«Дайте автомат»

Вот так потихонечку, незаметными шажками, мы подошли туда, где, кажется, готовы убивать. Дайте нам только автомат и назначьте злодеев. Только уберите, пожалуйста, эту картинку вокруг нас: нет на неё сил. Дайте! Кто там виноват? Без кого тут станет лучше? 

Нет, мы ещё не открыли глаза, ещё не видим, что убиваем на каждом шагу. Это всё ещё из области фантастики. Или — спокойнее — шизофрении. Мы убиваем детей, но выработали мощный иммунитет перед совестью. Не говорю даже об абортах: это было бы признанием детского геноцида. Это слишком возмутительно для охлаждённой психики. Но вот хотя бы воспитывая в духе потакания нормам — разве не убиваем мы их? Встраивая в низкопробный социум на принципах подчинения, обрезая секатором обиженной памяти их «неформатные» сердечки — не убиваем? Уча, что хорошо намасленная маска стоит больше, чем кровь и огонь под ней — стучащая, болящая и не находящая выхода кровь — разве оставляем мы им пространство для жизни?..

Но нет, это для нас ещё дико. К врагу в себе не готовы. Нам пока дайте врагов попонятнее, врагов отчуждённых и виноватых. И да, чтобы им в глаза смотреть не пришлось! Не усложняйте там.

Война понятна. Слишком, наверное, понятна. Кто помнит, когда на земле был последний день без войны? Война — пожалуй, естественная активность расчленённого человечества; единственное, что придаёт хоть какой-то смысл расчленённости. Экономика тоже. Но экономика страшнее войны. То же истребление, но размазанное во времени, намасленное успехом и обещанием счастья. В экономику легко поверить — пока не видишь, что всякая гордиева экономика разрубается войной. Иначе она неэффективна.

Дайте автомат. Мы уже накопили ненависть, надо стравить. Да, мы умеем признавать, что вся наша ненависть — суть ненависть к себе, к миру и к нашей принципиальной несовместимости. Мы знаем, что ненавидим лишь то, что откопали в себе. Знаем. Да что с того? Копить её дальше — так это «вяжите поскорей мне руки, санитары» — и: «дайте мне стрихнину, доктора». Надо стравить, чтоб и дальше смотреть из воды сквозь масляную плёнку. Не то другие стравят.

Иногда... всё чаще: ну её нафиг! Ныряешь! Питаешь душу изнутри, наполняешь светом... Тогда спокойно и хорошо, тогда обнимешь любимых: смеёшься, слёзы текут, счастье. Сердечки родные стучат, огонёк играет, кровь носится — будто во всех вас вместе. Благодать. Выныривать — точно не хочется.

А выныриваешь. Приучен. Привычен и социален. Подставишь тогда затравленный ум, его вялые, измождённые, бесчувственные ложесна — змееголовому фаллосу мира... И впитываешь, впитываешь, впитываешь грязь. Наполняешься ненавистью. Обременяешься смертью, смертью, смертью. Готов к войне. Дайте автомат, назначьте злодеев.

И ждёшь, ждёшь, ждёшь, когда проснёшься. Когда отсечёшь серпом змею и припадёшь к живому. Когда огонь непалящий вспыхнет. Когда сердечки застучат