Ужин с видом на прошлое...

Давненько не устраивал себе скромных пикников на природе. А вчера вдруг решил в гордом одиночестве сходить в тот парк, что возле самого моря, где мы когда-то сидели за покосившимся столиком с тобой…

Это было в том году, когда американцы аккурат в том месте установили батарею «Пэтриот»…

Уж и не помню теперь, откуда в те дни ждали ракет…

Вроде, из Ирака… Но они, по счастью, так и не прилетели… И американские солдаты, обслуживающие установки, снялись и ушли так же неожиданно, как и появились…

А мы тогда славно посидели с тобой… По воле Всевышнего, то был последний наш уик-энд. Потом ты долго о нем вспоминала и мечтала, что мы вот-вот снова отправимся туда. И я, едва удерживая слезы, запивая сигаретный дым крепким кофе по-турецки, согласно кивал головой...

Потом, спустя годы, я молил Всевышнего, чтобы он подарил мне хотя бы во сне те мгновения, когда мы были с тобой в том парке, но… Он, похоже, не внял моим молитвам или просто не услышал меня.

И вот я снова здесь, разворачиваю пакет, вытаскиваю малосольные огурчики, пару бутербродов, грость винограда и бутылочку «фанты» - то немногое, что нравилось тебе при жизни.

«С днем рождения! Для меня ты до конца останешься молодой…»

Я знаю, что ничего из этого не смогу съесть. Горький комок застрял в горле…

Последние годы без тебя превратились для меня в тысячу лет Одиночества… Почти как у Маркеса, только помноженное на десять…

Впрочем, у каждого Одиночества своё Времяисчесление…

* * *

С той ночи, как ее не стало, во мне словно что-то оборвалось. Наверное, жизнь. Я еще существовал, но даже с большой натяжкой это вряд ли можно было назвать жизнью.

Картины далекого и близкого прошлого громадным валом обрушивались на меня, готовые раздавить и унести в океан воспоминаний, откуда было не так просто вернуться без сторонней помощи...

Надо было срочно возводить мост между прошлым и будущим, но хлипкое настоящее не годилось для этого в качестве строительного материала.

Я часто засыпал голодным, так и не притронувшись к остывшему ужину, потому что любое прикосновение к еде уносило меня в прошлое. И с этим было невыносимо жить...

Всё в опустевшем доме пахло печальным прошлым, словно сюда никогда не проникали солнечные лучи по утрам, а угрюмые стены не слышали звонкого детского смеха или мирного разговора по вечерам за чашкой ароматного чая...

Иногда мне казалось, что я всегда был одинок. Просто не заострял на этом особо внимания. Жил и жил по инерции., совершенно не думая, что было вчера и что будет завтра. Наверное, я просто не задумывался над тем, что это за временные категории такие – вчера, завтра, живя лишь текущим, словно песок сквозь пальцы, сегодняшним днем...

И когда ее не стало, я вдруг обнаружил, что у часов есть стрелки, отчитывающие секунды, минуты и часы. А еще у Времени есть дни, состоящие из утра, дня, вечера и ночи, которые складываются в сутки, а сутки - в недели, а те в месяцы. И так год за годом... Всё ближе к финишу.

Видя мое состояние, Мишель настоятельно переселил меня в когда-то давным-давно, еще в той жизни, купленный по случаю домик у моря.

Наверное, про себя он рассудил, что оставлять меня одного в квартире на четвертом этаже довольно рискованно...

I. Моё бунгало у моря

Ты была против покупки этого несуразного домика в состояними полного разрушения, словно после точечной бомбежки .

И дело даже не в том, что это нечто, с трудом напоминающее жилье, требовало срочного ремонта, а значит, и определенных вложений. Тебе отчего-то сразу не понравилось место, в котором располагалось это сооружение. Но, возможно, причина крылась совсем в другом. Место как место, совсем близко от моря и главной приморской магистрали.

Что до «полного раздолба», то на этот неоспоримый факт можно было бы и глаза закрыть с учетом символической цены, за которую было куплено это нечто, называемое в купчей домиком. Шестьдесят тысяч баксов для за место под солнцем да еще у самого Средиземного моря... Кто бы что ни говорил, но это вполне удачная сделка. Ну и еще десять тысяч баксов на ремонт и... Въезжай, живи и радуйся...

Ты наотрез отказалась въезжать! Даже тогда, когда внутри и снаружи дома всё засверкало сплошным новьём, которое буквально манило расположиться на открытой веранде, усевшись в кресло вот за этот столик, чтобы выпить чашку ароматного чая.

Помнишь, мы тогда на шуке Кармель отыскали маленький чайный магазинчик, где продавались чаи со всего Света и на любой вкус и кошелек.

Мы остановились на этом чае – удивительно вкусном с тонким ароматом жасмина. Он напоминал мне мои студенческие годы в Свердловске: тамошний вокзал, поезд Пекин-Москва и котрабандный чай, которым приторговывали проводники...

Ты никогда не бывала на Урале, но и тебя вполне устраивал аромат жасмина. Мы ведь родились с тобой в тех местах, где росло много жасмина. И куда бы нас не забрасывала судьба, мы всегда помнили о своей малой родине...

И потом, согласись, я всегда умел вкусно рассказывать о казалось бы простых вещах. Нет, я к тому времени еще не достиг уровня безумно любимого мною Антона Павловича, который о чернильнице мог бы написать так, что читатели рыдали бы в голос. Тем не менее, какие-то элементы пронзительности в моем творчестве вполне просматривались...

А тогда ты сказала, что здесь ты никого не знаешь и тебе трудно будет осваиваться среди незнакомых людей, по сути, на новом месте...

Да, тогда тебе уже с трудом давались новые знакомства. От твоей былой коммуникабельности не осталось и следа. Что, наверное, было вполне объяснимо с точки зрения твоего страшного недуга, о котором мы старались не говорить, словно от нашего молчания он мог исчезнуть...

* * *

И мы остались в своей прежней квартире, на четвертом этаже. Это было нашей ошибкой, потому что там не было лифта. И каждый раз спускаться или подниматься для тебя было мукой...

Что до домика, который с легкой руки Мишеля нарекли «бунгало», мы вполне удачно сдали его в аренду, и все последние годы тут припеваючи жили совершенно чужие люди.

Ты не любила говорить об этом бунгало. Я же втайне радовался этой удачной покупке, по сути, хорошему вложению, которое росло из года в год. И сейчас, спустя годы, при удобном раскладе вполне могло потянуть на сумму в десять раз превышающую первоначальную.

Но с тех пор, как я остался один, этот факт перестал меня радовать...

И только тот прежний чай с легким ароматом жасмина, казалось, поддерживал во мне все эти годы искорки жизни, не давая окончательно угаснуть памяти. Не смотря на свое жалкое существование, я отдавал себе отчет в том, что память угасает с полным угасанием жизни. А у меня еще оставалась парочка незавершенных дел в этом расхристанном Мире...

Об одном из этих дел я даже себе признаться лишний раз боялся, дабы не доводить себя до очередного – четвертого инфаркта, который, не исключено, может оказаться завершающим аккордом моей непутевой жизни...

Мне казалось, что если я реализую это «дело», то окончательно порву с прошлым. А вот так походя мне не хотелось бы этого делать. Ведь это было последнее, что у меня осталось, и рвать нить, связывающую меня с тобой... Это всё равно, что рубить сук, на котором более-менее комфортно сидится.

Так или иначе, но я избегал контактов с теми, кто положил глаз на мое бунгало, и готовыми выложить за него кругленькую сумму.

Даже не знаю, как это объяснить, но это всё равно, что лишиться самого сокровенного, без права им обладать даже в воспоминаниях...

А мне этого не хотелось бы. По крайней мере сейчас...

* * *

Я сижу в уютном кресле на веранде и листаю толстую тетрадь с короткими записями, которые я сделал в те дни, когда готовился к уходу в Мир, где меня ждала она. Я искренне верил в то, что вот сейчас она сидит на веточке в ожидании меня, и покачивает в задумчивости ногой – такой милой и родной...

Я делал короткие записи, потому что многословие было совершенно ни к чему, если ты решил уйти...

«Уходя – уходи...»

***

И было утро…

И был Человек, неуверенно ступающий по кромке моря босыми ногами.

Не отошедшие ото сна волны, нехотя слизывали следы усталого путника. Но даже и без следов, оставленных на мокром песке, я без особого труда мог определить, откуда он пришел и куда держит путь…

(Продолжение здесь)

Александр АКИШИН