Сколько ног…

Мне было двадцать четыре, и я был начальником разведки 177 отряда специального назначения. Мой позывной был "107", если не было отдельной программы связи на данный конкретный бой. Его позывной был "108", он был начальником связи того же самого отряда. Я был лейтенантом и из меня перла экспрессия молодости. Он был капитаном и невообразимо старым человеком в моем тогдашнем понимании. Ему было без нескольких месяцев тридцать три… Но мы дружили… Впрочем, и до сих пор дружим, потому что оба выжили на той войне.

Разведгруппа первой роты попала на наше собственное минное поле. Прямо рядом с местом расположения нашего отряда. Группа должна была выйти через позиции боевого охранения мотострелкового полка, совместно с которым мы и жили. Полк еженощно донимала ракетная установка, которую он никак не мог поймать. Тогда мы ввязались в это дело. Не наша была обязанность ловить такую кочующую дрянь, но нам очень хотелось доказать "пехоте", что мы орлы, а они мокрые курицы. И разведгруппа вышла через позиции боевого охранения полка прямо через одно из минных полей, которые в бесчисленном количестве расставил вокруг себя этот пехотный полк.

Все было организованно как надо, но кто же мог подумать, что сапер полка, выделенный нам в качестве проводника, ошибется. Группа попала на мины и после первого же взрыва, боевое охранение открыло беспорядочный огонь. Пехотинцы нервничали по ночам, и открыли огонь, даже не смотря на то, что их трижды предупредили, что тут, у них под носом, будет выходить наша группа.

Я не слышал взрыва и вообще собирался ужинать, но я увидел, как небо на юге озарилось огнями, и его рассекли трассы очередей крупнокалиберных пулеметов. Я бросился на ЦБУ (центр боевого управления), чтобы в "мягкой форме" довести до сведения пехоты, что именно я думаю о них самих и их умственных способностях. Я думал, что огонь открыт случайно и по недоразумению. Но оказалось, что это не так, и пехота бьет на звук взрывов на собственном минном поле. Они подумали, что это пробирается к ним такая же разведгруппа, но только не наша, а противника.

"Одиннадцатый" – командир этой группы и сам был по образованию сапером. Он не подорвался при первом подрыве. Он остался лежать метрах в десяти сзади первого подорвавшегося солдата. Солдату оторвало обе ноги, но сознания он не потерял, и это было страшно. Парень дико кричал, и его можно было понять. Следующий за ним солдат, оставшийся невредимым не выдержал и пополз на помощь. Он знал, что этого делать нельзя, но пополз. И его тут же разорвало в клочья. Он наполз на нажимную мину грудью. Уж лучше бы он поднялся на ноги… Но он не сделал этого. "Одиннадцатый" должен был дождаться помощи, когда подойдут наши саперы и разминируют проход к раненым. На минном поле нельзя оказывать медицинской помощи. И раненого не спасешь и сам подорвешься…

Надо ждать… Это закон… Попробуйте выполнить его, когда рядом в десяти шагах кричит от боли человек… И истекает кровью, потому что помощь может придти только минут через тридцать-сорок… Попробуйте выполнить это правило… Я бы тоже не удержался, как и "одиннадцатый"…

Он полез за раненым. У него не было ничего для разминирования. У него даже элементарного "щупа" не было. И тогда он вытащил из автомата шомпол, и начал использовать его как щуп. Шомпол предназначен совсем для другого. Шомпол имеет тупой конец, которым трудно проткнуть спекшуюся от жары землю, чтобы нащупать мину, и приходится нажимать на него с силой, посекундно рискуя нажать на нажимной датчик. Шомпол короток, а потому, если тебе не повезет и ты, протыкая грунт, все-таки нажмешь на взрыватель, то мина взорвется на расстоянии 30 сантиметров от тебя.

"Одиннадцатый" прекрасно знал это, но пошел. Он не мог слышать эти крики и спокойно оставаться на месте. Он сделал ошибку, и я понимаю его, как себя… Попробуйте выдержать этот кошмар, и я не подам Вам руки при встрече. Хотя я тоже знаю это правило.

"Одиннадцатый" передвигался по минному полю на коленях. Длина его импровизированного "щупа" не позволяла ему сделать иначе. "Одиннадцатый" тыкал шомполом в землю у самых своих ног – у него не было другого выхода. Он прошел 8 метров из 10. Мина рванула у него прямо под коленом. Он пропустил ее и коленом нажал на нажимной датчик. Ему не повезло…

Я и "108" были там через двадцать пять минут. Мне было положено "разруливать" такие ситуации. "Сто восьмому" там нечего было делать, но "одиннадцатый" был нашим общим другом. Пехота не хотела нас пускать через позиции боевого охранения. Я приказал наводчику БТР развернуть ствол крупнокалиберного пулемета и "нежно" сказал какому-то пехотному майору: "Если ты прямо сейчас не отвяжешься, трусливая хрень, то я разнесу твой пост с тобой вместе, с твоими ублюдками, которых ты называешь солдатами, твоей мамой, твоей женой, твоими детьми, которых я никогда не видел, но поеду и пришибу, только потому, что от тебя, сволочь, нормального потомства не родится!" Нас пропустили…

Наверное, я очень нервничал. Наверное, я не совсем правильно пользовался радиостанцией, докладывая на ЦБУ комбату, что происходит на этом минном поле. Если я нажал тангенту на передачу, то никто другой в эфир выйти не может. Таковы особенности радиостанции Р-123.

Наверное, я очень нервничал. Наверное, я не совсем правильно пользовался радиостанцией, докладывая на ЦБУ комбату, что происходит на этом минном поле. Если я нажал тангенту на передачу, то никто другой в эфир выйти не может. Таковы особенности радиостанции Р-123. Когда я, наконец, заткнулся на секунду и отпустил тангенту, я вдруг услышал голос "108-го": – 107-й, "одиннадцатый" у тебя? – Да, – раздраженно ответил я. – А сколько у него ног? – вежливо и спокойно спросила у меня радиостанция. – Половина одной, – изумленно ответил я, не понимая, к чему такой вопрос в этой обстановке. – Да, понимаешь, тут нога до колена лежит передо мной. А я не знаю чья. Обута в белый кроссовок. Кажется, "одиннадцатый" вчера новые кроссовки покупал? – Да, хрен с ней, с этой ногой, – в запале ответил я. – Вот и я думаю, что хрен, – сказал "108", но кроссовок жалко…

Потом наутро, когда все закончилось, я спросил "108-го": – Ты чего, сбрендил? Чего-то мне ночью про какой-то кроссовок втирал… С ума сошел что ли? – Почему с ума сошел, – ответил начальник связи. – Надо же было хоть как-то тебя заткнуть! А то ты в своем запале вообще никому не давал в эфир выйти…

"Одиннадцатому" нужны новые протезы. Ходить на том, что может предоставить ему наша промышленность, он просто не может. Он пользуется немецкими или итальянскими. Мы решили этот вопрос, и завтра утром он приезжает из Гродно, где и живет с тех пор, за новыми протезами фирмы "Отто Бок", имеющей представительство в Москве. Все схвачено и проплачено. Я вчера был в этой фирме, кое-что уже получил для "одиннадцатого", а что-то мы еще дополучим завтра, когда я встречу его на вокзале и отвезу в эту фирму… И я обязательно заготовлю для него новые кроссовки. Это уже стало традицией, которой уже двадцать лет. Он подорвался в ночь на 9 мая 1985 года. С тех пор я каждый раз покупаю ему в подарок кроссовки, и мы оба смеемся над этой нашей маленькой "тайной"…

Как же молоды мы были когда-то!…

Карен Микаэлович Таривердиев, майор ГРУ, орденоносец, сборник рассказов «ВЕЗУЧИЙ»