В борьбе с Россией за базы в Сирии проиграет Европа

Дмитрий Бавырин

"Мы хотим, чтобы русские ушли". Так позицию Евросоюза по будущему Сирии выразил глава МИД Нидерландов Каспар Вельдкамп. Примерно то же самое заявила главный евродипломат Кая Каллас: европейцы готовы снять с Дамаска санкции и признать законной властью устанавливающийся там сейчас режим, если этот режим выгонит российских военных с баз в Тартусе и Хмеймиме.

Это не единственное условие Брюсселя, но, кажется, главное. Вот настолько они нас не любят, что терпеть не могут даже в Сирии. А потерпеть придется.

Борьба за наследство династии Асадов сейчас в самом разгаре, но Евросоюз вступил в эту борьбу со скромными возможностями и завышенными ожиданиями, а России угрожает по инерции (кроме того, Кая Каллас больше ничего не умеет делать).

Позиции самой России, напротив, выглядят лучше, чем обычно бывает в таких ситуациях. А ситуация такая, что к власти в Сирии пришли те же люди, против которых при президенте Башаре Асаде действовала наша армия.

Однако этот факт потерял значимость гораздо быстрее, чем в случае с Афганистаном, — буквально за дни. Между Москвой и Дамаском идут переговоры, и все, что об этих переговорах известно, говорит о том, что идут они успешно. Как выразились в англоязычном издании из ОАЭ National, в "позитивной атмосфере" и "на основании взаимных интересов".

Формулировку "взаимные интересы" использовал и президент России Владимир Путин. В ходе своей прямой линии он подтвердил, что Россия находится в контакте со всеми влиятельными силами в Сирии, и привел пример такого взаимного интереса: использование авиабазы в Хмеймиме для доставки гуманитарных грузов.

В общем, прежний характер наших отношений с сирийцами не помеха для новых. В Дамаске тоже так считают.

В политике одно и то же событие зачастую трактуют диаметрально противоположным образом — в зависимости от того, как выгоднее. Пример: российская авиация вывезла Асада из Сирии. Можно было бы заявить, что тем самым "диктатора спасли от заслуженного возмездия". А можно порадоваться тому, что бывшего президента вывели из игры (так проблем меньше), а заодно отметить про себя, что Россия исполняет обязательства перед союзниками (что в ближневосточной культуре остро ценят).

Новая власть выбрала второй путь. На основании, как было сказано, взаимных интересов.

Интерес России понятен: сохранить базы для ВМФ в Тартусе и для ВКС в Хмеймиме, поскольку на них логистически завязаны операции в Африке, включая и ту ее часть, откуда в последние годы с позором изгоняли французов.

То есть Евросоюз четко прицелился в главный интерес России, но было бы странно, если б он даже в этом ошибся, ведь этот интерес очевиден для всех. Менее очевидно, почему Россия в Сирии может рассчитывать на успех своего предприятия, а Евросоюз не может и обречен биться в стенку лбом Каи Каллас (у прибалтийских геополитиков лбы особенно твердые).

Люди, получившие контроль над большей частью Сирии, оказались людьми прагматичными. Несмотря на военно-революционный характер захвата власти, они не стали объявлять о создании нового государства, как большевики, а обозначили правопреемственность от старого. Так они могут претендовать на всю территорию страны, на ее зарубежное имущество и на место в ООН.

Это также означает, что новые власти признают прежние межгосударственные договоры — и договор с Россией в том числе.

Война в Сирии вроде бы не тот случай, когда все решает буква закона или международных соглашений, но на них ссылаются сами сирийские власти — им так выгоднее. Из тех же прагматичных соображений им лучше сохранить за Россией базы, чем портить с ней отношения, получившие ныне "второй шанс" (по формулировке "человека номер один" в нынешнем Дамаске Абу Мухаммада аль-Джулани).

То, что с новой властью быстро установили и наладили контакт, — тоже показатель возможностей Москвы. В данном случае речь о "мягкой силе" — опыте, знании особенностей региона, сети контактов в разбросе от шейхов и эмиров до местных нефтяных олигархов. С Ближним Востоком работаем давно, поэтому инструменты и специалисты для работы имеются.

И главное, нашим специалистам есть что предложить: российская авиация способна пригодиться новым властям так же, как пригодилась Асаду. О гуманитарном сотрудничестве Владимир Путин уже упомянул, но потенциально есть и другое — военное. Сирия — это тот случай, когда всегда нужно готовиться к войне.

В числе по-прежнему действующих врагов аль-Джулани террористические организации со всемирно известными брендами. Он взял над ними верх в ходе конкурентной борьбы в Идлибе, но они по-прежнему контролируют значительные территории страны и просто так не сдадутся, поскольку руководствуются в своих действиях не прагматизмом, а радикальной идеологией.

У России на случай обострения террористической проблемы есть продвинутая боевая авиация (собственно, для решения такой проблемы она в Сирии в 2015 году и появилась). А у Дамаска больше никакой авиации нет: военные базы, оставшиеся после Асада, были уничтожены Израилем вместе со всем содержимым, кораблями и самолетами. Тем самым еврейское государство паче чаянья добавило ценности российским возможностям.

По классическим правилам ведущейся сейчас игры должны возникнуть и конкурирующие предложения, а впереди толпы конкурентов будет бежать президент Франции Эммануэль Макрон. Он везде пытается пролезть первым, считая, что его держава предоставляет ему такую возможность, кроме того, мечтает поквитаться с Россией за изгнание из Африки. Но на сей раз Макрон, возможно, даже пытаться не будет, поскольку ему-то в первую голову ничего не светит.

Во-первых, французы для сирийцев — колонизаторы и оккупанты. Во-вторых, у Макрона по-настоящему отвратительные отношения с президентом Турции Реджепом Тайипом Эрдоганом, а "золотая акция" в сирийских делах принадлежит именно Эрдогану — попечителю (а то и вдохновителю) новой власти.

Если от кого-то и исходит реальная опасность для российских баз, то от Турции, а не от Евросоюза. Но если все-таки от Евросоюза, то через Турцию, которая может предложить сирийской власти услуги собственных вооруженных сил. Однако и эта угроза не выглядит непреодолимой. Дело даже не том, что с Эрдоганом можно договориться (можно, но только на время), а в том, что аль-Джулани во главе Сирии вряд ли горит желанием попасть в безальтернативную зависимость от Анкары, тем более что в таком случае о заявленной цели на восстановление территориального единства придется забыть: турки — первые в очереди на раздел САР, просто так сложилось, что сейчас вперед них без спроса забежал Израиль.

В любом случае пока власти Турции не угрожают главному интересу России в Сирии открыто. Это делает Евросоюз, хотя сам по себе Евросоюз на сирийском поле давно не игрок (ему играть нечем), а посыл об отмене санкций — не слишком-то жирная наживка.

Возможно, Брюссель пребывает в уверенности, что Сирия ждет не дождется именно европейских инвестиций, а не китайских, арабских или турецких. Однако деньги Глобального Юга отличаются от западных тем, что их носители не выставляют дополнительных условий из области идеологии или политических капризов. Требование изгнать из Тартуса базу, которая там находится долее полувека (с 1970-х), и самой Сирии пригодиться может — пример такого идеологически мотивированного каприза.

Может, аль-Джулани и другие тузы новой Сирии не настолько прагматики и деловые люди, какими хотят казаться. Но они хотя бы пытаются ими казаться, тогда как европейская дипломатия свелась к радикальным, но необоснованным и идеологически мотивированным требованиям, то есть к тому, чего стоило бы ждать не от почтенного контингента, а от исламистов-радикалов на "шахид-мобилях".

Поэтому они проиграют. Благодаря талантам Урсулы фон дер Ляйен, Каи Каллас, Каспара Вельдкампа и прочих Европа уже сейчас проигрывает операторам "шахид-мобилей" даже в прагматизме и здравомыслии.

======================