МОСКВА «ССОРЫ ДА РОЗНИ, СВАРЫ ДА КОЗНИ»

Известный русский драматург Александр Николаевич Островский был вовсе не первым литератором, живописавшим картины семейных нравов русского общества. В 30-х годах XIX века жил в Москве популярный, а ныне забытый, писатель Александр Орлов, из-под пера которого выходили приятные для чтения и при этом дающие пищу для размышлений «нравственно-сатирические романы». Названия опусов острослова Орлова были неординарными: «Сокол был бы сокол, да курица его съела, или Бежавшая жена», «Живые обмороки, или Оттенки невежества, глупостей, пронырства и обмана», «Потеря любовницы, или Обмоченный слезами платок».

Н.Н. Неврев. Cемейные расчеты. 1888 год / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

В повести «Вороньи перья, или Московская самодурка», увидевшей свет в 1831 году, Орлов вложил в уста героя, бедного молодого чиновника, слова, в которых выразилась мечта о женитьбе на купеческой дочери: «То-то я заживу, брат, когда женюсь на Феничке! Заведу фабрику, потом завод; лавки наполню товарами…»

А далее, как и в большинстве произведений Орлова, повествовалось о том, как мечты о благостной и благополучной жизни нередко разбиваются о несходство характеров, о неравную состоятельность супругов. От дружелюбных отношений в начале супружества муж и жена переходят к вражде и тяжбам за имущество.

Дела архивные

Если обратиться к документам по истории семьи, хранящимся в архивах, можно установить, что в Российской империи в дворянской и купеческой среде уже с конца XVIII века происходят внутрисемейные конфликты, прежде всего тяжбы за имущество. Как правило, материальный конфликт сопровождался постепенным расхождением во взглядах на моральные и нравственные ценности, а потом и полным разрывом и неприятием друг друга. О содержании семейных конфликтов свидетельствуют сами названия архивных дел: «О просьбе купчихи Жуковой отобрать ее имущество от мужа» (1824 г.), «По обвинению московского купца Гладышева И.А. в нанесении побоев жене» (1824 г.), «О жалобе купчихи Пелагеи Почечуевой на притеснения, причиняемые ей купеческим сыном Алексеем Почечуевым» (1825 г.), «По обвинению московского купеческого сына Хомутникова А.В. в оскорблении родителей» (1826 г.).

Эпитафия «Супруги верные здесь от сует почили...» на страницах книги А.А. Орлова «Надгробные надписи», изданной в 1834 году / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Обиженные жены взывали к власти, чтобы та содействовала в сохранении семьи. Так, в 1842 году в Московское губернское правление поступило прошение купца Федора Сальникова разрешить ему раздельно жить с женой. Однако его супруга Татьяна Сальникова подала встречный иск о возврате мужа в семью. Губернское правление приняло решение – объявить Сальникову «правила супружеской жизни, изображенные в 10 томе Законов Гражданских в статьях 76 и 77 о совокупности жительства с женою» и принять меры, чтобы он вернулся из Лефортовской части Москвы, куда переселился, в Пресненскую – к жене. Было сказано, что «поданное им прошение <…> уважено быть не может», и полицейскому приставу надлежало «строго внушить ему с подпискою правила обязанностей супружеской жизни». Дело, тянувшееся восемь месяцев, в конце концов было решено в пользу жены. Из управы благочиния последовало предписание, «чтоб лефортовский пристав объявил Сальникову, что тот обязан жить с женой».

Несколько лет разбиралось дело по обвинению купца Нечаева «в расхищении имущества жены». Оно началось в 1836 году, когда 25-летняя Матрена Нечаева подала жалобу на своего мужа. Ее супруг, серпуховской купец Андрей Иванович Нечаев, в апреле 1835 года выдал ей разрешение «для свободного в Москве жительства сроком от 1 апреля по 30 декабря 1835 года» (вероятно, для ведения бизнеса). Однако муж, проживавший в Серпухове, быстро отдалился от жены, находившейся в Москве, что вызвало ее беспокойство. Но молодая купчиха тревожилась не столько об угасании любовных отношений, сколько о том, что может лишиться своего имущества и денег, полученных в виде приданого от отца – купца Козырева.

Здесь, на берегу Хапиловского пруда, среди прочих находилась шерстяная фабрика Носовых. Снимок сделан от старообрядческого Преображенского кладбища. 1880-е годы / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Матрена Нечаева писала в Губернское правление, что просит «учинить начальственное предписание г-ну Серпуховскому частному приставу, чтоб он понудил мужа моего купца Андрея Нечаева находящиеся у него собственно мне принадлежащие вещи и движимое имущество, как по росписи, так и по особому регистру, равно и полученное им по оной росписи деньги 5000 рублей мне возвратить <…> и тем могла бы себя пропитывать». Прилагаемая к делу роспись запрашиваемого имущества весьма красочна: тут и «четыре нитки жемчугу», и «одни серьги бриллиантовые», а также «один перстень с бриллиантовым камнем и осыпан бирюзою и яхонтами», два перстня с алмазными камнями, пять дорогостоящих платьев (шелковых с кружевами), две шали, комод красного дерева, две серебряные солонки... Дело по обвинению мужа «в расхищении имущества» жены тянулось три года, вероятно, закончившись возвратом личного имущества жене…

Мы подробно расскажем о трех случаях семейных конфликтов: купчихи Носовой, отправившей сына в мещанство; купчихи Щекиной, выгнавшей мужа и доказавшей право на самостоятельную жизнь; предпринимательницы Фирсановой, отсудившей у неверного мужа ранее подаренное ею имущество.

Семейный деспотизм

Даже среди московских купчих Наталья Носова (1789–1853) являла собой уникальный случай житейской стойкости и предпринимательской ­хватки. Она начала свой бизнес с нуля, оставшись в 34 года вдовой с пятью малыми детьми в возрасте от 4 до 13 лет (четыре сына и дочь). В 1823 году Наталья из мещан вступила в 3-ю гильдию купечества. Вначале она занималась торговлей мукой в арендованной лавке в Яузской части. В 1829 году, скопив небольшой капитал, Наталья решилась на создание фабрики драдедамовых платков (драдедам – легкая шерстяная ткань с тканым орнаментом в полоску, от фр. drap des dames – «дамское сукно». – Прим. авт.).

Одними из самых распространенных изделий фабрики носовых были сукна, из которых на Кавказе шили черкески / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Василий Дмитриевич Носов (1846 или 1848–1920-е), внук Натальи Носовой, суконный фабрикант, тесть создателя театрального музея, А.А. Бахрушина. Руководил семейным предприятием около тридцати лет. Фотография 1896 года / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Московская купчиха с детьми. Вторая половина XIX века / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Московский купец с женой. 1870-е годы. Фотография М. Настюкова / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Ей быстро удалось получить разрешение на открытие предприятия. В 1838 году она уже торговала и мукой, и платками, для чего арендовала вторую лавку, в Китай-городе. В лавках заведовали торговлей два младших сына – 26-летний Иван-большой и 20-летний Иван-меньшой. На фабрике, где распоряжалась Наталья, ей помогали два старших сына – 28-летний Дмитрий и 27-летний Василий. Постепенно фабрика по производству шалей и шерстяных тканей стала основным источником дохода семьи. Спустя двадцать лет оборудованное паровыми машинами и механическими станками производство стало одним из крупнейших московских шерстоткацких предприятий. В пяти каменных корпусах, построенных Натальей в Лефортове, трудилось 873 рабочих, а объем годовой продукции составил 352 тысячи рублей.

С 1829 по 1852 год Носова стояла у руля предприятия. Дело шло успешно, но при этом характер хозяйки год от года становился все более тираническим – она установила жесткий распорядок, подчинив всю жизнь семьи укреплению семейного бизнеса. На этой почве и произошел ее конфликт с одним из сыновей – Иваном-большим.

Вид местности, прилегающей к церкви Успения на Покровке. 1880-е годы / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

В 1852 году Носова подала прошение в канцелярию генерал-губернатора, в котором выражала желание передать фабрику трем сыновьям, поскольку не может далее руководить «по слабости своего здоровья». Официальное свидетельство о передаче фабрики «в полную собственность» сыновей Дмитрия, Василия и Ивана-меньшого было получено 9 декабря 1853 года, за двенадцать дней до смерти Носовой. А Иван-большой был устранен матерью из бизнеса «по невоздержной жизни его» с назначением небольшого пособия из процентов с суммы 2857 рублей 14 2/7 копейки серебром, внесенной в одно из кредитных учреждений. Причем в завещании Носовой указывалось, что следует «тем быть ему, Ивану, довольным и ничего более не требовать». Проценты эти составляли не более 150 руб­лей в год, так что сыну пришлось скромно доживать свою жизнь. Скорее всего, Иван-большой лишился и купеческого статуса, поскольку за пьянство Наталья применила к нему законодательную норму 1833 года о праве купцов «не включать сыновей своих за непочтение в семейное гильдейское <…> свидетельство и тем обращать их в мещанство».

Невзлюбила Носова и единственную дочь Марию, которой выделила небольшое приданое при выходе замуж, а в завещании предназначила мизерную сумму в 571 рубль 42 6/7 копейки серебром и написала: «более ничего не требовать <…> никаких тяжб не заводить, <…> и быть навсегда довольною». То, что все наличные капиталы были Натальей Носовой скрупулезно подсчитаны и предназначенные наследникам денежные суммы определены с точностью до 1/7 копейки, свидетельствует о редкостном стяжательстве предпринимательницы. Благополучие большой семьи было достигнуто ею за счет крайне рачительного ведения хозяйства. Даже став зажиточной купчихой, Наталья сохранила привычку экономить по мелочам.

Наталья желала, чтоб «железная» внутрисемейная дисциплина оставалась стержнем в отношениях ее потомков, что выразила в завещании словами: «По пресечении жизни моей тело мое грешное предать земле по обряду христианскому и прилично званию моему, и прошу детей моих жить в страхе Божием и братолюбии, и никаких между собой распрей и тяжб не заводить». Наказ родоначальницы семейного бизнеса неукоснительно выполнялся, в 1880 году сыновья учредили паевое «Товарищество мануфактур братьев Носовых» с капиталом 3 миллиона рублей, сохранившее семейный характер.

Диктат денег

Москва. Биржа и Гостиный двор на Ильинке. Тоновая литография Л.-Ж. Арну по оригиналу Ф. Дица. 1850-е годы / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Случай московской купчихи Надежды Щекиной, урожденной Хлудовой, – яркая иллюстрация обострения отношений между супругами, изначально неравными по состоянию. Семейный конфликт Щекиных оказался столь громким, что рассматривался на самом высоком уровне: им занимались московский генерал-губернатор князь В.А. Долгоруков и собрание выборных (депутатов) Московского купеческого общества.

В июне 1882 года из Канцелярии генерал-губернатора в Купеческое общество было передано для рассмотрения прошение потомственного почетного гражданина Сергея Щекина, ходатайствующего о наложении опеки на имущество его жены Надежды «по причине ее расточительности и неодобрительного поведения». Как и положено, было произведено полицейское дознание, опрошены свидетели из соседей и знакомых супругов Щекиных. Выяснились следующие обстоятельства. Надежда Щекина, дочь представителя видной династии текстильных фабрикантов Назара Хлудова, вышла замуж за Сергея Щекина в 1860 году. Невесте было 16 лет, жениху – 26. Отец Сергея, Илья Щекин, был известным суконным фабрикантом, купцом 1-й гильдии и московским городским головой в 1849–1851 годах. В 1871 году у Щекиных родился сын Михаил.

Сергей Щекин совместно с четырьмя братьями унаследовал после смерти отца суконную фабрику, которая, однако, вскоре обанкротилась. После разорения фабрики Сергей стал торговать хлопковой пряжей, но оказался плохим коммерсантом, наделал долгов, и в 1867 году кредиторы возбудили против него дело в Коммерческом суде. Долги Щекина составили 468 330 рублей, его имущество покрывало их лишь на 278 485 рублей. 13 марта 1868 года Сергей был объявлен несостоятельным должником.

Назар Иванович Хлудов (1819–1858), московский купец, отец Надежды Назаровны Щекиной / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

В этот момент 23-летняя жена пришла на помощь Сергею. Она предложила кредиторам мировую сделку и уплатила из собственных средств часть долга мужа. Сергею угрожал арест и последующее заключение в долговой тюрьме, если бы Надежда не поручилась за него и не забрала из полицейского участка, оставив там документ следующего содержания: «Я, нижеподписавшаяся, дала эту подписку <…> в том, что согласно отношения Администрации, учрежденной по делам мужа моего почетного гражданина Сергея Ильича Щекина, от 19 марта за №78, ­означенного мужа своего к себе на поручительство приняла с неотлучкою его из Москвы и по требованию Администрации представить его обязуюсь. Почетная гражданка Надежда Назаровна Щекина». После хлопот Надежды через два года судебное дело было закрыто.

Чтобы Сергей не остался без дела, Надежда возложила на мужа обязанности распорядителя двумя принадлежащими ей домовладениями. Он занимался сбором денег за аренду квартир, уплатой налогов и расчетами с прислугой. Дома эти были расположены на Арбате и Покровке, 13 сдаваемых квартир приносили ежегодно 8210 рублей. Однако муж, по словам Надежды, «живши с нею и не имея своего имущества, растрачивал ее деньги»: доходы собирал, но средства в семейный бюджет не поступали. Тем временем Надежда завела собственный бизнес, устроив магазин детской одежды в престижном торговом центре «Пассаж Солодовникова», и с 1879 года состояла во 2-й гильдии московского купечества.

Жена стремилась укрепить материальную основу семьи, а муж бездельничал. Год от года отношения между супругами ухудшались, и наконец Щекины перешли к открытому противостоянию. По приказанию Надежды слуги «выбросили» (по выражению соседки из беседы с полицейским в ходе дознания) кровать и постель Сергея из супружеской спальни в кладовую. В ответ Сергей попытался обрести средства к существованию, подав заявление о наложении опеки на имущество жены и назначении его опекуном.

В ходе разбирательства выяснилось, что отчужденность ­супругов достигла апогея на 22-м году сов­местной жизни, и Сергей дал жене отдельный вид на жительство. Получив документ, в мае 1882 года Надежда с сыном Михаилом уехали «на морские купанья» на французский Лазурный Берег. Тогда-то Сергей и начал дело о взятии имущества Надежды в опеку.

Вид Покровки от Девятинского переулка. Начало 1900-х годов / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Усадьба Середниково В.И. Фирсановой. Главный дом / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Ресторан «Прага» до перестройки. Начало 1900-х годов / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Узнав об этом, Надежда написала письмо генерал-губернатору о приостановлении дела до ее возвращения, указав, что Сергей Щекин свидетелями «ее будто бы роскошной жизни» выставил бывших слуг, уволенных за нерадивость. Заодно она опровергала приписываемые ей Сергеем романы с учителями сына. Помимо свидетелей, рекомендованных мужем, Надежда просила выслушать мнение других лиц, близко знавших ее: двоюродных сестер – владелицы Тверской мануфактуры Варвары Морозовой и жены владельца крупнейшего в Москве завода минеральных и фруктовых вод, издателя либеральной газеты «Русский курьер» Ольги Ланиной, кузена – директора Егорьевской мануфактуры, известного пианиста-виртуоза Василия Хлудова, свою мать – во втором браке княгиню Тенишеву и других. При опросе этих свидетелей выяснилось, что «Щекин первое время (после женитьбы) вел себя порочно», дозволяя употребление алкоголя, потакая «другим неприличным наклонностям», через что и промотал все свое состояние. Рекомендованный Хлудовыми на места в частные торговые фирмы, «нигде не показал успеха» и был уволен.

В августе 1882 года Надежда Щекина отправила в Купеческую управу еще одно письмо, в котором сообщалось: «В виду особенных обстоятельств ее семейного положения и того, что муж ее, не имеющий никаких занятий и никакого состояния, дал ей отдельный вид на жительство и потому не может законным образом пользоваться ее средствами, цель его домогательств состоит в том, чтобы <…> не гнушаясь клеветой, добиться учреждения опеки над ее <…> имуществом и получить в свое <…> распоряжение все ее состояние». Далее Надежда указала, что мужем «прожито все, что он получил от своих родителей», она же ведет торговлю и увеличила собственные капиталы. Оклеветанная мужем жена просила Купеческую управу «отнестись со строгой критической оценкой» к заявлениям ее мужа.

Вера Ивановна Фирсанова (1862 – ок. 1928) / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

В конце концов образовались два лагеря свидетелей. Поддерживавшие мужа обвиняли Щекину в беспокойном и взбалмошном характере (одновременно отмечая, что она добрая женщина и легко относится к трате денег), стремлении к роскоши (нанимавший квартиру у Щекиной Матвеев считал свидетельством роскоши содержание наемного экипажа) и приемах гостей. Поддерживавшие жену говорили, что роскоши, мотовства и нетрезвого поведения не замечали, что Надежда ежедневно с 12 до 3 часов дня бывает в своем магазине, лично контролируя торговлю. Обсудив доводы обеих сторон, собрание видных купцов тем не менее вынесло решение, что ходатайство Сергея Щекина о наложении опеки над имуществом жены заслуживает уважения, о чем и было донесено генерал-губернатору князю Долгорукову. Однако Долгоруков не утвердил его, считая недоказанными расточительность и плохое влияние Щекиной на сына.

Щекин вскоре отозвал свое прошение. Он переселился к матери, которая жила в соседнем квартале с Надеждой. Чтобы досадить жене и лишить ее выезда за границу, Щекин препятствовал получению ею отдельного вида на жительство, который требовалось возобновлять раз в несколько лет. В 1887 году Надежде даже пришлось подать жалобу на произвол мужа по этому вопросу на имя императора Александра III.

Дело Щекиных любопытно в нескольких отношениях. Мы видим, как проходила эволюция супружеских отношений в переломный момент женской эмансипации – 1860–1880-е годы. Сергей Щекин был представителем патриархальной купеческой семьи, где на протяжении поколений господствовал принцип абсолютного подчинения жены мужу, отраженный в законодательстве в формуле: «Жена обязана жить с мужем «в любви, почитании и безграничном повиновении». В этом стиле про­шли первые десять лет супружества Щекиных. Выйдя замуж в 16 лет, Надежда была фактически ребенком и не могла трезво анализировать экономическую и поведенческую диспозицию внутри своей семьи.

Сильным толчком к переосмыслению своей роли для Надежды послужило осознание ею коммерческой бездарности мужа, из-за банкротства поставившего под удар благосостояние и репутацию семьи. Она выплатила часть долгов кредиторам и спасла мужа от тюрьмы. Когда же после этого муж продолжил бездельничать, Надежда ощутила культурно-психологический диссонанс между собой и супругом. Вероятно, главной мотивацией для Надежды было желание избежать позора семьи и остаться в элите московского купечества, к которой Надежда принадлежала по рождению. Семья Хлудовых была известна высокими духовными запросами, благотворительностью и меценатством. Дед Надежды был из крестьян, а его пять сыновей, включая отца Надежды Назара, славились как европеизированные русские купцы, еще в ­1860-е годы открывшие собственную контору в Ливерпуле.

В возрасте 35 лет, на 19-м году семейной жизни, Надежда выбирает путь женской эмансипации и начинает собственный бизнес. Она получила хорошее приданое, имела доходы от сдачи в аренду квартир. Мотивацией для начала собственного бизнеса для Надежды стало не стремление к получению прибыли, а реализация желания пойти наперекор патриархальным стереотипам, которым следовал все более отдалявшийся от нее муж. Примечательно, что консервативное по взглядам на семейные отношения собрание выборных Московского купеческого общества поддержало купца-банкрота и выступило против Надежды.

Как же сложилась дальнейшая судьба Надежды? Она добилась получения отдельного вида на жительство. Свой дом на Покровке в Москве, где прожила 19 лет с мужем, она продала соседям, а сама переехала на ­Арбат, где приобрела два дома, в одном из которых жила сама, а другой сдавала в аренду. Сильный характер и аналитический ум позволили ей вести самостоятельную жизнь, пусть и на обломках семейного счастья.

Любовь до самозабвения

В последней трети XIX века в условиях усложнения рыночных отношений в богатых семьях возникал конфликт несовместимости гендерных ролей. Роль женщины-предпринимателя, соблюдающей свои экономические интересы, вступала в противоречие с ролью женщины-жены. Выход замуж богатой предпринимательницы в таком случае мог создать одну из наиболее часто встречающихся коллизий в сфере судебной практики – конфликт имущественных интересов между супругами.

Иван Григорьевич Фирсанов (1817–1881), московский купец 1-й гильдии, отец Веры Ивановны Фирсановой / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Российское законодательство предусматривало два важнейших постулата в отношении собственности супругов. Во-первых, браком не составлялось общего владения в имуществе супругов, каждый из них мог иметь и приобретать отдельную собственность. Во-вторых, приданое жены, а также имущество, приобретенное ею или на ее имя во время замужества (через куплю, дар, наследство), признавалось ее отдельной собственностью.

Начиная с 80-х годов XIX века распространились так называемые притворные сделки. Они не носили противозаконного характера, если в них не усматривалось мотива корысти. В случае притворной сделки муж мог получить доступ на управление имуществом супруги тремя способами: по доверенности от жены на ведение дел; получив от нее имущество по дарственной для управления; заключив симулятивную сделку купли-продажи, фактически не подкрепленную денежным расчетом. Все эти способы укрепляли семейное благосостояние, когда совершались в обстановке взаимного доверия.

Один из ярких примеров того, как жена, передавшая мужу имущество по притворной сделке, едва не потеряла значительную часть своего состояния, содержится в истории Веры Фирсановой. Фирсанова была самой крупной домовладелицей Москвы в конце XIX – начале ХХ века. Ей принадлежало 18 домовладений в центре Москвы, в том числе доходные дома, усадьба на Никитском бульваре, торговый пассаж «Петровские линии», Сандуновские бани, ресторан «Прага». Все это имущество Вера получила по наследству, когда ей было 18 лет. Ее отец, Иван Фирсанов, долго оставался холостяком. В 44-летнем возрасте он женился на дворянке-сироте из Института благородных девиц. В 45 лет Фирсанов стал отцом и свою единственную дочь Веру баловал и любил без памяти. Верочка в первый раз вышла замуж в 17 лет за банкира Владимира Воронина, как говорили, чтобы вырваться из-под гнета отца.

Получив многомиллионное состояние, Вера Ивановна решила уйти от мужа – отношения с Ворониным у нее не сложились. Но развод по закону был возможен только в случае измены одного из супругов. Верочка предложила Воронину отступные в 1 миллион рублей, чтобы он взял вину на себя. Развод состоялся, но Вера не скоро вновь вышла замуж, хотя и имела роман со звездой Малого театра Ленским.

К 30 годам Вера Фирсанова нашла наконец мужчину своей мечты. Это был петербургский красавец-корнет, сын генерала–начальника Петропавловской крепости Алексей Гонецкий, представитель дворянского рода, известного с XVI века. Свадьба состоялась в 1892 году. Доверяя мужу, она, как впоследствии было зафиксировано в деле Секретного отделения Канцелярии московского генерал-губернатора, «выдала ему полную доверенность на управление ее делами, с правом залога и продажи имений и перевела на его имя по дарственной свой благоприобретенный дом и по купчей, без получения цены, свое родовое имение, Сандуновские бани в Москве».

Любовная идиллия продлилась шесть лет, а в 1898 году Вера была шокирована известием о том, что муж завел любовницу, с которой уехал в путешествие по Европе, и ведет расточительный образ жизни. Прежде Вере казалось, что муж всецело стоит на страже ее коммерческих интересов. Ведь именно Гонецкий был инициатором постройки нового здания Сандуновских бань – неслыханных по роскоши и прибыльности. Доходы с Сандунов ежегодно составляли не менее 100 тысяч рублей. В трехэтажном доходном доме, входившем в комплекс бань, жила и сама Фирсанова-Гонецкая.

Сандуновские бани в Неглинном проезде / Фото: ПРЕДОСТАВЛЕНО М.ЗОЛОТАРЕВЫМ

Обманутая Вера поняла, что имущество надо спасать. Она обратилась к знаменитому адвокату Федору Плевако и по его совету написала прошение императору Николаю II с просьбой оказать покровительство по имущественным делам. Вера выставила претензию к Гонецкому на 2,7 миллиона рублей и ходатайствовала о признании недействительной безденежной купчей и дарственных, что давало ей возможность вернуть имущество. Основанием для ходатайства адвокаты Веры выставили формулу «нанесение оскорбления ее супружескому праву». Она могла служить основанием для применения нормы гражданского права, предусмат­ривавшей «возвращение дара в случае явного непочтения со стороны одаренного». А измену мужа можно было расценить как «явное непочтение».

Дело передали на экспертизу в Министерство юстиции, но министр Муравьев не поддержал просьбу оскорбленной жены. Спасение имущества осложнилось. Вера добилась приема у московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, который написал письмо министру внутренних дел Сипягину в Петербург. Делу снова был дан ход.

После громкого развода Вера получила назад свои бани, пассаж «Петровские линии» и вернула девичью фамилию. Формально Гонецкий отдал имущество добровольно. Однако по слухам, Вере пришлось заплатить 1 миллион рублей, чтобы он подписал все требуемые документы.

Наученная горьким опытом Вера Фирсанова больше не вышла замуж. Она приобрела репутацию меценатки, а также занялась благоустройством двух своих подмосковных усадеб.

Конфликт в семье Фирсановой-Гонецкой был вызван не только склонностью мужа к гульбе, но и тем, что Вера пыталась привлечь супруга к совместному руководству бизнесом. Пораженная фактом его измены, Фирсанова использовала юридические способы, чтобы вновь стать обладательницей своего имущества. Однако те несколько лет, когда она попыталась отойти от дел и играть только роль жены, стали самыми неудачными для нее и как для предпринимательницы, и как для женщины. Ее стратегический талант позволил ей вы­играть в тяжелой ситуации, но в дальнейшем она уже никогда не ставила свои женские интересы выше интересов бизнеса.

Семейные распри есть противоположность любовной гармонии. Они неизбежны в любую эпоху и в любом обществе. Рассказанные истории и познавательны, и поучительны. Не зря гласит русская пословица: «Раздружится друг – хуже недруга!»