Что такое деньги?

1.

Что такое деньги? Сколько ни задавал этот вопрос разным людям, всегда получал какие угодно ответы, но всегда мимо того, что хотел услышать. В данной работе я раскрою направление, внимания которому все мои респонденты уделяли недостаточно.

Что есть деньги – это составляющая системы экономическо-правовых отношений. А у системы этой могут быть совершенно разные предназначения. Представьте себе, живёт общество людей, добросовестно и адекватно соблюдающих принцип «не делай другому того, чего не хотел бы себе». Нужны им деньги? В принципе, нет: если человек хочет есть, он будет работать, а если хочет потреблять продукты чужого труда, будет работать так, чтобы они могли потреблять продукты его труда. И никому не нужно следить за тем, чтобы он не сачковал и не объедал других, потому, что он сам будет за этим следить. Потому, что если он не сделает определённый объём, кому-то может случиться голодать, а если он сам бы не хотел голодать, то он не сможет так поступить и с другим. И т.о., определённый порядок в таком обществе выстраивается автоматически, и оно не нуждается в таком регуляторе экономическо-правовых отношений, как деньги и законы. Но представим, что в обществе присутствует контингент, живущий по совсем другому принципу: «бери от жизни всё, делая в отношении других как раз именно то, чего в отношении себя ни в коем случае не позволяй». И такие были бы очень прочь, чтобы без денег в такой системе брать столько, сколько им удобно, а остальные пусть, как хотят обходятся: хотят – пусть голодают; хотят – пусть работают дополнительно за себя и за других, в общем, этих уже всё это, в общем, и не волнует («…лишь были б жёлуди, ведь я от них жирею»). И тогда общество нуждается в защите порядка, при котором можно было бы сохранить какую-то справедливость, основанную на принципе, где каждый сколько произвёл, столько и может потреблять.

Для защиты такого порядка могут использоваться деньги, как наиболее удобный способ взаиморасчётов. Отработал определённую норму – получил деньги, не отработал – не получил. Хочешь – голодай, не хочешь – иди работать, в общем, это твои проблемы, которые никого не волнуют. Как ты к людям относишься, такое отношение и от них получишь, и т. о., деньги становятся основным элементом защиты прав, свобод, и человеческого достоинства людей, не желающих быть чьими-то экономическими рабами.

Проблема в том, что не всё, что называется словом «деньги», может быть частью такой системы. Представьте себе, что элемент, у которого всё вертится вокруг принципа «бери от жизни всё, делая в отношении других как раз именно то, чего в отношении себя ни в коем случае не позволяй», хочет не только жить, но и жить лучше всех. Что ему нужно – волшебная палочка, которая по его мановению заставит всех делать то, что ему надо. Если таковой нет, тогда ему нужен подчиняющийся только ему какой-нибудь грозный дракон, с которым никому не справиться, и который наводит на всех ужас и заставляет подчиняться хозяину. Если же и такого нет, тогда ему нужна система денег, но отличающаяся одной особенностью: он их может контролировать, а другие нет.

Например, он их печатает, и только он решает, сколько их должно быть напечатано. И тогда, когда ему надо, он запускает печатный станок, и печатает столько, сколько ему надо, обменивая на то, что ему нужно, а остальные должны работать, чтоб продукты своего труда обменять на эти деньги. Тогда всё для него, главное только, чтобы ни у кого другого не было привилегий иметь такой же станок, потому, что иначе конфликт интересов приведёт к гонке выпуска денег, которая утопит общество в такой инфляции, что и смысла в них не останется. Поскольку такая система не самая умная, можно придумать получше: никакого запуска печатного станка – денег сколько есть, столько есть, и количество их фиксировано, и привязано к определённому количеству товаров, но с одним дополнительным условием: хозяин берёт себе долю, какую считает нужной, а остальное уже идёт в оборот между другими. Или так: ничего себе хозяин не берёт; всё идёт сразу в оборот между общественностью, но только он решает, какие должны на что быть цены, и на то, что ему надо продать, диктует высокие, на то, что ему надо купить, низкие, и за счёт этого берёт от жизни столько, сколько ему надо. Или так: цены фиксированные и от хозяина не зависящие, но только он решает, какие с кого брать налоги и на что они должны быть потрачены. Хочется ему жить во дворце с большим штатом прислуги – пойдут на это налоги, а общество амортизирует на своём горбу все издержки. Или так: он не вправе тратить налоги на свои капризы; только на общественно полезные нужды, но только он решает, у каких именно организаций обслуживание этих нужд заказать. А они сами устанавливают, какие цены за это цены запросить, и он выбирает тех, кто ему даст наибольшие откаты, а они ценой заказа компенсируют последние. Всё, вроде, цивилизованно, да только богаче в такой цивилизованности народ не становится. Ну или так: роль хозяина поделена между законодательной и исполнительной властью, и законодательная устанавливает законы, по которым должна действовать исполнительная, а исполнительная на их основе решает всё остальное. И вот исполнительная власть в лице, допустим, президента, определяет, какие должны быть зарплаты у заседателей палаты законодателей, и в рамках, может быть, тайного сговора, а может, и само собой понятной взаимовыгоды он занимает позицию «вы пишите такие законы, чтобы мне было как можно легче наворовать, а привлечь меня за это к ответственности как можно сложнее, а я вам за это такие зарплаты назначу, что вы об этом не пожалеете». И всё получается по закону, как любят любители «сильной власти», да только пользы от такого закона народу не больше, чем от предыдущих вариантов.

Народ становится беднее настолько, насколько хозяин системы богаче, главное, чтобы решать, какая должна быть зарплата у этих слуг народа, сам народ не мог. Потому, что если такое право будет у него, он (возможно) додумается спросить: «А почему это у вас должна быть большая зарплата, если вы не можете сделать, чтобы мы жили безбедно? Если вы этого не можете, значит, вы не справляетесь со своими обязанностями, а значит, не за что вам пока такую зарплату получать. Вот когда мы станем жить достойно, тогда и вам зарплата соответствующая будет». И тогда не смогут они законы такие написать, чтоб исполнительной власти было легко наворовать, потому, что пока она ворует, народ не сможет жить богато. И тогда весь механизм застопорится, и хозяин системы перестанет быть хозяином. А хозяином некоторые хотят быть всегда, особенно те, кто особенно яро рвутся к власти, и именно за этим они к ней и рвутся. Поэтому им всегда нужна какая-то прерогатива что-то решать в отношении остальных, аналогичной которой у других быть не должно, и которая буде работать, как волшебная палочка, в результате чего у них должно быть всё, а у других то, что останется. Короче, способов реализации может быть много, принцип общий: нападение на экономические права, свободы, и человеческое достоинство других участников общества, осуществляемое при помощи особой системы из денег и законов.

Теперь мы знаем, что под словом «деньги» могут подразумеваться совершенно противоположные принципы: в одном случае они выступают элементом защиты прав, свобод, и достоинства членов общества (назовём «деньги-защита»), а в другом нападения на эти вещи (назовём сокращённо «нападеньги»). И если в одной системе уместно суждение «много у тебя денег – значит, ты много пользы приносишь, а мало, значит мало», то в другой всё иначе. Если ты, например, охраняешь тех, у кого мало денег, то тебе мало платят, а если тех, у кого много, то платят, наверное, побольше. И т.о., выстраивается иерархия, где если у тебя много денег, ты имеешь отношение к тем, ко нападает, а если мало, то к тем, на кого. Вопрос лишь в том, к какой форме придёт общество в процессе своего исторического развития. И перед тем, как вести рассуждения о морали и правоте кого-то в занимаемой им политических и жизненных позициях, неплохо бы иметь соответствующие обозначения для различия этих вещей. А слово все почему-то предпочитают использовать почему-то всего одно: «деньги». Вот и возникает вопрос: а как же отличить деньги-защиту от нападенег, чтобы знать хотя бы, что ты держишь в руках?

В первом случае это могут быть четырёхугольные бумажки горизонтальной формы, и во втором тоже. И в первом на них по углам написаны цифры, означающие достоинство банкноты, и во втором тоже. И в одном из овала посередине на тебя может смотреть чья-то физиономия, и в другом тоже. И та и там на просвет видны какие-то водяные знаки. Так куда смотреть-то, чтобы увидеть, откуда ноги растут?

Чтобы глянуть сразу в корень, проще всего задаться вопросом, что будет, если в системе появится элемент, желающий заиметь свои собственные деньги. Давайте подумаем, что было бы той системе «деньги-защита», если бы в нём появился такой элемент? Да, по большому счёт, ничего бы не было. Ну хочет кто-то свои собственные деньги создать – у него есть люди, готовые между собой ими обращаться. Ну пусть заводят, и сидят с ними, главное, чтобы чужие не подделывали. Будет примерно всё то же самое: сколько работал, столько заработал, только обменять это ты сможешь лишь на продукты труда в своей системе. Слегка уменьшится универсальность платёжных средств, придётся иногда что-то покупать не в одном магазине, а в соседнем. Но цены останутся примерно те же, и работать придётся столько же. Если найдутся ещё желающие менять одну валюту на другую, тогда станет проще. Но в целом, небольшие неудобства будут, но не критические, и ради этого лишать людей свободы самим решать, как им жить, особой причины нет.

В системе нападенег всё будет радикально иначе. Если появляются «экономические сепаратисты», они перестанут кормить хозяина. Они больше на него не работают; они работают на себя. Сколько производят, столько и потребляют между собой – никакой дани хозяину. Значит, ему надо либо больше угнетать оставшихся, либо меньше получать. Но и на этом его беды не закончатся. Остальные воочию начинают видеть, что сепаратисты живут лучше, чем они, и хотят к ним переметнуться. Это чревато цепной реакцией, в апофеозе которой бывший хозяин системы окажется в положении паразита, которого организм вывел из себя, и которому остаётся только беспомощно извиваться на земле, умирая в условиях, к выживанию в которых он не приспособлен и становиться добычей тех, от кого он был защищён только организмом носителя. Поэтому допустить такого они не могут, и в этом случае пресекать такие поползновения с самой принципиальной бескомпромиссностью у системы резон будет самый большой.

Если рабы подымают восстание, его подавляют. И подавляют так, чтобы ни у кого больше не возникло желания снова попытаться снова повторить что-то подобное. И если экономический сепаратист противопоставит нападеньгам деньги-защиту, значит, он подымает восстание. Восстание будут подавлять.

2.

Подавляя восстание, хозяева нападенег вряд ли скажут: «Ты хочешь сломить систему порабощения, а мы (и пусть все знают) против! Поэтому мы тебя…». Они скорее, скажут так: раскольник, подрывник, раскачиватель лодки, противник стабильности, нарушитель закона, враг государственности, извращенец и шайтан. И многие люди примут это всё за чистую монету. Потому, что…

Есть такой тип, называются обыватель. Обывателю не нужны вещи определённых категорий, зато другие вещи в компенсацию этого могут быть гиперхнужны. Обыватели могут быть помешаны на деньгах, но разбирать, что это такое, они никогда не будут. Они не будут задаваться вопросами, кто должен определять кому зарплату (по крайней мере более серьёзно, чем «дайте мне – я определю!»), и что надо сделать, чтобы жить, как люди, а не как экономические рабы. Но они постоянно думают о деньгах, и всегда заняты вопросом, где их добыть побольше.

Обыватели могут прекрасно уметь считать, и знать, что банкнота с цифрами «5» в пять раз лучше, чем с цифрами «1». И что банкнота с цифрами «10» в два раза лучше, чем с «5». И тоже самое знать и про «20», и про 50», и про все прочие, какие только бывают в их системе. Но они никогда не ответят на вопрос, что именно они считают. У них менталитет работает только в одном направлении: где взять ещё денег.

Всё их знание о деньгах у обывателя обычно заканчивается на том, что деньги – это такая вещь, которую иметь очень хорошо, и чем её больше, тем лучше. И что деньги можно обменять на всё, что тебе нужно, и что их много не бывает, потому, что сколько бы её не было, всё время на что-то ещё не хватит. И хотеть всегда больше тоже у них тоже в принципе хорошо, потому, что удовлетворение этого даст радость, и возможности удовлетворения получаются бесконечны.

Чем больше денег, тем лучше – это у обывателя аксиома, и весь его менталитет вертится вокруг мысли, что если у него станет денег много-много, то он сможет на них купить абсолютно всё, и потому надо думать только о том, как достать их как можно больше. И когда обыватель занят добычей денег, то к нему с другими вопросами не лезь – не мешай ему заниматься делом. А если он не занят, значит, он отдыхает. И тогда не мешай ему отдыхать – потому, что ему надо сил набраться для того, чтобы выгрызть побольше денег. Поэтому с вопросом «А что такое деньги?» подойти к нему никогда нельзя – у него просто нет времени на этот вопрос.

Любовь к деньгам у некоторых часто бывает такая, что им не хватает не только денег, но и самого их названия. И для обозначения своей любви они придумывают новые эпитеты: бабки, капуста, башли, мани, лавэ, филки, и ещё очень много слов для обозначения вещи, для которой всех предыдущих ему почему-то ну никак не хватает. Вот только обозначения понятий защиты и нападения обывателя никогда не появится. Потому, что вот именно это ему оказывается абсолютно не интересно. Ну так погоди, обыватель, ты же говоришь, у тебя времени нет – так откуда же у тебя столько креативной энергии, которая на придумывание всех этих слов тогда, и почему у тебя тогда нет времени на изучение самого главного вопроса? А всё просто: для изучения этого вопроса надо выйти за рамки интересов обывательства, а именно этого ему как раз меньше всего свойственно.

Если обыватель работает на производстве велосипедов, где в день (образно говоря) собирает по десять штук, и по триста в месяц, а на свою зарплату может купить в призаводском магазине всего один, то ему не очень интересно задумываться, откуда берётся именно такая пропорция. Не будет он думать, сколько нужно обществу порядочных и разумных людей человеко-часов на добычу материала, обслуживание рабочего процесса и прочие издержки, включая работу продавца в магазине, чтобы из этого определить долю сборщика, которую он заработал. Не задумается, не уходит ли там налево процентов девяносто с чем-то и не идёт ли в карман тому, кто вообще никакой пользы процессу не приносит. С кем надо объединиться, какое движение создать, чтобы это попытаться изменить – всё это ему не интересно. Ему скорее интересно другое: как запороть какую-то раму, и списать экземпляр под брак, чтоб оправдать выброс изделия в мусорку, чтоб потом после работы залезть в неё, достать, починить, продать за полцены налево, и радоваться, что он стал в полтора раза богаче (умнее) соседа.

Если экономический сепаратист «подымет восстание» – отделится от системы, хозяева просто начнут сильнее угнетать оставшихся, перераспределяя на них нагрузку, и тогда они просто скажут обывателю: «это всё из-за сепаратистов – вот и им спасибо и говори!». И обыватель никогда не станет разбирать, что из-за чего на самом деле, и кто на что имеет право. Он просто попрёт, как бык на красную тряпку, на тех, на кого ему укажут, как на виновника ухудшения уровня его жизни.

Обыватель чествует себя свободным, потому, что не видит, каким именно образом ограничиваются его свободы. А значит, восставать ему получается и не против кого. Раб, который не хочет восстать – идеальный раб. И поскольку основной поток мыслей обывателя движется в направлении «чем больше денег – тем лучше», то и в отношении самого понятия «деньги» у него срабатывает рефлекс «всегда хорошо». А соответственно, развернуть его менталитет подумать в направлении «вот именно такие деньги, к которым тебя приучают – как раз плохо», максимально трудно. Сверх того, человек, который в системе нападенег думает только об одном – заиметь их как можно больше, тянется к тому, чтобы стать в той или иной форме нападающим. И чем дальше в лес он залезет, тем больше дров он наломает, и тем больше наберёт нарушений, в т. ч. таких, за которые, его же самого система может спросить: «А ты-то сам кто?». И схватить его за яйца и привлечь за все те нарушения, на которые она смотрела сквозь пальцы, пока он сидел тихо и не высовывался. Поэтому системе выгодно, чтобы как можно больше людей были обывателями – так легче всех нагнуть.

Так вот системе «деньги-защита» выгодно иметь понятия о различии различи средств, направленных на защиту того, что она защищает, от нападения, чтобы никто не мог воспользоваться для нападения обманом и недопониманием. А системе нападенег как раз такого различия предусматривать не выгодно, потому, что чем больше людей пребывает в недопонимании, тем больше удастся низвести до обывателей. Поэтому «просто деньги, обычные деньги, а какие ещё должны быть?»

часть 3 допишу позже...