ВЛАДИМИР ВЫСОЦКИЙ И РУССКАЯ БОЛЬ: К 85-ЛЕТИЮ ПОЭТА, АКТЁРА, МУЗЫКАНТА

Высоцкому удалось пережить своё время, переместиться из одной эпохи в другую и самому стать человеком-эпохой.

О Владимире Высоцком сказано непросто много – избыточно много. И восхищённого, и клеветнического, и правдивого, и вражеского, и сиюминутного. Повторять это – нет смысла. Важнее, в его 85-летний юбилей, ответить на главный вопрос: почему, благодаря чему Владимир Семёнович вошёл в народное сознание, в память народную? Есть различные эпитеты – «популярный», «известный», «знаменитый». Согласитесь, в случае Высоцкого всё это звучит мелко и даже нелепо. Ведь Владимир Семёнович уже навсегда прописан в русском культурном коде. Как Пушкин, как Александр Невский, Чайковский.

Лет десять назад, кажется, в России провели опрос о самых выдающихся соотечественниках XX века. Первое место занял тогда Юрий Гагарин, а на втором оказался Высоцкий, строчки из песен которого так же бессмертны, как и знаковое гагаринское «Поехали». Владимир Семёнович в русской вечности - более чем заслуженно!

Слово «русский» здесь неслучайно. Можно ли рассматривать Высоцкого вне нашей страны, вне нашего народа? Можно ли назвать его, к примеру, советским исполнителем? И я сейчас не о всех этих многочисленных инсинуациях относительно того, сотрудничал Высоцкий с КГБ или нет. К слову, свою гражданскую позицию Владимир Семёнович обозначил одной блестящей фразой, согласно легенде, брошенной им иностранным журналистам:

«У меня есть претензии к властям моей страны, но решать я их буду не с вами».

Высоцкий – русский по матери и еврей по отцу – подлинно русский человек, глубинно русский. И при всём этом удивительно цельный. Он мог, казалось бы, всё: петь под гитару, играть в кино и на театральной сцене, писать стихи – многогранный Высоцкий, универсальный, но всегда, сколько бы банально это ни прозвучало, остающийся собой. Остававшийся.

Любопытен эксперимент: читать стихи Высоцкого на страницах книг. Без аккомпанемента гитары. Читать и всё равно слышать характерный голос с надрывом, с хрипотцой, голос, скрепляющий поколения, ставший чем-то вроде пароля в идентификации «свой – чужой». Если человек рядом понимает, откуда строчка, значит перед тобой свой. Ему можно верить. Высоцкий как раз-таки и помогает разобраться, кто свой, а кто чужой. И в то же время его поэзия на бумаге открывается по-новому, нежели в песнях. Удивляешься тому, насколько мастерски это исполнено, насколько изобретателен и философичен поэт Высоцкий. Он ловко играет со словом, делая это легко, ненавязчиво.

В этом один из секретов Высоцкого. Он был человеком колоссальной эрудиции, тонким, глубоко чувствующим, великолепно разбирающимся в искусстве, но никогда не выпячивающим своих знаний. Простые люди, толпами валившие на его концерты, видели перед собой простого мужика, своего человека, умевшего донести самые сокровенные, самые глубокие вещи убедительно и просто. Высоцкий был понятен народу, но не лубочной простотой, а сердцем к сердцу. Потому песни Высоцкого звучали и звучат и на богемных тусовках, и в коптёрках дворников и сторожей. Везде он умел быть своим.

Но, да, конечно, невозможно представить Высоцкого без гитары. Через его песни восприятие шло более насыщенно, полно. И, безусловно, его уникальный голос – один на миллион. Собственно, во многом потому Владимир Семёнович и стал главным русским поэтом XX века. Будь он просто издающимся на бумаге лириком – вроде Евтушенко или Вознесенского, - пусть подчас и выступающем на стадионах, не снискал бы он такой народной любви. Однако, повторюсь, всё в нём было абсолютно естественно и цельно.

При этом идеальная биография для экранизации – яркая, сложносочинённая, полная трагизма и предчувствия катастрофы. А русский человек остро чувствует и сопереживает трагедии, не в силах оставаться в стороне. Высоцкому именно что сопереживали, а он, как никто другой, умел артикулировать боль, русскую боль, как верно отметил историк Модест Колеров. В его судьбе, в его жизни был надлом, нерв, свойственной всей русской истории. Ведь что есть последняя? «Пораженье от победы ты сам не должен отличать», как писал Пастернак – и я не устаю цитировать эту строчку, потому что в русской истории, в русском народе, в русском архетипе, если угодно, одно неизбежно тесно переплетается с другим.

Множество славных побед, но и множество горьких утрат, поражений. И поколения, прошедшие Великую Отечественную войну, поколения, родившиеся во время или после неё, хорошо помнят и знают об этом. Поэтому им так близок Высоцкий, чьё детство, к слову, тоже пришлось на военные годы. Его надрыв искренний, его боль настоящая. Это, конечно, заскорузлая банальность, но здесь, полагаю, она всё же уместна – оголённый нерв. И, к слову, неслучайно сборник стихотворений Высоцкого называется «Нерв».

В его поэзии - та же искренняя боль, что и, к примеру, в «Севастопольских рассказах» Толстого или в лучших произведениях писателей-деревенщиков. Боль уже пережитая, но и боль будущая – та, что ещё потрясёт, оглушит народ. В текстах Высоцкого есть тревожное предчувствие трагедии, растянувшейся во времени и в пространстве. 700 стихотворений – около того – написано им, и почти каждое – реакция на русскую боль. Высоцкий словно пропускает через себя высокое напряжение – и оттого быстро сгорает.

Я вспомнил писателей-деревенщиков – так вот, Высоцкий, безусловно, стал певцом города, певцом городских, тех, кто ищет своё место под солнцем, тем, кто старается оставаться человеком в самых непростых обстоятельствах.

Русская боль неизменна и непрерывна – она, если угодно, константа. Поэтому Высоцкому удалось пережить своё время, переместиться из одной эпохи в другую и самому стать человеком-эпохой. Ведь нам так нужен тот, кто сможет понять и унять нашу боль. Высоцкий стал таким человеком, лекарем, и навсегда уже останется им. Оттого его песни звучат столь актуально и сейчас, когда сдвинулись тектонические плиты истории. Он дарит нам надежду, дарит нам силу - и вслед за ним мы повторяем:

«Спасибо, что живой!»

Платон Беседин