Евгений Шварц
21 (9) октября — день рождения советского сказочника и драматурга Евгения Шварца (1896—1958). О Шварце можно написать много и разного, но вот несколько штрихов к его творчеству.
1. Евгений Шварц — хотя это, разумеется, не главное в нём — ещё один пример бывшего белогвардейского офицера, который спокойно и успешно жил и действовал в СССР. Молодой прапорщик (тогда это было офицерское звание) Шварц участвовал в печально знаменитом своей беспощадностью к населению «Ледяном походе» белых. Контузия при штурме Екатеринодара оставила по себе память на всю жизнь в виде тремора рук.
Дальше пойдёт речь о том, что в одной из своих сказок Шварц довольно положительно изобразил революционера. Это может показаться странным: белогвардеец, пусть и бывший — воспевает революционера? Но жизнь полна такими парадоксами... да и люди с течением времени меняются.
Кадр из фильма «Золушка» (1947) по сценарию Евгения Шварца, Мачеха (Фаина Раневская) с Королём (Эрастом Гариным)
Кадр из фильма «Золушка». Мачеха (Фаина Раневская). Зрителям запомнились её реплики: «Жалко, королевство маловато, разгуляться мне негде. Ничего, я поссорюсь с соседями. Это я умею»
Любопытно проследить, как разные эпохи советской истории отражались в экранизациях сказок Шварца.
Киноафиша фильма «Каин XVIII» (1963)
2. Сейчас полузабыт фильм «Каин XVIII» (1963) по сказке Шварца, но он был очень заметным и, можно сказать, знаковым кинособытием эпохи поздней хрущёвской «оттепели». С многочисленными политическими намёками на недавнее прошлое. Начинённый чудовищной взрывчаткой комар, вокруг которого строится сюжет фильма — очевидный аналог атомной бомбы. Признанный ныне иноагентом, экстремистом, террористом, квир-активистом и, возможно, квадробером Борис Акунин в одном из романов («Детская книга») вспоминал этот фильм:
«— Эраст? Ну имечко! Как у актёра Гарина. Смотрел «Каин Восемнадцатый»? Зыконское кино!
— Нет, не смотрел. — Про такой фильм Ластик даже не слышал».
Да, шестикласснику из 2000-х сложно понять пионера из 1967-го, даже смысл самого словечка «зыконский» ему, скорее всего, неведом...
А вот типичный эпизод из фильма: Король (Эраст Гарин) произносит речь.
«— Сегодня, опираясь на этот сосуд [с комаром] и Библию, мы должны показать свой страшный оскал всему остальному миру. Показывайте! (Все скалят зубы). А вы почему не оскаливаетесь, адмирал?
— Нечем... не успел вставить.
— Взять! (Арестованного уводят).
— И у вас не вставлены?
— Никак нет, Ваше Величество.
— Взять!
— У меня не вставлены, потому что свои ещё не выпали.
— Не выпали?
— Не беспокойтесь, Ваше Величество, — вмешивается военный министр (Михаил Жаров), грозно потрясая кулаками, — выпадут! (Арестованного, жалобно вопящего «Ваше Величество!..» уволакивают)».
Кадр из фильма «Каин XVIII» (1963). Король (Эраст Гарин) и военный министр (Михаил Жаров)
Всё это, конечно, было призвано высмеять абсурдность арестов эпохи «культа личности» и «ежовщины». Кстати, тот же Михаил Жаров ранее играл положительную роль опричника Малюты Скуратова в фильме «Иван Грозный» (1945), так что это смотрелось и как своего рода «самокритика», или самопародия.
«Малюта — око государево» (Михаил Жаров). Кадр из фильма «Иван Грозный» (1945)
Николай Акимов (1901–1968). Программа Ленинградского Государственного театра Комедии к пьесе Евгения Шварца «Тень»
3. Для брежневской эпохи таким же знаковым был, пожалуй, фильм по сказке Шварца «Обыкновенное чудо» (1978). Первый просмотр этого фильма был для меня очень ярким воспоминанием детских лет: до сих пор до мелочей помню, кто что сказал и засмеялся после какой реплики на экране... Наибольшее впечатление производил тогда, разумеется, Министр-Администратор в обворожительном исполнении Андрея Миронова. Артист в те годы создал на экране бесподобную галерею советских (и не только) жуликов, мошенников и проходимцев. В данном случае уже на уровне министра. В то время они казались жалкими и достойными смеха, но отчасти и восхищения своей пройдошливостью. Теперь мы видим, что это были предшественники нынешнего правящего класса России и всех стран бывшего СССР... Так сказать, люди будущего, хотя и не особенно светлого.
Любопытная деталь, хотя к самому Шварцу это, пожалуй, относится уже только косвенно: Евгений Леонов, играя Короля, как он сам говорил, спародировал излюбленный жест Леонида Ильича Брежнева на Мавзолее.
Кадр из фильма «Обыкновенное чудо» (1978). Евгений Леонов в роли Короля
Причём, опасаясь свирепства цензуры, Леонов попросил сразу переснять ту же сценку без указанного жеста. Но аццкая тоталитарная советская цензура благодушно пропустила насмешку над действующим Генсеком на экраны...
Леонид Брежнев (1907—1982) на Мавзолее
4. Ну и, наконец, столь же знаковым кинособытием эпохи перестройки стал фильм по сказке Шварца «Дракон» — «Убить дракона» (1988).
Надо заметить, что режиссёр Марк Захаров и сценарист Григорий Горин, хотя и сняли по-своему талантливый фильм, но, как мифологический Прокруст, безжалостно изуродовали замысел Евгения Шварца. Прежде всего, кто такой Ланцелот у Шварца?
«Генрих. Мне удалось установить следующее. Наш добрый ящер порхал всю ночь исключительно для того, чтобы разузнать всю подноготную о славном господине Ланцелоте.
Бургомистр. Ну, ну?
Генрих. Не знаю, в каких притонах — на Гималаях или на горе Арарат, в Шотландии или на Кавказе, но только старичок разведал, что Ланцелот — профессиональный герой. Презираю людишек этой породы. Но дра-дра, как профессиональный злодей, очевидно, придаёт им кое-какое значение».
То есть Ланцелот — это «профессиональный герой», который побеждает «профессионального злодея», Дракона. В переводе со сказочного на обычный язык — профессиональный революционер. Человек, всецело отдавший себя борьбе за общественного благо. С точки зрения обывателя — голая математическая формула, чёрствый, бездушный, бессердечный сухарь, вообще не имеющий никакой личной жизни. Или, говоря языком одного из первых таких людей в России, Сергея Геннадьевича Нечаева: «Революционер — человек обречённый. У него нет ни своих интересов, ни дел, ни чувств, ни привязанностей, ни собственности, ни даже имени... Природа настоящего революционера исключает всякий романтизм, всякую чувствительность, восторженность и увлечение». Теперь спрашивается: может ли такой человек влюбиться? Едва ли, а уж влюбиться в простую обывательницу, как Эльза — абсолютно исключено. При таком взгляде на вещи становится понятен диалог Дракона и сына Бургомистра в пьесе:
«Дракон. Что он ей там напевает?
Генрих. Проповедует. Ученье — свет, а неученье — тьма. Мойте руки перед едой. И тому подобное. Этот сухарь…»
Разумеется, для читателей пьесы Шварца в 1940-е годы всё вышесказанное было абсолютно прозрачно, они ещё помнили и видели людей типа Ланцелота и Нечаева — «профессиональных героев» — вокруг себя, и его признание в любви Эльзе выглядело для них абсолютно неожиданным поворотом, просто шоком.
«Ланцелот. Я хочу на прощание сказать вам, что я вас люблю, Эльза.
Эльза. Меня!
Ланцелот. Да, Эльза».
В фильме диалог про «сухаря» тоже частично звучит, но совершенно непонятен зрителю. Ведь Захаров выбрал на роль Ланцелота типичного артиста из амплуа jeune premier, «первого любовника», Александра Абдулова. Какой же он «сухарь»? Наоборот, он как будто создан для фильмов «про любофф» и «про это». Но причина такой подмены ясна: в 1988 году людей типа шварцевского Ланцелота было днём с огнём не сыскать, последние из них канули в Лету ещё в 1960-е, вместе с образом идеалиста-бессребреника Юрия Деточкина. А художник обычно рисует с натуры, вот и ясно, что брать прототип для настоящего Ланцелота, близкого к шварцевскому образу, Захарову было попросту неоткуда. Да и зритель бы просто не поверил в реальность такого «ходульного» и «ненатурального» персонажа...
Но ещё худшую трансформацию Захаров устроил с финалом пьесы. Ведь у Шварца Бургомистр и его сыночек отправляются «туда, откуда нет возврата», то есть в лучшем случае в тюрьму, а то и ещё куда подальше.
«Ланцелот. Возьмите этих людей. Бургомистра и президента.
Ткачи (берут бургомистра и президента.) Идём!
Кузнец. Я сам проверил решётки. Крепкие. Идём!
Шапочных дел мастер. Вот вам дурацкие колпаки! Я делал прекрасные шляпы, но вы в тюрьме ожесточили меня. Идём!
Музыкальных дел мастер. Я в своей камере вылепил скрипку из чёрного хлеба и сплёл из паутины струны. Невесело играет моя скрипка и тихо, но вы сами в этом виноваты. Идите под нашу музыку туда, откуда нет возврата.
Генрих. Но это ерунда, это неправильно, так не бывает. Бродяга, нищий, непрактичный человек – и вдруг...
Ткачи. Идём!
Бургомистр. Я протестую, это негуманно!
Ткачи. Идём!
Мрачная, простая, едва слышная музыка. Генриха и бургомистра уводят».
В фильме же Захарова Бургомистра и его сына просто отпускают на все четыре стороны.
Иначе говоря, у Шварца изображена революция, когда старая «элита» уходит в тюрьму или небытие. У Захарова – прошу прощения, контрреволюция, когда «к людям надо помягше, а на вещи смотреть ширьше». И любых злодеев великодушно «прощают», упирая на «гуманность» и давая им карт-бланш для продолжения их плодотворной деятельности.
Такие дела...
Вот какие мысли приходят в голову при просмотре фильма 1988 года: ведь мы жили в 1988–1991 годах в свободной, по сравнению с нынешней, стране – Советском Союзе. Которая ещё в 1917 году была освобождена Ланцелотами от больших и малых драконов, охранявших власть Денежного Мешка. И все персонажи прошлого — Бургомистры, Генрихи, Каины XVIII, министры -администраторы и прочие — были, казалось, описаны и заклеймлены. Как же получилось так, что они все вернулись?...
https://dzen.ru/a/ZxUpklwvPDmAzeEn
Оценили 15 человек
19 кармы