Про собаку

Есть достаточное количество людей, которые боятся оказаться запертыми, в лифте или погребе, в подвале или комнате, не важно. Главное, без возможности выйти самостоятельно.

У этого страха есть научное название – клаустрофобия. Но нет понятного ненаучного объяснения.

Иногда этот страх принимает странные формы, но если Вас это очень беспокоит, то лучше к доктору или к психологу.

Ну, как-то так.

Если беспокоит не очень, то можно просто приспособиться. Не заходить в лифт, в маленькие подвальные помещения, не впихиваться в переполненный автобус.

По возможности.

А у моей мамы была собака.

Большая, красивая, умная. Это был щенок от нашей Московской сторожевой и клубного кобеля Кавказской овчарки. Крупный.

Жили они втроем в однокомнатной квартире, мама, пес и парализованный навечно папа.

Мама вскормила пёсика очень правильно, вырос он на зависть многим, крупным, молчаливым и ласковым. Когда ему становилось тесно в маленькой квартире, он брал поводок, забирал с собой хозяйку и водил ее по дворам. Ошейник носил исключительно строгий, намордником пользовался, но люди все равно отходили подальше.

Двор был старый, постепенно соседи к нему привыкли, шарахаться перестали, и даже, если он хамским образом бросал маму посреди дворов одну, никто не ворчал, не шумел. Побегает и вернется к подъезду.

Часто он уходил с первой утренней прогулки, в пять утра. Выведет маму гулять, потом взглянет на нее с сочувствием, дернет поводок и сбежит. Тушка такая, что удержать нереально.

Что бы было понятно, головушку свою, на газовую плиту стандартной высоты он складывал, не вытягивая шеи.

Куда он бегал в пять утра? Да когда как.

Иногда ложился на центральной улице города, на разделительной полосе, мимо с двух сторон ехали машины, а он лежал в царственной позе, будто лев.

Иногда просто ходил по дворам, преследуя запах той «единственной», которой готов был отдать всего себя.

Иногда, зимой, катался с ледяной горки, сидя…

Город северный, дома на сваях, под домами тоже любил гулять. Запахи там другие, острые…

Вот как-то утром, собираюсь на работу, звонок в дверь.

Водитель мамин, Андрей, и рабочий с ее предприятия, Володя.

- Что случилось? – испугалась в первый момент, - С мамой что?

- Да нет, Александровна просила за тобой съездить, там собака у нее под домом.

- Под каким?- спрашиваю.

- Под училищем, на проспекте.

Как была нарядная, поехала. Ребята по дороге рассказывают, что этот кабан утром от нее сбежал, забежал за какой-то сучкой под это самое училище и не вылазит, наверное, поводком зацепился.

Приехали.

Мама хотела сама добраться до него, но сваи низко просели от времени, и высота меньше метра.

-Мне что-то плохо стало, - говорит. - Позвонила на работу, ребята приехали, до собаки добрались, но он их не подпускает, рычит и скалится, а поводок намотался на вмороженную доску, то есть жестко и намертво.

Я понимаю, что выхода другого нет.

Нарядная вся, стою такая, с укладкой стильной.

Пошла к маме, переоделась, во что нашли, сапоги ее старые обула, за голенище нож сунула, впору в боевике сниматься. Про монголов.

Поползла, в общем.

Сначала на полусогнутых, потом в три погибели, потом пришлось на четвереньки встать. Давит то, что надо мной. Ни много, ни мало, три этажа. Тихо продвигаюсь, а мама, - умница - кричит каждые полминуты

– «Ты как?».

-Нормально,- отвечаю, - ползу.

Добралась уже по-пластунски.

Увидел меня Осик, обрадовался, хвостом метет, повизгивает, дергается. Пыль столбом или облаком, не вижу ничегошеньки, кое-как добралась до поводка, перерезала, отстегнуть нереально, всё запутал. Пока выбраться пытался.

Почувствовал, что свободен, перепрыгнул через меня, рядом остановился. Отлил, потому что под себя ходить западло.

На мамин голос побежал. Через пару минут я выбралась. Дорога назад короче…

Грязная вся, как черт, но гордая, как чемпион Олимпийский.

Оскар лежит на тротуаре, лапы вытянул, я к нему подошла, снег в ладошки набрала, протягиваю. Слизал весь снег, лежа, не вставая, глаза на меня поднял – а из них слёзы.

Я не езжу в лифтах. От слова никогда. +