Мы, кажется, лоханулись с общественным договором

Народ сперва променял свободу на колбасу, потом — на величие. А в итоге оказался ни с чем.

Дмитрий Губин. Блогер, журналист, теле- и радиоведущий, писатель

Применение отравляющего вещества в Солсбери давно превратилось в российскую внутриполитическую проблему. А точнее — в ее индикатор.

Меня сильно удивляло, как много неглупых и даже образованных россиян взахлеб и с порога отвергало любые свидетельства об участии условных сотрудников ГРУ «Петрова» и «Боширова» в этой, безусловно, позорной истории с отравлением в Солсбери.

«А-а-а! Фотоснимки из аэропорта поддельные!» И вот вопль до небес, пока все-таки не выясняется, что не поддельные, что в Гатвике от паспортного контроля ведут целых 8 одинаковых коридоров. Но дело даже не в этом, а в том, что доказанными фактами являются и прилет, и ночлег в отеле в Лондоне, и две поездки в Солсбери, и то, что за трое суток в британской столице «Петров» и «Боширов» ничем не занимались, никуда не наведывались, кроме как к дому Скрипалей.

«А-а-а! Не могли они, как лохи, везти боевое вещество в дамском флаконе для духов!» Но, возможно, флакон им передали уже в Лондоне. Возможно вообще много чего. А факт в том, что флакончик с «Новичком» был, и следы «Новичка» обнаружены в номере П. и Б.

«А-а-а! Это английская пресса пытается поднять рейтинг Терезы Мэй!.. Это все шоу!»

Господи, ну как я от таких глупостей устал! Сначала думал, что вопят те, кто не знает английского. Кто не в курсе, что никакой единой «английской прессы» не существует — есть The Sun c девушками в бикини, а есть The Times. И что, в любом случае, ни для одной из английских газет Россия — вообще не тема. Россия — на краю мировой ойкумены, про нее, если бы не Солсбери, вообще бы не писали. Про что писать-то? Про запреты митингов и аресты оппозиционеров? Ну так в Турции и Венесуэле все ровно то же самое…

Но нет, начисто, с порога доказательства отвергают и те, кто английский знает и даже на Западе жил. Точно так же Мария Захарова, соловей российского МИДа, однажды меня на голубом стальном глазу уверяла, что никакой Луговой никакого Литвиненко в Лондоне не отравлял, что это все подстава. И только когда я спросил, читала ли она официальный доклад комиссии Роберта Оуэна (Report into the death of Alexander Litvinenko), Захарова глаза отвела…

А потом я обратил внимание вот на что. Все те, кто с хрипом, с пеной у рта отвергают английские данные, на самом деле отвергают не то, что ФСБ или ГРУ послало за границу убийц, а то, что ГРУ или ФСБ могли так сильно засветиться. Наследить, попасться, оказаться вычисленными.

То есть убить граждан чужой страны в ходе спецоперации наши силовики могли, против этого возражений как-то не слышно, но вот быть схваченными за руку — нет. А раз англичане говорят, что схватили, значит англичане все придумали, чтобы… чтобы… ну, чтобы поглумиться над Россией.

Априорное неприятие провала «своих» спецслужб — очень важная вещь.

И оно, скорее всего, говорит вот о чем: в России стал потихоньку трещать негласный договор, регулирующий отношения общества и власти.

Это уже второй договор времен Путина. Первый — докрымский — состоял в отказе от свобод в обмен на достаток. Так сказать, свобода в обмен на колбасу.

После Крыма, санкций, двукратного падения рубля, запрета на импорт и прочего этот договор утратил силу просто потому, что власть обеспечивать достаток больше не может.

И тогда появилось другое: общество отказывается от свобод и благополучия в обмен на национальное величие. Причем величие при отсутствии успехов в экономике воспринимается как силовое, военное. «Можем повторить!», «Можем превратить в радиоактивный пепел!». Сюда же — «Можем отравить!»

Вот почему провал любой спецоперации воспринимается с тревогой, с ужасом — и отторгается: а что, если все наше величие — фальшивое? И что, если никаких всесильных, великих спецслужб нет — есть довольно топорно работающие ребята (как и все, кто обслуживает государство), которых англичане вытащили на свет, как грязные трусы из чемодана?!

Если так, то получается, наш договор — обман. Мы отдали свободу, а затем и достаток, в обмен не на величие, а на пустышку. Эта мысль пока еще отгоняется — так больной вначале отказывается верить в смертельный диагноз.

Но, боюсь, поверить придется. В нашем общественном договоре нет слов «make Russia great again». Там мелким шрифтом — «make Russia grey again».

Но величие (great) от серости (grey) отличаются сильно, хотя пишутся и звучат довольно похоже.

Как, впрочем, «обмен» и «обман».

Источник