Засулич и Сенцов, или невыученные уроки истории

Покушение Веры Засулич на петербургского градоначальника Федора Трепова. Рисунок Le Monde illustré, 1878 год

Historia magistra vitae?

Еще древние римляне говорили, что история – наставница жизни (historia magistra vitae). Ах, если бы… Далеко не всегда и не все извлекают из нее уроки в должной мере, и порой старая история повторяется снова и снова. 

Конечно, чаще всего она воспроизводится не в точности как было, а с новыми нюансами, часто даже в сильно измененном виде. Тем не менее в целом ситуация дурной бесконечности, когда из истории не делают выводов, вновь и вновь наступая на старые грабли, является нередкой на нашей, русской почве. Неприятные исторические параллели порой слишком заметны и даже бросаются в глаза.

Так, например, набравшая сегодня уже мощные обороты кампания в защиту так называемого украинского режиссера Олега Сенцова, осужденного в 2015 году за терроризм в Крыму и приговоренного к 20 годам заключения, некоторыми своими чертами очень напоминает знаменитое дело революционной террористки Веры Засулич. 

140 лет назад, в 1878 году, Засулич стреляла и тяжело ранила петербургского градоначальника Ф.Ф. Трепова за то, что он приказал в тюрьме высечь политического осужденного Боголюбова. 

Очень неожиданно для власти террористка была оправдана судом присяжных, что вызвало бурное одобрение подавляющей части тогдашнего русского образованного общества. Власть тогда была непопулярна, и в Засулич видели… героиню. В том числе и многие люди из самой власти. 

Интересно, что присяжные, оправдавшие революционерку, были в основном чиновниками. Защита, как оказалось, предусмотрительно отвела из состава присяжных всех лиц купеческого звания. В зале суда даже высокопоставленные сановники тоже скорее сочувствовали Засулич.

После озвученного вердикта: «Невиновна» – аудитория взорвалась криками восторга. Вот как этот момент описывает в своих воспоминаниях А.Ф. Кони, председательствовавший на суде и тоже сочувствовавший Засулич:

«Крики несдержанной радости, истерические рыдания, отчаянные аплодисменты, топот ног, возгласы: “Браво! Ура! Молодцы! Вера! Верочка! Верочка!” – все слилось в один треск, и стон, и вопль. Многие крестились; в верхнем, более демократическом, отделении для публики обнимались; даже в местах за судьями усерднейшим образом хлопали…

Один особенно усердствовал над самым моим ухом. Я оглянулся. Помощник генерал-фельдцейхмейстера граф А.А. Баранцов, раскрасневшийся седой толстяк, с азартом бил в ладони. Встретив мой взгляд, он остановился, сконфуженно улыбнулся, но едва я отвернулся, снова принялся хлопать…»

Аплодирующим «прогрессивному» решению видели даже государственного канцлера князя А.М. Горчакова, знаменитого друга А.С. Пушкина!

Другой князь – В.П. Мещерский, издатель консервативной газеты «Гражданин», – писал по поводу оправдания Засулич:

«Оправдание Засулич происходило как будто в каком-то ужасном кошмарном сне, никто не мог понять, как могло состояться в зале суда самодержавной империи такое страшное глумление над государственными высшими слугами и столь наглое торжество крамолы».

Уже на следующий день власти снова попытались арестовать Засулич, но та уже скрылась на конспиративной квартире, а позже сбежала в эмиграцию в Швейцарию. Там она стала одной из ведущих деятельниц революционного движения, вступила вместе с Плехановым в группу «Черный передел», потом перешла на позиции марксизма, редактировала «Искру» вместе с Лениным, затем разругалась с ним и стала одним из лидеров меньшевиков – как видим, целыми десятилетиями ковала и приближала революцию. И являла собой «образцовый пример» для русской молодежи.

И правда, общепризнанно, что случай с Засулич явился катализатором или спусковой причиной, ускорившей радикализацию общества и – в конечном итоге – приход революции. 

Он раз и навсегда внушил тогдашнему прогрессивному обществу, что такого рода преступные действия заслуживают… одобрения, что так и нужно поступать. 

Когда сразу после оправдательного приговора была устроена антиправительственная демонстрация, в результате столкновений с полицией были даже жертвы – погиб студент Сидорацкий. На торжественной панихиде в его честь во Владимирском соборе 31 марта другой студент, Николай Лопатин, воскликнул: «Последуем же примеру Засулич и будем сами расправляться с притеснителями!» 

А, например, юный гардемарин и будущий народоволец И.П. Ювачев (между прочим, отец поэта Даниила Хармса) тоже восклицал: «Дайте, дайте мне фотографию Веры Ивановны, и я повешу ее вместо иконы!»

Проницательный Лев Толстой сразу после известий о скандальном оправдании революционной террористки записал в своих «Дневниках»:

«Засуличевское дело – не шутка. Это бессмыслица, дурь, нашедшая на людей недаром. Это первые члены из ряда, еще нам непонятного; но это дело важное. <…> Это похоже на предвозв[естие] революции».

Является ли Сенцов террористом?

Вы спросите: но причем тут Олег Сенцов? Что общего между его сегодняшним делом и выстрелом Засулич, прозвучавшим 140 лет назад и давшим, кстати, отмашку для ожесточенной террористической кампании? 

Уже через четыре месяца, в августе 1878 года, другой террорист, Степняк-Кравчинский (между прочим, один из прототипов знаменитого литературного персонажа Овода), убивает в Петербурге шефа жандармов Н.В. Мезенцева – закалывает его кинжалом средь бела дня на Итальянской улице. 

А серия покушений на Императора Александра II кульминирует в одну из самых трагических страниц русской истории – убийство 1 марта 1881 года Царя-освободителя. Между выстрелом Засулич и убийством Александра II прошло чуть более трех лет…

Дело в том, что приемы и аргументы, которыми сегодня активно защищают Сенцова представители нашей либеральной общественности, по манипулятивности схожи с аргументами 140-летней давности в защиту Засулич. Не полностью, конечно, но во многом.

Хотя, если брать различия, никто 140 лет назад не отрицал очевидного: Засулич и правда стреляла в Трепова. Она сделала это при множестве свидетелей, у него на приеме, и отпираться было бессмысленно. В случае же с Сенцовым часто говорят в его защиту, что он, скорее всего, этого не делал и что российское следствие и суд отомстили ему за то, что он был активистом Майдана и выступал против присоединения Крыма к России (сам Сенцов русский и родом из Симферополя). 

При этом игнорируются признания и показания сообщников Сенцова (он следствием и судом признан руководителем целой террористической группы), выложенные даже в открытом доступе в Интернете.

На это возражают, что признавшихся избивали и за послабления вынудили оговорить Сенцова, хотя внешний вид и манера речи говорящих на записи не дают для этого никаких оснований. 

Но как быть тогда с недавним признанием украинского военного в Киеве, который прилюдно сказал, что он привозил Сенцову в Крым взрывчатку? Журналисты установили имя этого военного – это некий Иван Сирко (ранее Сергей Сериков), воевавший в АТО. И что, это сенсационное признание его тоже заставили сделать в застенках ФСБ?

Заступающиеся за Сенцова на самом деле не изучали обстоятельств дела хоть сколько-нибудь подробно и делают это скорее по партийному признаку. 

Он против путинского режима? Я тоже! «Значит, хорошие сапоги, надо брать». 

Если бы наших горе-гуманистов действительно и по уму заботила судьба Сенцова, они должны были бы доказывать другое. Что и правда, может быть, это слишком много – давать 20 лет за взрывы, в которых никто не был убит или ранен. Но нет: это уже не борьба с «кровавым режимом», это уже не по их части.

«Этот фильм и есть настоящий теракт»

Кстати, про Сенцова постоянно говорят, что он украинский режиссер. Рискну предположить, что никто из говорящих это, в том числе и выступившие «в защиту коллеги» Педро Альмодовар, Анджей Вайда, Вим Вендерс, Александр Сокуров, Никита Михалков и иные гранды кино, не знакомы с его творчеством. 

Дело в том, что Сенцов снял всего один и очень посредственный фильм – «Гамер» (2011), про подростка, увлеченного компьютерными играми. Фильм, не лишенный своей атмосферы (мне кажется, это очень слабое подражание «Курьеру» К. Шахназарова), но по уровню мастерства напоминающий скорее курсовую работу студента ВГИКа, призванную подтвердить, что он овладел азами ремесла. 

Желающие могут сами ознакомиться с фильмом на Ютьюбе: https://www.youtube.com/watch?v=Do8I5OC3m8I. 

Что характерно, из отзывов под роликом со стороны зрителей, посмотревших фильм, ни одного положительного. Буквально ни одного. Единодушное мнение: это «такая скукота, что молоко скисает»; и даже более того: «этот фильм и есть настоящий теракт».

А больше Сенцов ничего не снял. До своего режиссерства он долгое время был владельцем компьютерного клуба в Симферополе, потом решил заняться малобюджетным кино. Поэтому говорить, что он, как режиссер и человек с тонкой душевной организацией художника, «не мог пойти на такое», – ну очень большая натяжка. Почти безразмерная.

Сходство манипуляций

Засулич оправдали во многом благодаря ее защитнику на суде Александрову. Он блестяще справился с задачей, использовав с большим мастерством набор манипулятивных приемов, окончательно затуманивших головы публике и присяжным. И некоторые эти приемы имеют заметное сходство с теми, что сегодня используют в кампании за Сенцова.

Во-первых, как в случае с Засулич, так и в случае с Сенцовым адвокаты уводят внимание с самого совершённого деяния (теракт) на двигавшие революционером мотивы. Дескать, как Засулич не могла не отомстить за оскорбленное человеческое достоинство, так и Сенцов, как благородный художник с обнаженными нервами, не мог не выразить протест против «несправедливого захвата Крыма».

Вот что говорит в защиту Сенцова, например, режиссер Александр Сокуров:

Сенцов – «режиссер с обостренной социальной чувствительностью. И его фильмы (какие фильмы?! – Ю.П.) являются тому подтверждением. Поэтому его неизбежно должна была заинтересовать сложная и противоречивая общественная ситуация. Является ли его виной то, что он оказался вовлечен в радикальные события, в которые человек его возраста и его статуса не мог не быть вовлеченным? А может быть, и не имел права быть в стороне».

То есть, по Сокурову, получается, что «режиссерам с обостренной социальной ответственностью» можно совершать теракты? 

Такое впечатление (впрочем, возможно, ошибочное), что Сокуров сам не понимает, что говорит. Но ровно так же защитник Александров на процессе Засулич напирал на то, что та, как «натура экзальтированная, нервная, болезненная, впечатлительная», не могла остаться равнодушной к страданиям другого. 

Как тогда изящно сказал Александров, «политический арестант был ее собственное сердце, и всякое грубое прикосновение к этому сердцу болезненно отзывалось на ее возбужденной натуре».

Во-вторых, в случае с Засулич защитник виртуозно внушил присяжным, что у нее, оказывается, не было умысла убить Трепова, и поэтому выстрел, вопреки очевидности, даже нельзя считать покушением на убийство! Посредством софистических аргументов и передергиваний Александров доказывал, что «ею не было предпринято ничего, чтобы выстрел имел последствием смерть». Поэтому, дескать,

«для ее цели было бы одинаково безразлично и то, если бы выстрел, очевидно направленный в известное лицо, и совсем не произвел никакого вредного действия, если бы последовала осечка или промах. Не жизнь, не физические страдания генерал-адъютанта Трепова нужны были для Засулич, а появление ее самой на скамье подсудимых и вместе с ней появление вопроса о случае с Боголюбовым».

Но так же и в случае с Сенцовым его защитники доказывают и предполагают, что у него не было умысла кого-то убить или ранить, что действия носили лишь символический характер. Однако мы не знаем, каковы на самом деле были намерения Сенцова и насколько случайно вышло, что не было жертв.

 Имеется лишь факт, что его группа совершила два взрыва и еще два планировала, и да, при двух случившихся взрывах физически никто не пострадал.

В-третьих, совпадение еще в том, что, конечно, Сенцова и его защитников объединяет просто сходство их политических взглядов. Поэтому в их глазах совершенное Сенцовым не совсем преступление или вообще не преступление. Но так же и защитник Александров на процессе по делу Засулич прозрачно намекал, что ее выстрел – это вовсе не преступление, а деяние сродни «подвигу» декабристов:

«Физиономия государственных преступлений нередко весьма изменчива. То, что вчера считалось государственным преступлением, сегодня или завтра становится высокочтимым подвигом гражданской доблести. Государственное преступление нередко – только разновременно высказанное учение преждевременно провозглашенного преобразования, проповедь того, что еще недостаточно созрело и для чего еще не наступило время. <…> Мы, в настоящее славное царствование, тогда еще с восторгом юности, приветствовали старцев, возвращенных монаршим милосердием из снегов Сибири, этих государственных преступников, явившихся энергическими деятелями по различным отраслям великих преобразований, тех преобразований, несвоевременная мечта о которых стоила им годов каторги».

Абсолютно так же нынешние защитники Сенцова несколько лет назад по тем же основаниям заступались за Надежду Савченко. 

Правда, теперь, когда Савченко сидит уже в украинской тюрьме, ее судьба прежних бурных защитников совершенно не интересует. И правда, где снега былых времен? Так же их совершенно не интересует судьба тысяч политзаключенных на Украине, сидящих по тюрьмам за свои пророссийские взгляды.

Если либералы действительно хотят быть поборниками торжества закона, то они не должны забывать простую основополагающую вещь: за любым преступлением должно следовать наказание, и на его совершение нет прав ни у кого, не только у «тварей дрожащих», но даже и у «режиссеров с обостренной социальной ответственностью».

 Вопрос должен прежде всего состоять в том, насколько весомы улики следствия, на основании которых был осужден Сенцов. Пусть сначала изучат это, а потом за него заступаются. Уже со знанием дела, и если совесть им позволит.

Юрий Пущаев

http://www.pravoslavie.ru/1142...