Революция 1905 года разделила российское общество. Левой и либеральной идеологии смутьянов патриотическое студенчество противопоставило новую правую идею, в которой лозунг «Православие, самодержавие, народность» соседствовал с приверженностью науке, культом здорового тела и антисемитизмом. В своей статье, опубликованной в журнале European History Quarterly, историк Джордж Гилберт рассказывает, как эти молодые люди приблизили революцию 1917 года.
«Наши "настоящие русские", воодушевленные победой на выборах в городскую Думу, решили основать общество "Двуглавый орел"… На эту организацию стоит обратить внимание, благо она борется с революционной деятельностью», — писала газета «Киевский голос» в феврале 1907 года. В публикации отмечалось, что члены этого сообщества, помимо прочего, угрожали физической расправой студентам местного университета, исповедующим либеральные взгляды. «Только чистокровные и самые лучшие русские молодые люди вступают в эту организацию», — иронизировал репортер.
В то время возникало множество партий и союзов правого толка, в том числе студенческих. «Двуглавый орел» считался ветвью националистической организации «Союз русского народа». Были студенческие группы, связанные с такими объединениями монархистов, как «Русское собрание», Монархическая партия России, «Союз русских людей» и «Союз Михаила Архангела». Сторонники православной веры, самодержавия и национализма, студенты-монархисты (их называли академистами) поддерживали как умеренно консервативные, так и достаточно радикальные идеи.
Православие, самодержавие, народность
Как и другие патриотические группы, движение академистов подчинялось трем принципам, сформулированным еще в первой половине XIX века министром народного просвещения графом Сергеем Уваровым: православие, самодержавие, народность.
Авторитарная власть монарха провозглашалась идеальной системой управления государством. Один из руководителей подобного объединения, студент Харьковского университета Мандрыкин, заявлял о необходимости создания списка «революционно настроенных студентов и преподавателей», чтобы передать его властям. Тем не менее государство не принимало никакого участия в формировании его группы.
За такими организациями присматривала полиция, располагавшая там своими информаторами. Учитывая стремление этих групп сотрудничать с властью и изначальное нежелание менять сложившийся порядок вещей, им многое сходило с рук, тем более что первое время они вели себя достаточно тихо.
Консервативные студенты были чрезвычайно раздосадованы тем, что учащаяся молодежь активно выступила против Русско-японской войны 1904-1905 годов. Член харьковской ветви «Русского собрания» Александр Вязигин считал студентов основной угрозой стабильности в стране еще до революции 1905 года.
Как правило, академисты были националистами. Особенно это проявлялось в регионах, где в вузах училось немало представителей национальных меньшинств, в частности евреев. Поскольку евреи нередко принимали участие в антигосударственных протестах, монархистам было легко идентифицировать их как «чужаков», врагов, работающих на подрыв существующего строя.
В самом лозунге Уварова не было ничего радикального или нового, как и в ранних объединениях, возникавших на его основе. Более того, практически вся их деятельность носила ненасильственный характер (за редкими исключениями). Все изменила революция 1905 года.
Не дают учиться
В письме в газету «Гражданин» студент Владимир Сухоруков жаловался, что из-за поведения немногочисленных радикальных левых учащихся в стране «закрываются учебные заведения». Хотя большинство желает просто получать знания, а не протестовать.
Обеспокоенность Сухорукова была вполне обоснованной. В 1905 году по стране прокатилась волна восстаний, забастовок и протестов, что привело к радикализации консервативной части общества и расширению движения академистов.
Они заявляли о превосходстве православия, русской национальности и автократии и, в отличие от государственных консерваторов, осуждали Октябрьский манифест 1905 года, разделяющий власть между царем и Государственной Думой.
Недовольные сложившимся на тот момент статус-кво, монархисты обращались к популистской риторике. Организации, подобные «Двуглавому орлу», утверждали, что российский народ в своей массе не желает смуты, просто небольшая, но мощная клика социалистов и бюрократов подговорила его на восстание. Выход из ситуации академисты видели в просвещении населения, популяризации царского режима через прессу, общении с простыми людьми и противостоянии пропаганде левых. В университетах создавались правые кружки, где активисты обсуждали стратегию привлечения на свою сторону аполитичных студентов.
Антисемитизм
Радикализация академистов проявлялась прежде всего в агрессивности их идеологии и желании защищать «истинно русских людей» и автократическое государство. Они активно навешивали ярлыки, считая всех поляков католиками (а значит, не своими, не православными), а всех финнов — социалистами.
Особое место в их взглядах занимал антисемитизм. Академисты утверждали, что евреи проникли в образовательную систему и это привело ее к кризису. Звучали призывы ограничить представительство этой национальности в вузах до 10 процентов от всего количества учащихся.
В своем письме известному черносотенцу Владимиру Пуришкевичу студент Хлестов обвинял евреев в подрыве моральных устоев молодых людей:
«В 1907 году один жид открыл в Москве лавку «Тайная жизнь», распространявшую порнографию среди русской молодежи. Московский губернатор закрыл лавку. Но этот жид сменил вывеску на «Жизнь» и стал продавать в ней богатый ассортимент книг, в число которых входили и революционные».
В письме другого студента говорилось о засилье евреев в школах и университетах, о том, что евреи отнимают деньги у русских учащихся.
Академисты эксплуатировали широкий круг антисемитских идей. Некоторые были старыми, некоторые выдумывались на ходу. Основное внимание уделялось тому, что национальные меньшинства «развращают разум русских студентов». Все это оборачивалось антисемитской риторикой и физическим насилием над евреями.
Наука и спорт
Исправить ситуацию в учебных заведениях должна была пропаганда «истинной русской науки». Академический союз Санкт-Петербургского политехнического института провозгласил лозунг: «Университет — для науки!», поскольку в вузах не место политике.
Студент Варшавского университета Никольский писал Пуришкевичу:
«Я всего лишь хочу спокойствия в наших образовательных учреждениях, и я не хочу видеть, как наши университеты — храмы науки — превращаются в политическую арену, уходя от науки в сторону политики. Более того, как студент я пришел к выводу, что образование должно стоять выше политики, и это мое утверждение соответствует русскому духу и русской мысли».
Как и другие студенты правых взглядов, Никольский отвергал конституционную монархию, религиозную терпимость, парламентаризм, бюрократизацию и политизацию общества.
Академисты активно поддерживали спорт и гимнастику. Это обусловливалось желанием «физически реконструировать» русскую молодежь во времена «революционного декаданса». Называя спорт «исконно русским» занятием, академисты пропагандировали братство, товарищество и порядок. Все это было вполне в духе западных традиций. В Германии, например, с середины XIX века существовало движение Burschenschaften, основанное на такой же идеологии.
И все же академисты во многом были антиевропейцами. Они указывали, что развращающие общество идеи социализма, атеизма и нигилизма идут из Европы, и видели современный им Запад порочным, предавшим традиционные ценности.
В результате наука и спорт послужили основой ультранационалистической идеологии русских студентов, включавшей в себя как традиционные элементы, так и новые идеи. Такой модернизированный патриотизм должен был, по мнению его приверженцев, вывести Россию из кризиса.
Россия для академистов
Некоторые академисты, обеспокоенные университетскими акциями протеста 1905 года, прямо призывали к арестам неблагонадежных, и иногда это приводило к насилию. Так, одесские студенты правых взглядов принимали участие в еврейских погромах.
Банды активистов «Союза русского народа» в Императорском Новороссийском университете держали в страхе других учащихся. Согласно полицейским докладам, активисты срывали лекции и практические занятия, орали «Россия для русских!» и «За Бога, царя и Отечество!», избивали тех, кто пытался помешать им в этом. Уличные демонстрации с иконами, портретами царя и государственными флагами, впрочем, не помогали самодержавию, а только добавляли хлопот.
Единого мнения во власти относительно академистов не было. Одни чиновники считали, что энергию движения можно укротить и использовать во благо. Другие относились к нему с подозрением. Угроза, которую академисты представляли для государства, стала особенно очевидна в канун Первой мировой войны. Наиболее примечательно дело Бейлиса, в ходе которого еврей Менахем Мендель Бейлис был обвинен по инициативе черносотенных активистов в ритуальном убийстве 12-летнего ученика приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрея Ющинского.
Этот судебный процесс активно освещали печатные органы академистов. Так, газета «Двуглавый орел» постоянно публиковала рисунки ритуальных убийств, которые якобы совершали евреи, и разжигала ненависть к ним. В циркуляре генерал-губернатора Киева Алексея Гирса от 12 февраля 1912 года, направленном в полицейское управление, говорится, что правые студенческие организации «способны наносить вред обществу» и «апеллируют к интересам недалеких мещан».
* * *
Академисты были частью радикально правого политического спектра, образовавшегося после событий 1905 года. Они соединили поддержку русского самодержавия и православия с новыми идеями, демонстрируя нестабильность патриотического движения на закате Российской империи. Критикуя статус-кво, академисты не были консерваторами и считали, что Россия должна разработать новый курс развития, ведущий к возрождению. Охотно применяя насилие, они внесли свой вклад в уничтожение государства в том виде, в котором оно существовало до революций 1917 года.
Оценил 1 человек
1 кармы