья нравится, назову так сына!
Так что имя у Юрия по закарпатской традиции – в честь деда. Только – деда будущей жены.
Свадьбу отложили на год – чтобы чувства проверить.
Хотя, с чувствами было по-разному.
Юра втюрился по уши, а Леся…
Парень ей приглянулся, и характером тоже: решительный, целеустремленный. С удовольствием слушала, как хвастался – начальник цеха в двадцать три года, зам главного механика в двадцать пять.
Заметила однажды:
- Умная женщина путевого мужика из рук не выпустит!
Привязалась, и с каждым днем всё больше.
Правда, его умение зацикливаться на проблеме было непривычно, даже пугало.
Юра начал строительство сразу после женитьбы, в девяносто первом - его завод после «обретения Украиной самостийности» практически развалился.
Начались и конфликты с Лесиными родителями. Помощь тестя на доме почти прекратилась.
С сыном было ещё сложнее. Сначала молодая жена заканчивала педучилище, было не до детей. Хотя знакомые убеждали, что с первым ребенком тянуть нельзя, женщинам после замужества рожать полезно.
Учеба закончилась, пошла нормальная жизнь. Один год, второй.
Юра виновато смотрел на Лесю, Леся на Юру, дети не получались.
Особенно недоумевал ее отец:
- Що там такого сложного!? Самэ простэ дило!
В конце концов, нашли хорошего врача, и проблема разрешилась.
Всё темнее становились осенние вечера, всё нетерпеливее ждал Юрий конца рабочего дня.
Прибегал домой и прижимался ухом к Лесиному животу. Представлял, как поставит в новом доме турник, повесит боксерскую грушу, как будет отрабатывать с сынишкой удары карате. Того-уж в школе не обидят!
А еще научит читать, рисовать, делать модели самолетов…
Жена мечты поддерживала. Говорила, чувствует мальчика. Да и форма живота, скорее острого, чем округлого, указывала на наследника. Подругам Леся всегда точно предсказывала.
Пришёл ноябрь, холодный и дождливый.
Второй этаж дома был поднят, стройматериал и деньги закончились.
Страна к концу девяносто третьего как-то резко обнищала. В национальной валюте – карбованцах – прибавлялось всё больше нулей. Магазины предлагали ранее дефицитные товары, и хорошие художественные книги.
Юра в этом деле разбирался, все школьные годы читал запоем. Да и книжный бизнес – под конец учебы в харьковском авиационном. Только тогда, в советское время, это называлось спекуляцией и экономическим преступлением. Возил книги из Узбекистана и Киргизии, а двое знакомых продавали в городе на «балке».
Слава Богу, не посадили – чудом обошлось.
Теперь родилась идея отвезти в Москву книги из Украины. И, главное, найти работу. Нужны были деньги на кирпич третьего этажа, на черепицу или алюминий крыши.
В ноябре и отправился в столицу бывшей нашей общей Родины. Обещал жене писать и звонить.
Брат Вася, студент МГУ, помог устроиться экспедитором в книготорговую фирму. Юра сопровождал партии книг на фурах - на север и на юг, и на восток, аж до Урала. Едешь целыми днями, и бескрайний мир вокруг – поля, леса…
Вся Россия пред тобой расстилается.
А ещё неторопливые и откровенные разговоры с водителем. Под ненавязчивую музыку из автомагнитолы и крепкий кофеек:
«Да, а Лесе теперь кофе нельзя! И лучше без громкой музыки…».
Расказывали шофера и о рэкете на дорогах. Каждый водитель возил с собой оружие, не охотничий ствол, то хоть газовый.
Опасность здорово будоражила кровь впечатлительному экспедитору:
«Теперь ведь и ради сына себя надо беречь!»
По своим книгам тоже приработок был. Их давно раздал по лоткам в МГУ на продажу. И деньги получил, и дело продолжил, подкупая новые на ВДНХ. Возле метро там было много киосков с книжным дефицитом.
Когда не было поездок, работал в студенческой строительной бригаде, чинили крыши.
А ещё устроился в эмгеушную группу уборщиков рынка в Лужниках. Тоже выстраивалась карьера – как некогда на вертолётном объединении. Стал бригадиром, затем начальником по уборке, на площади с двумя сотнями автолавок.
Переночевать в Москве можно было во многих местах. Например, на вокзале, в вагонах, которые подавали на отстой; один раз, на Киевском, и Юра попробовал.
Брат Вася жил с женой в Главном Здании МГУ. В одной из двух комнатенок стандартного блока, с общим душем, туалетом и маленькой прихожей.
Юра ночевал на её полу, на матрасе. Возле старого холодильника «Минск», квадратного во все стороны.
Его компрессор включался неожиданно, с утробным гудением и дребезжаньем. Сначала будил парня. Пока вместе с холодильником не привыкли к тесному соседству.
То ли белорусский агрегат стал работать тише, то ли Юра научился шум не замечать:
«Ничего, лишь бы Лесе с ребеночком было мягко и спокойно!»
Иногда, правда, по блокам ожидались проверки.
Тогда Юра спал на полу на картонках, в аппендиксе большого коридора. В соседнем секторе, возле телефонов, «в зоне влияния» бомжа Гриши.
Тот в прошлом учился на физическом, и на почве высокой теоретической науки немного «чокнулся». Смахивал на Диогена не только бородой, но и рассуждениями.
И каждый день все мысли Юрия были о скором рождении наследника, и о деньгах, которые надо успеть заработать.

Ночью у Леси начались схватки. В шесть часов спустилась на первый этаж:
- Болы-ы-ть!
Мать, участливо глядя на дочь:
- Рановато, странно. Може, показалося?
Леся походила-походила, вроде, прошло.
Через полчаса мать поднялась в дочкину комнату, а та лежит, согнувшись, и стонет. Побежали искать машину.
Рожениц из Буштино отправляли в районный роддом, но  там сейчас были сплошные стафиллококи.
Отец отвез Лесю в село Тереблю, где в маленьком роддоме работал знакомый врач.
Схватки продолжались и в «жигуле», но, пока доехали, все успокоилось.
Положили Лесю в родовой на стол, сестричка дала стимулирующий укол.
Гинеколог, рослый, симпатичный, лет сорока, ходил по кабинету, успокаивающе улыбался.
- Кого ждэтэ?
- Мэни всё равно, а тато хоче сына.
Ещё поговорили.
Доктор:
- Через пьятнадцять мынут не родытэ, пойиду в Тячево. У мэнэ там совищание.
Но вот пошли схватки, сильнее…
«Кричать не буду! Я и в детстве, когда зубы выдирали, не плакала!» - упрямо думала Леся.
Все же поорала немного.
Наконец - детский крик! Девочка!
Укутали, положили рядом с мамой, прижимающей холодную грелку к низу живота.
А дочка миленькая, пухленькая такая! Несколько часов глазки не могла открыть.
Бывает иногда – послеродовой отек.
Леся лежала, смотрела: «Ну, открый очка, открый очка!».
И вот появились темные щелочки, а потом и глаза. Черные, как у мамы, и большие, как у папы.
Юра ни о чем не подозревал – до срока три недели. Собрался на ВДНХ.
И вдруг мамина телеграмма: «Поздравляю рождением дочери»…
На автобусе до метро Университет, со станции вниз к поездам.
Ехал по обычному, десятки раз пройденному маршруту, машинально переходил из ветки на ветку.
Перед глазами стоял телеграфный бланк с текстом, смысла которого не мог понять, уместить в голове. В напряжении морщил, усиленно тер лоб, в висках саднило.
Лишь когда прибыл на нужную станцию, по длиннейшему, плотно заполненному эскалатору поднялся на поверхность…
Только здесь проняло. Осознал: "Сына не будет!"
Ещё недавно каждый рубль был на счету:
«А вдруг не хватит на кирпич и на крышу!».
Сейчас непрерывно покупал марсы, сникерсы, бананы…
Бездумно пожирал их, пытаясь подсластить свою величайшую трагедию. Пытаясь ощутить нормальное движение жизни, прийти в себя.
Но пока, как робот, шёл мимо книжных, тряпичных, сувенирных киосков, через дорогу.
Шёл, и рыдал в голос!
Белая «шестерка» остановилась за двадцать сантиметров.
Даже громкий скрежет, не скрежет, рёв тормозов не привел в чувство.
Выскочивший из машины светловолосый очкарик готов был разодрать, убить...
Увидев лицо виновника, молча сел в машину, и долго ещё оставался возле пешеходного перехода.

Юра решил позвонить жене через несколько дней, когда успокоится.
Надеялся, что успокоится.
Потому что когда Леся спросила: - И… как насчет дочери?, - ляпнул:
-Ты знаешь, как я к этому отношусь.
Бросила трубку.
Случилась истерика. А  к утру и молоко пропало.
Отец успокаивал плачущую Лесю:
- Нэ пэрэживай. Нэ трэба дивочку зятеви, сами выростымэ…
А молодой папаша после разговора и телефонную трубку готов был разбить о свою упрямую глупую голову. Он уже любил далекую маленькую дочурку. Понимая, насколько обидел любимую жену, надеялся извиниться дома.

Через два дня был в Закарпатье.
Отгуляли крестины.
Девочка Яна оказалась очень хорошенькой, и веселой, когда не плакала.
Ранним утром Юра уходил на стройку.
Дом заметно поднялся. Работа радовала, дочь тоже. Вырастала всё более похожей на маленького Юру.
Не радовала только жена. Всё чаще сидела она с ребенком у родителей.
Уже не скрывала раздражения, становясь очень похожей на свою мать. И всё чаще заговаривала про развод.
Извинить мужа Леся не могла, или не хотела.
От этого всего у Юрия начало меняться настроение и по поводу стройки – кому, зачем возводит такую домину?
Где его счастливая семья, и откуда возьмутся другие счастливые дети, которые смогут потом со своими семьями жить здесь?
Изо дня в день, это настроение постоянно давило.
За работой изредка забывался, затем снова возвращался в угнетённое настроение.
И, в конце концов, он придумал…

В пятницу, как всегда, Юра пришёл на обед.
В кроватке агукала Янка, била ручонками по пластиковым погремушкам на резинке. Они сухо, гулко тарахтели, звук разносился по комнате и всему этажу.
Леся молча принесла суп, молча порезала хлеб.
- Знаешь, - сказал голосом, который самому показался чужим:
- Я… много думал… о наших отношениях. Говорил тебе, виноват, очень виноват… как у нас получилось. Понимаю, ничего уже не исправить. Давай… действительно разведемся. Буду помогать… растить дочь. Но дом… дом не трогай! Дом мой! За дом я убью!
Леся оторопела, начала всхлипывать:
- А Янка!? Как она без отца?
Словно не говорил ей раньше сотни раз об этом же, и о несчастных детях, растущих без родителей.
Ответил:
- Да, ужасно. Но ещё хуже, когда ребенок растет в ненависти. Давай разведемся.
Леся плакала, прижимала к себе дочь.
Оставил их в комнате и ушёл на стройку.
Сегодня надо было вернуться возможно позже.
Но пришёл даже раньше обычного, ещё засветло.
В прихожей попалась теща, шмыгнула прочь, глянув искоса.
Жена, мрачная, никакая, безмолвно внесла ужин, макароны по-флотски.
Свою тарелку, как всегда, тоже поставила на стол. Однако, не стала садиться, встала у кроватки.
Юра занялся едой, постукивая вилкой о тарелку.
Не выдержав, отложил и громко, радостно рассмеялся: "Получилось!"
- Ну, и чего стоили твои угрозы насчет развода? А я-то молодец, как всё разыграл! Одна фраза – за дом убью! - чего стоила! Здорово прибавила достоверности!
Едва уклонился. Тарелка с макаронами полетела в стену, а Леся с ребенком - из комнаты.
Вот она, реакция на шоковую терапию!
Юрий остался без ужина, но не расстроился этим.Он был  счастлив - семья сохранена! 

Теперь можно было и дом достраивать.