При всём массиве исследовательской информации по тематике Жанны д’Арк, чьё появление в мировой истории было невероятно кратким, но исключительно ярким, мы доселе больше не знаем, чем знаем об Орлеанской Деве. Дата рождения гипотетична – традиционно называется 1412 год, но в папском декрете, после причисления Жанны к лику святых, записана другая дата – 1409 год, и, возможно, это более правдоподобно, поскольку католическая церковь весьма скрупулёзно работает с документами, касающимися вопроса канонизации той или иной персоны.
Не сохранилось ни единого прижизненного портрета Жанны, если таковые вообще существовали – единственный рисунок, датируемый 10 мая 1429 года, принадлежит перу впечатлительного секретаря парламента Парижа, когда в город пришли воистину сенсационные известия о том, что сторонники дофина сняли осаду с города Орлеан. Разумеется, видеть Жанну лично господин секретарь никак не мог, хотя бы потому, что Париж находился под властью англо-бургундцев, отчего дал волю фантазии – на не слишком умелом рисунке мы видим длинноволосую женщину в складчатой юбке, с мечом и знаменем, тогда как Жанна носила мужскую одежду и была коротко стрижена, о чём нам дружным хором докладывают многочисленные свидетели из её окружения.
Рисунок секретаря парламента Парижа Клемана Фокомбера от 10 мая 1429 г.
Сохранившиеся описания внешности не менее скупы. Волосы Жанны были тёмными, глаза карими, рост высоким – по тем временам, конечно. В исследовании Тюбингенского университета «The biological standard of living in Central Europe during the last 2000 years» от 2005 года, сделанном на основе измерений 9447 скелетов из 314 могил, включая общие захоронения, указывается, что средний рост человека эпохи XIV–XV веков составлял 167 см у мужчин и 157 см у женщин, то есть «высокая» Жанна д‘Арк вполне могла быть ростом 170–175 сантиметров.
Центральный же вопрос – личность Орлеанской Девы, которую мы можем воспринимать исключительно через призму воспоминаний её современников и документы как обвинительного следственного дела, так и последующего процесса по реабилитации. Причём здесь есть одно существенное «но» – судебные документы являются не подробной стенограммой высказываний Жанны, а бюрократическими записями, которые скорее отражают отношение представителей церковного суда к обвиняемой, чем доносят до нас мысли Девы. Доктор исторических наук и современный российский медиевист Ольга Тогоева точно сформулировала суть проблемы:
«Значительно сложнее понять, кем она была на самом деле и кем она сама себя считала. На эти вопросы, как мне кажется, мы никогда не узнаем ответов, мы не увидим Жанну «в действии», не услышим её собственных слов. Сохранившиеся от XV века документы не могут дать нам полное представление о том, как она сама оценивала собственные поступки и прежде всего тот выбор, который она сделала, оставив свой дом и семью, привычный деревенский уклад, отказавшись от замужества и всю себя посвятив делу войны».
Ещё больше вопросов вызывает окружение Жанны и исторические личности, ей симпатизировавшие, помогавшие и направлявшие. Среди них были весьма странные, если не сказать зловещие персонажи, которых вряд ли можно представить в числе приближённых будущей святой. Давайте познакомимся с некоторыми из них.
* * *
…Он был молод, хорош собой и невероятно богат. К моменту знакомства с Жанной Жилю де Монморанси-Лавалю, барону де Ре, исполнилось 24 года – по меркам средневековья это возраст расцвета и вхождения в зрелость. По отцовской линии Жиль де Ре приходился внучатым племянником одному из величайших полководцев Столетней войны, Бертрану Дю Геклену. Он унаследовал фантастическое состояние, площадь его земель превосходила владения герцога Бретонского, а семья контролировала едва ли не половину солеварен Бретани и, соответственно, получала баснословный доход на экспорте этого невероятно ценного по тем временам продукта.
«Жиль де Лаваль, господин де Ре» (художник Элио-Фирмин Ферон, 1835 г.)
Можно сказать, что Жиль де Ре некоторое время содержал на свои средства «буржского королька» и финансировал военные операции, поскольку со средствами у дофина Карла дела обстояли крайне скверно, а барон являлся пусть и не самым убеждённым, но всё-таки арманьяком, не жалевшим средств для сеньора. Наконец, благодаря деду и опекуну, Жану де Краону, Жиль де Ре получил блестящее образование. Он читал, по меньшей мере, на латинском и древнегреческом языках и увлекался коллекционированием книг, собрав богатую библиотеку – явление довольно редкое для рыцарства XV века с его огрубевшими за десятилетия войны нравами. Одновременно с этим показал себя отличным военным, безупречным рыцарем и человеком абсолютно бесстрашным.
Вот такой добрый молодец был представлен ко двору дофина ориентировочно в 1427 году, когда коннетаблем Франции (точнее, того, что от Франции осталось после договора в Труа) становится Жорж де Ла Тремуйль, коему барон де Ре приходился отдалённым родственником. Дальнейшее общеизвестно – стремительная придворная карьера, участие вместе с Жанной д’Арк в Орлеанском деле и битве при Патэ, коронация дофина в Реймсе, звание маршала Франции в 25 лет. Однако в 1432 году политическая и военная звезда Жиля де Ре заходит, он удаляется в свои владения, где занимается сочинительством и даже театром – по его заказу пишется «Орлеанская мистерия», восхваляющая подвиги Жанны и, конечно же, её соратников. Потом он окружает себя алхимиками и магами, якобы занимается чернокнижием и демонопоклонничеством, а в 1440 году попадает под суд по обвинению в серийных убийствах, содомии, колдовстве и, как обычно писали в протоколах инквизиции, «иных неисчислимых мерзостях». Приговор был обвинительным, Жиля де Ре казнили в Нанте 26 октября 1440 года, спустя десятилетие после его прощания с Жанной…
Второй из ближайших соратников Жанны, гасконец Этьен де Виньоль, сеньор де Куси по прозвищу Ла Гир («Гнев»), был полным антиподом утончённому и образованному Жилю де Ре, который – вы только вообразите – читал книжки! Пожалуй, более отталкивающего персонажа в окружении дофина Карла не было: по всем сообщениям современников, к Ла Гиру применительна единственная характеристика – отпетый висельник. Именно Виньолю, по легенде, принадлежит замечательный афоризм, полностью в духе его характера: «Будь Господь солдатом, он бы тоже грабил!»
Ла Гир не умел ни читать, ни писать, отличался феноменальным талантом к сквернословию, характером обладал совершенно необузданным и свирепым, внешне был безобразен, сильно хромал – он остался инвалидом после нелепого случая, когда на него в одном из грязных постоялых дворов обвалилась печная труба, сломав в нескольких местах правую ногу. Классический типаж рыцаря-разбойника! После сожжения Жанны в Руане Ла Гир устроил бургиньонам персональную месть, на протяжении нескольких лет нагромоздив буквально штабеля трупов. Весной 1429 года, с появлением Жанны в Шиноне, этому рубаке было около сорока лет – а столь почтенный возраст с учётом беспрестанных сражений означает одно: он был профессионалом очень высокого класса.
Портрет Ла Гира (художник Луи-Фелис Амьель, 1835 г.)
Загадка личности Жанны д’Арк состоит и в том, что Дева практически моментально сумела очаровать столь разных людей как Жиль де Ре и Ла Гир. Если Дюнуа, Алансон или Потон де Сентрайль, шедшие вместе с Жанной к Орлеану, являлись в общем-то обычными для своей эпохи людьми, то эта парочка на общем фоне выделяется особенно ярко – особенно с учётом того, что мы знаем о бароне де Ре и Этьене Виньоле. Ла Гир так и вообще оказался одним из первых, кто признал в Деве божественный знак, символ, поверил в неё совершенно искренне – а этого головореза, заметим, трудно назвать человеком впечатлительным и тонко чувствующим.
Жанна заставила Виньоля сходить к исповеди, хотя к церковным обрядам он относился без особого пиетета; наконец, Жанна, относившаяся к сквернословию и богохульству совершенно нетерпимо, простила ему пошлейшую двусмысленность – Дева клялась древком своего знамени, Ла Гир перенял эму манеру и тоже начал клясться своим «древком». Тот факт, что Жанна имела на этого буйного типа серьёзное влияние, неоспорим, но абсолютно непонятно, как и почему наёмник, для которого убить человека было столь же просто, как высморкаться, безоговорочно ей поверил и смирил свой жутковатый норов. Точнее – уверовал в Деву, что, впрочем, совершенно не помешало ему впоследствии безжалостно выпускать кишки бургундцам в качестве кровавой вендетты за Жанну.
Ла Гир и Потон де Сентрайль (миниатюра XV века)
Ещё более сложная ситуация складывается с Жилем де Ре в свете его дальнейшей деятельности и предъявленных обвинений. Хорошее образование тогда включало обязательный курс богословия, и в целом бретонский барон должен был неплохо разбираться в религиозных тонкостях, умея отличить мошенницу от потенциальной святой. Больше того, увлечение Жиля де Ре оккультизмом и алхимией (вполне доказанное свидетелями) подразумевало то, что молодой человек интересовался герметическими знаниями с юности, а следовательно, его притягивало всё связанное с «потусторонним». Не в этом ли секрет его увлечения Жанной, в котором, впрочем, как и у Ла Гира и остальных, не было ни малейшего оттенка сексуальности?
Ну а если предположить, что все те ужасы, которые Жиль де Ре якобы совершил в следующее десятилетие (желающие могут поинтересоваться устрашающими подробностями обвинения по его делу самостоятельно), реальны хотя бы на четверть, то что же получается? Жанна, которой даже скептики не отказывают в большем или меньшем даре ясновидения, не сумела разглядеть в нём монстра? Следовательно, не такая уж она и святая? Или наоборот – Жиль де Ре через десять лет стал жертвой сфальсифицированного обвинения? Кстати, последняя версия тоже существует и подробно обсуждается исследователями.
Тут будет небезынтересно упомянуть о заключении, данном комиссией богословов в Пуатье, куда отправили Жанну вскоре после появления в Шиноне:
«…В ней, Жанне, не нашли ничего злого, но только добро, смирение, девственность, благочестие, честность, простоту. Хозяева, у которых она жила, Жан Рабате и его супруга, подтверждают, что каждый день после обеда она долгое время проводила на коленях в молитве, а иногда молилась и ночью и что она часто ходила в домашнюю часовенку, где подолгу молилась».
Что характерно, эта запись сделана не благоговейными почитателями Жанны наподобие Жиля де Ре или Ла Гира, а людьми, в чью сферу профессиональной деятельности входила обязанность дать для государственной власти ясную и не требующую двойных толкований характеристику девушки из Домреми – это были не склонные к сантиментам бюрократы, многие из которых участвовали в инквизиционных процессах и отлично представляли свою личную меру ответственности в случае ошибки. Но и тут мы видим на редкость единодушное мнение – Дева Жанна представляет собой едва ли не идеал христианского служения. Обмануть этих прожжённых специалистов, десять собак съевших на поприще определения одержимости и точно знавших критерии добра и зла в понятиях церковного права XV века, было невозможно. Значит и на них «волшебство» Жанны оказало воздействие?
Задействуем принцип Оккама – самое простое и рациональное объяснение некоего феномена является самым верным. Что дофин, что господа де Ре, Виньоль, Дюнуа или Алансон, что священники в Пуатье столкнулись с беспримесной чистотой веры, без малейшей тени лукавства или притворства. Искренность всегда вызывает доверие и симпатию, тем более что «массовое бессознательное» французского общества того периода жаждало миракля, чуда, мистического избавления. Накладываем всё это на религиозный менталитет, на мнимые или истинные видения Жанны, и получаем Орлеанскую Деву, «Госпожу Надежду», как обозначила это явление французская исследовательница Режин Перну.
Молитва Жанны д’Арк (художница Зоэ-Лоре де Шатийон, XIX век)
После краткосрочного визита в Пуатье Жанну перевозят обратно в Шинон, а от двора дофина в Тур. Следует распоряжение Карла де Валуа: «…изготовить для Девы доспехи, подходящие для её тела», сиречь снять мерку и выковать броню по размеру Жанны. Архивное дело в XV веке было развито ничуть не хуже, чем сейчас, и сохранившиеся казначейские записи докладывают, что за доспех оружейному мастеру Жану Дюпюи следовало 100 полновесных турских ливров – с учётом инфляции, сумма очень солидная. Золотое содержание турского ливра составляло 8,27 г чистого золота или примерно 490 г серебра, то есть броня Жанны обошлась дофину в 820 г золота. Одновременно было заказано знаменитое знамя Жанны д’Арк, надевавшееся на копейное древко. Возникли проблемы с оружием – ещё в Вокулёре капитан Робер де Бодрикур подарил Деве самый обычный меч, для обороны от возможного нападения в дороге. Однако Жанна потребовала отправить гонца в местечко Сен-Катрин-де-Фьербуа, где останавливалась на пути в Шинон. Цитируем летописи:
«…Она знала от своих голосов, что меч находился там, и она никогда не видела человека, который отправился за названным мечом. Она написала священникам церкви этого городка: возрадуйтесь тому, что меч будет у меня, и пришлите его мне. Меч закопан неглубоко и, как ей казалось, за алтарём; впрочем, точно она не знала, за или перед алтарём. Она сказала также, что как только меч будет найден, священники этой церкви должны почистить его, и ржавчина сразу же исчезнет; а поехал за мечом оружейный мастер из Тура».
Отличительным признаком клинка являлись пять выгравированных на нём крестов – любой знакомый со средневековой геральдикой человек сразу определит, что это за знак: герб Иерусалимского королевства крестоносцев, основанного в 1099 году. Символика очевидна – Жанна собиралась в свой Крестовый поход. Ещё одна из многочисленных и малообъяснимых странностей, сопровождавших появление Девы.
Вскоре Жанна отправляется в Блуа, где собиралась королевская армия и где её ждали верившие в миссию Девы соратники, включая Жиля де Ре и невоздержанного на язык Ла Гира…
Оценили 22 человека
19 кармы