Одно из самых значительных зданий эпохи конструктивизма, первый отечественный дом-коммуна Наркомфин, расположен на нечётной стороне Новинского бульвара. Почти 10 лет назад здание было внесено в список значимых объектов, находящихся под угрозой исчезновения ЮНЕСКО. Но на судьбе здания факт никак не отразился – сейчас Наркомфин работает в качестве арендного бизнеса и постепенно разрушается. Инвестора, готового провести реконструкцию объекта, за последние 20 лет так и не нашлось.
Принцип новизны
Название дома прямо проистекает из его назначения – изначально предполагалось, что в здании на Новинском бульваре вместе будут жить сотрудники наркомата финансов. Спроектированный в 1928 году Наркомфин должен был стать первым в Москве домом-коммуной, прообразом для будущего социалистического строительства. По изначальной задумке архитекторов проекта Моисея Гинзбурга и Игнатия Милиниса, комплекс должен был состоять из четырёх зданий, но в условиях экономии средств построили лишь три. Самый длинный, шестиэтажный жилой корпус стоит параллельно Новинскому бульвару, 50 изолированных квартир рассчитаны на 200 человек. Длинный стеклянный коридор со второго этажа связывает жилой блок с четырёхэтажным зданием – коммунальным корпусом, где должны были располагаться кухня, столовая, библиотека, спортзал и клубная зона. Отдельно стоит небольшое двухэтажное здание – раньше первый этаж здесь занимал гараж, а на втором работала механическая прачечная. Четвёртым в ансамбле должен был стать детский сад. Построить здание не получилось, но учреждение всё-таки открыли – малышей с воспитателями разместили в общественном корпусе, отказавшись от библиотеки и спортивного зала.
Строительство началось в 1929 году. Для создания Наркомфина молодым архитекторам выделили землю, которую раньше занимали сады городских усадеб – в частности, дома композитора Шаляпина. Воплотить проект в жизнь удалось за два года – уже в 1931 Наркомфин начали заселять. Среди именитых поселенцев оказались не только сотрудники госаппарата – 30 лет в доме с семьёй прожил один из самых знаменитых советских художников-модернистов Александр Дейнека. В 1937 году население дома значительно сократилось – 19 жильцов, то есть около 10 % всех постоятельцев, были расстреляны в Москве и Коммунарке. Сразу после осуществления проекта Гинзбург взялся за проектирование второй очереди дома коммуны: на Новинском бульваре должен был появится ещё один жилой корпус и бытовой блок. Но отрисовка так и не была завершена – проект заморозили.
Жилой корпус стоит на колоннах, квартиры начинаются лишь со второго этажа. В момент проектирования Гинзбург выдвинул сразу два обоснования такому решению: во-первых, по мнению архитектора, первые этажи малопригодны для жилья – «кто угодно может заглядывать в окна», а во-вторых, приземистая застройка может нарушить целостность паркового пространства, в котором изначально был построен комплекс. Первые советские финансисты поселились в квартирах трёх типов. Собственными четырёхметровыми кухнями могли похвастаться лишь люди, живущие в ячейках для больших семей. В остальных случаях пространство для готовки представляло собой небольшой кухонный модуль, а вместо ванной предлагалось использовать душевую секцию. Отличительная черта хозяйственного флигеля – практически полностью остеклённая стена – объясняется модными веяниями, одним из главных архитектурных трендов 1920-х было максимальное использование естественного освещения.
Новый быт
Тесному общению между соседями должна была способствовать сама внутренняя планировка здания – длинные коридоры в жилом корпусе связывают все квартиры на этаже, лестничных пролётов в корпусе всего два. Завершает каждый коридор общая кухня. Несмотря на все условия, совместного быта у жильцов так и не сложилось – столовая проработала лишь до начала 1940-х, полученную там еду предпочитали есть в собственных жилых ячейках, а оставшиеся общественные зоны попросту пустовали. Позже их отдали под нужды административных структур.
На плоской крыше жилого корпуса находился своеобразный пентхаус – пятидесятиметровая квартира главного идеолога создания домов-коммун и близкого друга Гинзбурга Николая Милютина, который, кроме всего прочего, занимал на момент строительства пост наркома финансов. Проектировщик и революционер познакомились в 1908 году, когда учились на архитектурном факультете петербургского университета, который Милютин так и не закончил. Квартира наркомфина в готовом доме заменила собой вентиляционную будку, когда выяснилось, что на оборудование системы у аппарата всё равно не хватает средств. На остальном открытом пространстве крыши, по задумке архитектора, в летнее время должны были работать летние кафе и ноу-хау всех социалистических домов-коммун – солярии. Но в реальности крыша так и не нашла практического применения – загорать рядом с квартирой высокопоставленного функционера жильцы не решались. Несмотря на то, что Милютина сняли со всех государственных постов ещё в 1937 году, репрессирован он не был – революционер прожил на крыше вплоть до своей смерти от болезни в 1942 году. В дальнейшем в пентхаусе жила его семья, окончательно квартира на крыше опустела лишь в 1980 году, после того как дочь наркомфина Екатерина Рапопорт-Милютина уехала в США вместе с мужем.
Перспектива ремонта
У созданной Гинзбургом архитектурной концепции всегда было много поклонников, среди них – французский архитектор Ле Корбюзье. Многие критики отмечают поразительное сходство с Наркомфином Марсельской жилой единицы – одного из самых знаменитых проектов Корбюзье, построенного в 1940-х, после визита в Москву. Московская же коммуна фактически пришла в упадок уже в 1960-х, когда жильцам начали выдавать новые, более комфортабельные квартиры, так и не проведя в доме ни одного существенного ремонта. Пренебрежительное отношение к памятнику архитектуры советских властей объясняется тем, что свою социальную роль – стать домом для общества переходного типа – Наркомфин так и не выполнил, поскольку настоящих коммун в России не появилось.
Сейчас фактически используется лишь главный жилой корпус, все остальные дома, в том числе переход в коммунальный блок закрыты. В 1992 году швейцарский исследователь Жан Клод Люди предложил проект реставрации здания за счёт благотворительных средств европейских архитектурных фондов, но московская мэрия приняла решение отказаться от проекта. В 2000 году привлечь внимание к непростому положению дома пытался другой швейцарец – дизайнер Ханнес Веттштайн, который провёл в доме собственную выставку и починил проводку, но серьёзных инвесторов в тот момент так и не нашлось. В 2008 году все свободные квартиры в доме выкупила девелоперская компания «Коперник», но из-за финансовых сложностей у коммерческой структуры все реставрационные проекты пока остались в подвешенном состоянии. Площади в доме сейчас просто сдаются в аренду. Снять «жилую ячейку» можно сравнительно недорого – примерно за 25–30 тыс. рублей в месяц, небольшие ставки продиктованы целым рядом бытовых неудобств – неработающей системой отопления, мусором и ужасным состоянием внутренней отделки. Впрочем, несмотря на очевидные проблемы, недвижимость здесь пользуется большой популярностью среди творческой молодёжи. Практически все квартиры сегодня заселены.
Источник :http://www.aif.ru/society/hist...
Оценили 3 человека
6 кармы