" Я всё это время, как вы легко можете себе представить, весьма прилежно читал и французские и немецкие газеты - и, положа руку на сердце, должен сказать, что между ними нет никакого сравнения.
Такого фанфаронства, таких клевет, такого крайнего незнания противника, такого невежества, наконец, как во французских газетах, я и вообразить себе не мог.
Не говоря уже о журналах вроде "Фигаро" или презреннейшей "Liberte", вполне достойной своего основателя, Э. де Жирардена, но даже в таких дельных газетах, как, например, "Temps", попадаются известия вроде того, что прусские унтер-офицеры идут за шеренгами солдат с железными прутьями в руках, чтобы подгонять их в бой, и т. п.
Невежество доходит до того, что "Journal officiel", орган правительства (!), пресерьезно рассказывает, что между Францией и Пфальцем протекает Рейн, и одним лишь совершенным незнанием противника можно объяснить уверенность французов, что Южная Германия останется нейтральной, несмотря на явно высказанное желание присвоить Рейнскую провинцию с историческими городами Кёльном, Аахеном, Триром, то есть едва ли не самый дорогой для немецкого сердца край немецкой земли!
Тот же "Journal officiel" уверял на днях, что цель войны со стороны Франции - возвращение немцам их свободы !!! И это говорится в то время, когда вся Германия из конца в конец поднялась на исконного врага!
Император Наполеон Третий.
Об уверенности в несомненности победы, в превосходстве митральез и толковать нечего; все французские журналы убеждены, что стоит только французам сойтись с пруссаками - и "rrrran!" всё будет покончено мигом.
Но не могу удержаться, чтоб не цитировать вам одну из прелестнейших фанфаронад: в одном журнале (чуть ли не в "Soir") один корреспондент, описывая настроение французских солдат, восклицает: "Они так уверены в победе, что ими овладевает как бы некий скромный страх перед собственным неизбежным триумфом!".
И какие изречения, какие приводят эти журналы, приписывая их разным высокопоставленным лицам - императору Наполеону, между прочим! "Gaulois", например, сообщает, что когда беззащитный Саарбрюкен был зажжен со всех четырех концов, император обратился к своему сыну с вопросом: "Ты не устал, мой мальчик?" Ведь это значит, наконец, потерять даже чувство стыдливости!
Говоря без шуток: я искренно люблю и уважаю французский народ, признаю его великую и славную роль в прошедшем, не сомневаюсь в его будущем значении; многие из моих лучших друзей, самые мне близкие люди - французы; и потому подозревать меня в преднамеренной и несправедливой враждебности к их родине вы, конечно, не станете.
Но едва ли не настал и их черед получить такой же урок, какой получили пруссаки под Иеной, австрийцы под Садовой и - зачем таить правду - и мы под Севастополем. Дай-то бог, чтоб они так же умели воспользоваться им, извлечь сладкий плод из горького корня!
Пора, давно пора им оглянуться на самих себя, внутрь страны, увидеть свои язвы и стараться уврачевать их; пора положить конец той безнравственной системе, которая царит у них вот уже скоро двадцать лет!
"Железный Канцлер" - Бисмарк.
Без сильного внешнего потрясения такие оглядки невозможны; без глубокой скорби и боли они не бывают. Но настоящий патриотизм не имеет ничего общего с заносчивой, чванливой гордыней, которая ведет только к самообольщению, к невежеству, к ошибкам непоправимым.
Французам нужен урок... потому что они еще многому должны научиться. Русские солдаты, умиравшие тысячами в развалинах Севастополя, не погибли даром; пускай же не погибнут даром и те бесчисленные жертвы, которых потребует настоящая война: иначе она была бы точно бессмысленна и безобразна.
Удар за ударом. Вчера только я вам писал о победе кронпринца над Мак-Магоном, а сегодня пришло известие, что и центр главной французской армии разбит, что она отступает к Мецу, Париж объявлен в осадном положении, Палата созвана к 11-му числу - и французы всюду бегут, бросают оружие!
В конце прошлой недели, ночью, без особенно сильного ветра, повалился самый старый, самый громадный дуб известной Лихтенталевской аллеи. Оказалось, что вся сердцевина его сгнила, и он держался только корою.
Когда я поутру пошел смотреть его, перед ним стояло двое немецких работников. Вот, сказал один из них, смеясь, другому, - "Вот оно, гнилое французское государство!"
И действительно, судя по тому, что доходит до нас из Парижа и из Франции, можно подумать, что колосс этот держался одной наружностью и готов завалиться. Плоды двадцатилетнего царствования оказались наконец."
Тургенев И.С. Письма о франко-прусской войне.
Французская артиллерия в знаменитых красных штанах 1871 г.
Оценили 4 человека
4 кармы