Выход этой книги застал её автора на пике известности. Анна Долгарева – «валькирия спецоперации», символ новой патриотической поэзии или, как её ещё называют, Z-поэзии. Анна – поэт, военкор, волонтёр, общественный деятель. Её канонический образ складывается из нескольких чередующихся ипостасей: Аничка в камуфляже, Аничка с котом, Аничка выступает перед многосотенным залом. Яркие новостные поводы (вроде «херсонского енота») и привязка к актуальной повестке могут заслонить от нас тот факт, что перед нами не девочка, вытолкнутая на авансцену событиями сегодняшнего дня, а довольно зрелый автор со своей историей. Книга «Красная ягода. Чёрная земля», в которой собраны стихи за период с 2011 года, как раз это-то и призвана показать, и в этом смысле выходит очень вовремя, вводя читателя, пришедшего к Долгаревой с чисто патриотическим интересом, в необходимый и, может быть, неожиданный для него контекст.
Источник фото: сайт АСТ
Это не попытка отстроиться, дистанцироваться от военной темы. Военные стихи в книге есть, причём их хронология чётко показывает, что в творчестве данного автора не было никакого переключения на Z-тематику по щелчку; о войне Анна писала всегда, не только до 24.02.2022, но и до первого знакомства с Донбассом.
Вчера обещали, что ближайшая мировая
Война начнется уже на днях.
Две ракеты вылетели, завывая,
Небо над морем испуганно багряня.
Эти стихи 2013 года могли быть написаны вчера. Созвучны её военным стихам и некоторые тексты о «мирной» жизни:
Говорила медсестра Оксана, когда мы курили:
– А ведь поступала же на пиар и горя б не знала.
Вскидывалась умирающая старуха в запахе гнили,
И Оксана бежала ставить укол, подтыкать одеяло.
Это ковидное отделение, а не полевой госпиталь эпохи СВО, но атмосфера уже очень близкая, сегодняшняя.
Но военные стихи в этой книге проходят пунктиром, основная её тема иная. Она сразу обнаруживается в нескольких начальных стихотворениях книги.
Когда я пишу,
Как видела мертвых людей,
Разбитые окна, сожжённые крыши,
Как стреляли и жгли,
И не было правды среди земли,
И казалось, что нет и выше,
Как над зимней степью кричали вороны,
Как пальцы прилаживались к патронам,
То это я пишу о любви.
Взятое отдельно, стихотворение, в котором присутствуют эти строки, может показаться произвольной декларацией, но никакого опровержения ей мы на последующих страницах книги найти не сможем: да, похоже, мы в самом деле столкнулись с автором, который ни о чем, кроме любви, писать не может, да и не хочет.
Но тот, кто рассчитывает увидеть здесь дамскую поэзию «об отношениях», будет разочарован. Понимание любви у Долгаревой может быть очень своеобразным, читатель должен быть готов к этому.
В диких реках, где рыбы заснули давно,
В мертвых черных озерах, нетронутых льдом,
Я ныряю на самое тинное дно,
В дикий омут глухой, где песок и темно,
Это значит любовь.
Да что же в этой любви любовного? Где, собственно, эрос, где влечение к другому, к людям? Уйти на дно, скрыться от людей или, может быть, взять перерыв на «подумать» – это ведь даже не о любви к себе. Нарцисс любуется своим отражением, но не стремится пересечь зеркало воды. Однако этот мотив погружения повторяется в разных местах книги.
имя мое любовь,
и я лежу на дне прозрачной реки
Или:
И океан смыкается над его головой.
И человек говорит: «Я пришел домой».
И цветные рыбы плывут под его рукой.
«Это – мое «люблю», – говорит человек, – это мое «домой».
И дыра в его сердце омыта морской водой.
Или:
А теперь я лежу на дне океана,
и его вода фиолетова и солена.
Любовь в более традиционном понимании, любовь двоих со встречами и расставаниями (которых, кажется, едва ли не больше, чем встреч), мы увидим в других стихах Анны, но её «ты» зачастую живёт на правах внутреннего собеседника, с которым, впрочем, можно поваляться и пообниматься.
… мы тут ходим со своей любовью,
больные ходим со своей любовью,
и носимся со внутренней любовью,
и производим мир своей любовью.
Невозможность пробиться к другому человеку, полюбить именно его, а не свою потребность любить. Не она ли вызывает обратную реакцию: прочь, на дно, в тину? Или вообще в ничто.
Буду река, вода я буду, никто,
Буду камыш и мышь, буду мох и эхо.
Или:
Идет человек, растворяясь почти
Или:
я хочу быть никем, дождинкой в дожде, листком на ветру
Порой кажется, что героиня разрывается между стремлением понять себя и стремлением полюбить другого; пока не чувствуешь, что завершено первое дело, трудно приступить ко второму, даже если очень хочется. Да и страшно зайти слишком далеко, о чем говорит прекрасное и трагическое стихотворение «Яська – золотое яичко» (да, Долгарева умеет и о домашнем насилии).
На речном или океанском дне (в нигде, будучи никем) героиня, возможно, надеется осмыслить себя, вызреть для мира. Держит любовь в уме как свою индивидуальную идею и готовится к следующей попытке разделить её с другим человеком. Этому сказочному, мифологическому, прерафаэлитскому дну, по сути недостижимому, в «реальном мире» соответствует столь же недостижимый дом.
Я умею находить мужей, но не умею дома,
Я за десять лет сменила седьмой город,
И в итоге я сама себе незнакома,
И если рассказывать, то пережимает горло.
Или:
у человека осени нет ни корней, ни дома
Дом – это место, где всегда Новый год, где есть нарядная елка.
Вот такими и сохрани нас, Господи, сохрани:
Новый год, рыжий кот, на ёлке горят огни,
И мы такие влюбленные,
Что почти невинные.
Люди вешают гирлянды на окна, балконы,
Закупают шампанские вина.
И, конечно, дом – это детство и игрушки. Полемизируя с Ахматовой, Долгарева пишет:
Все мы тут зайчики, лисоньки, потрепанные игрушки,
Изорвавшиеся книжки,
Разбившиеся фарфоровые пастухи и пастушки…
Здесь тот же мотив ещё не оформившейся личности, жизни, ещё не начавшейся по-настоящему – и вместе с тем идеальной. «Вот посмотри, это плюшевый мой медведик». «Вот посмотри, это пластмассовый мой солдатик». Кто-то, может быть, заметил бы, какой путь проделала Анна от игры в солдатики до пронзительных стихов о реальных русских воинах, но о пластмассовом солдатике она пишет в 2018 году, когда в её жизни уже был сражающийся Донбасс. Оба мира существуют в одной душе. Возможно, медведики и попадают в самое сердце современных инфантильных девушек, но в самой Анне никакого инфантилизма нет. Она вообще-то может и про Берию, и про Ежова, про философию истории, всё-таки автор – политический журналист.
Характернейшая черта героини этих стихов: она всегда находится в движении, не достигая, как уже было сказано, ни дна, ни дома. Одно только выражение «я иду» встречается в 12 стихотворениях:
Это я иду по шиповнику, по камням
И я иду, не понимая, где же ты
Я иду по двору, где сирень уже сколько недель
Я иду по августу, звезды уже видны
и я иду, иду сквозь Петербург и т. д.
То же и в прошедшем времени:
И я шла на север по лесам и листьям
А я шла по Каменноостровскому
и я шла, безнадежно любя их всех
И ещё 12 стихотворений, где есть поезда, и ещё автобусы, и опять на своих двоих:
Медленно совершая поступательное движенье
Между магазином «Пятерочка» и подъездом.
В пути героиню настигает травма одиночества:
я стою на дороге, а внутри у меня живое,
теплое, израненное скулит и болит во мне.
а я дурак-человек, ни ума, ни воли,
но зато дорожки разбросаны по стране.
Но и счастливые моменты тоже порой наступают где-то вне человеческого уюта:
…Обними меня крепко и сладко
у помойки в снежном дворе.
А в дороге, конечно, случаются и сказочно-фольклорные проводники: «котик-братик», «несёт меня лиса», «унесли тебя гуси-лебеди».
Вообще это не очень замечено литературоведами и требует отдельной статьи (хотя многие ли будут заниматься Z-поэтами в наше судьбоносное время?), но в обработке фольклорных мотивов Анне Долгаревой сегодня нет равных как по глубине, так и по объему. Здесь я даже не буду много цитировать, ибо при желании можно цитировать две трети книги.
уходила на ивана купала,
босиком по асфальту, шла-не устала,
через эстакады, мосты и шпалы,
говорила да выпевала:
«на синем камне дуб, у дуба камень, у камня щука
поедает мою кручину и муку,
тоску мою водяную,
лихорадку мясную,
стану я сама рыбой безногой да с плавниками,
уплыву от дуба и камня,
до самого синего моря,
никогда не буду знать я тоски и горя».
уходила вот так в ночь на купала,
и назад не глядела,
наташа в розыск потом подавала,
так и не нашли тело.
Любовь у Долгаревой мне видится прежде всего как миропорождающая интенция. Это на самом деле очень мужское понимание любви. И я вижу важный конфликт, заключенный в этих стихах, между этим мужским пониманием любви и потребностью быть женщиной. А среди всех определений любви, которые имеются в книге, мне больше всего нравится вот это:
Любовь – это когда приносишь свои сокровища,
Бережно раскладываешь их перед другим.
А про котов говорить не буду. Про котов сами прочтёте, о них в книге много.
Анна Долгарева: Красная ягода. Чёрная земля. М., АСТ, 2023
Игорь Караулов
21 июня 2023
Сегодня презентация книги "Красная ягода, черная земля" чуть не сорвалась из-за угроз. Московский Дом Книги реально повесил объявление об отмене. Сыпались угрозы. Обещали убить. Взорвать. Накануне был звонок о минировании.
Когда речь идет обо мне, я застенчива и скромна.
Но на мне были обязательства перед полутора сотнями читателей, некоторые из которых приехали из других городов.
- У вас нет охраны? - сказала я. - Хорошо, охрана будет.
Я ведь единственная поэтесса, у которой в близких приятелях - батальон штурмовиков.
- Обычно я не танк,- виновато сказала я директору МДК.
- Но сегодня у вас получилось,- сказал он.- И это было прекрасно.
Жаль только, отпуск у "Оплота" заканчивается - недолго мне с профессиональной охраной выступать.
https://t.me/dolgarevaanna/...
P.S. Да, это та самая Анна Долгарева, которую Александр Роджерс часто пытается оскорбить в своих статьях: мол и сумасшедшая и бездарная ... Но мне кажется, что в результате он лишь выставил себя в некрасивом свете ...
Оценили 6 человек
14 кармы