Гражданская война в Советской России глазами американца

Глава из книги Д.Литтлпейджа "В поисках золота"

Коммунистическая гражданская война

За последний год в России я бывал в Москве два или три раза краткими наездами. Нас приглашали на различные приемы в американском сообществе, и я обнаружил, что московские американцы без конца обсуждали русские процессы заговорщиков, начавшиеся в августе 1936 года и повлекшие за собой сотни тысяч арестов во всех частях России.

Обсуждения очень занимали меня, когда я возвращался из азиатской России, где общался исключительно с советскими гражданами по целым неделям и месяцам. Американцы, и дипломаты, и газетчики, питали самые разнообразные мнения. Они яростно спорили, горячились и пытались друг друга перекричать. Настоящее развлечение.

Контраст между группами американцев и русских в то время был ужасный. Охота на заговорщиков в национальном масштабе, естественно, куда больше непосредственно касалась русских, чем американцев, но русские ничего не обсуждали. И в домашней обстановке, и на публике они все повторяли официальные объяснения, опубликованные в советских газетах, и расхождения во взглядах не было никакого. Русские никогда не знают, вдруг кто-то из знакомых окажется полицейским агентом, так что они больше не обсуждают ничего такого, если присутствует другой советский гражданин. Иногда они позволяют себе высказать свое мнение в беседе с иностранцами.

Московские американцы разделились примерно поровну, пытаясь понять, были процессы о заговоре сфальсифицированы или нет. Я слушал их дебаты по этому поводу. Некоторые доказывали, что никакого заговора не было, что обвиняемые на этих процессах ни в чем не провинились, только критиковали Сталина и его действия, и что их подвергли пыткам, чтобы получить признания в преступлениях, которые они не совершали.

Но большинство американцев, посещавших процессы, не были так уверены, что свидетельства целиком ложные. Особенно после второго процесса, в январе 1937 года, некоторые из говоривших о подтасовке фактов перешли на другую сторону и решили, будто действительно был крупный заговор, хотя придерживались мнения, что не все свидетельства на суде были искренни.

Некоторые из американцев были хорошие полемисты. За последние два-три года шпиономания в России изолировала иностранных дипломатов и корреспондентов от советского общества, так что им мало что оставалось делать в свободное время, только сидеть и говорить. Атмосфера в Москве, казалось, стимулировала горячие споры, так что американцы, живущие здесь долгое время, много практиковались.

Соответственно, доводы излагались обеими сторонами очень убедительно. Если бы я не придерживался собственных идей, я бы затруднялся, на чью сторону склониться. Вот группа американцев, живущих непосредственно в российской столице; большинство — не один год. Все они честные люди, совершенно свободно говорящие правду, как они ее понимают. Многие из них лично знали обвиняемых на этих процессах, большинство посещало судебные заседания. Конечно, у них должна быть полная информация.

Но их мнения разделились, как я уже сказал. И они очень решительно отстаивали мнения, которых придерживались. Те, кто называл все дело фальсификацией, были не менее искренни и эмоциональны, чем те, кто верил в существование заговора. Я сказал себе: «Если здешняя группа не может прийти к согласию, что происходит, — как могут посторонние люди, никогда не бывавшие в России, надеяться докопаться до правды?»

Мои собственные взгляды основывались главным образом на личном опыте. Я рассказывал, как столкнулся с крупномасштабным саботажем на медно-свинцовых рудниках и плавильных заводах на Урале и в Казахстане, и как атмосфера в медно-свинцовом тресте с самого начала работы там, в 1931 году, показалась мне тревожной и подозрительной. Я был настолько недоволен, когда работал на этот трест, что хотел уволиться и уехать из России в 1932 году, и согласился остаться только после обещания Серебровского не отправлять меня больше туда, на Урал.

Уже после моего отъезда из России, в марте 1938 года, состоялся третий процесс заговорщиков. Свидетельства на нем во многом подтвердили мои предыдущие впечатления, что в России в 1931 году или раньше был составлен крупнейший анти-сталинский заговор, охватывающий некоторых много значащих в стране мужчин и женщин — управляющих-коммунистов, находящихся на наиболее ответственных постах в промышленности и политике, которые при желании легко могли нанести катастрофический вред любой отрасли промышленности.

До сих пор ничего подобного российской политической системе не существовало. Политики-коммунисты получили контроль надо всем в этой обширной стране, как никакая другая группа политиков никогда раньше. Их правительство либо прямо владеет, либо жестко контролирует любое предприятие какого бы то ни было типа в России — землю, сооружения, фермы, фабрики, магазины, рудники, леса, пароходы, банки, железные дороги, телефон и телеграф, радиостанции, газеты, издательства — все. Ничто не остается независимым от правительства.

Чтобы держать все в своих руках, коммунистический главный штаб назначает членов собственной партии на ключевые посты. Технические эксперты всегда должны были подчиняться приказам коммунистов. Добившись железного захвата всего и вся в стране, коммунисты приняли меры, чтобы удержать его навсегда, запретив организацию других политических партий и даже выражение любых других политических взглядов. Были созданы крупные полицейские силы, чтобы подавлять фактических или потенциальных политических оппонентов.

Это самый ловкий прием, какой можно придумать, чтобы одна группа постоянно удерживалась у власти. Однако обнаружилась загвоздка: коммунистические лидеры не могли договориться между собой. Эти суровые революционеры много раз рисковали своей жизнью в дореволюционной России ради своих идей. Они же теперь находились на ключевых постах в коммунистическом правительстве. Но невозможно для всех думать совершенно одинаково, и когда бывали разногласия, волевые люди не могли отказаться от своих идей просто оттого, что против них проголосовало большинство партии.

Споры внутри партии стали настолько серьезными, что угрожали разрушить всю систему. Если не модифицировать систему, что-то надо было делать, чтобы восстановить дисциплину внутри Коммунистической партии. Так что Иосиф Сталин, азиат с азиатскими представлениями о поддержании дисциплины, и в то же время один из хитрейших политических манипуляторов, захватил партийный аппарат и начал внедрять дисциплину путем подавления, ссылок и заключения в тюрьму лидеров оппозиционных коммунистических группировок.

Начиная с 1927 года, или около того, была установлена новая политика. Ранее политическая оппозиция была запрещена вне Коммунистической партии. С этого времени политическая оппозиция была запрещена также и внутри партии. Партия голосовала по всем спорным вопросам, и если 51 процент членов голосовал за какое-то решение, другие 49 процентов не могли больше выдвигать свои мнения или выражать критические взгляды.

Некоторые решительные революционеры внутри партии не смогли приспособиться к такой системе. Их особенно раздражало, что Сталин оказался куда более умелым политическим манипулятором, чем они сами, и всегда мог получить большинство в партии по любому проекту, который поддерживал.

Начиная с 1929 года, Сталин стал вводить целый комплекс новых мер и проектов. Это был период пятилеток, второй коммунистической революции, различных изменений и подвижек в советской системе и коммунистической теории и практике. Используя разработанную и созданную им политическую машину, Сталин направлял все изменения так, что они целиком и полностью соответствовали его собственным идеям, а другие старые революционеры, если не соглашались со Сталиным, оставались на обочине.

Человеческая природа везде одинакова, и такое положение, естественно, создало много влиятельных врагов Сталину, особенно среди ветеранов-революционеров, которые были готовы умереть за свои идеи в прошлом, готовы и сейчас. Они пытались развернуть подпольную политическую агитацию, как делали при царе. Но политическая система, созданная с их помощью, оказалась куда более мощной и утонченной, чем свергнутая с их помощью. Сталин и руководители его политической полиции знали все приемы подпольной агитации.

Если я правильно понимаю, большой заговор, который чуть не обрушил советскую систему за последние годы, и еще не раскрыт полностью, стал естественным следствием неестественного политического принципа, запрещающего волевым людям выражать свое мнение открыто и свободно. Такая система не может не порождать подпольных конспираторов.

Сталин и его единомышленники, очевидно, этого не предвидели. После поражения политических противников внутри Коммунистической партии в период 1927-30 годов, их сослали на несколько месяцев или лет, а затем вернули и предоставили им ответственные должности в политике и промышленности. Они, похоже, считали, что ветераны-революционеры теперь возьмутся за дело серьезно и будут преданно следовать курсом, проложенным для них Сталиным и его подпевалами, которых он поставил на высокие посты, поскольку те с ним всегда соглашались.

Мои собственные испытания в медно-свинцовом тресте показывают хороший пример того, как Сталин обращался с побежденными соперниками среди старых революционеров, с вытекающими отсюда последствиями. Когда я начал работать на трест в 1931 году, человек, отвечающий за его работу и другие, связанные с ним, промышленные предприятия, был Юрий Пятаков, ветеран-революционер, споривший со Сталиным о некоторых коммунистических проектах, который был сослан на время в ссылку, возвращен, публично извинился за прежние действия, был «прощен» и направлен на эту ответственную должность.

Во всей советской индустрии были десятки человек на ключевых постах, которые прошли через подобное. И все же считалось, будто они не затаят обиду, будут в дальнейшем во всем соглашаться со Сталиным и работать с энергией и энтузиазмом на увеличение его престижа внутри и вне страны. Среди их прочих обязанностей, как ожидалось, будет чуть ли не каждый день чтение речей, восхваляющих Сталина до небес.

Что ж, на мой взгляд, невероятно, как любой человек сталинского уровня мог подумать, что подобные подчиненные будут лояльно поддерживать его и его идеи, особенно зная по прошлому опыту, как упорно они придерживались собственных идей, и какие жертвы были готовы принести. Но эти прошлые враги, несомненно, получили большую ответственность, и могли нанести огромный вред советской промышленности при желании.

Свидетельства на процессе 1938 года во многом объяснили, почему Сталин был застигнут врасплох. Он во многом полагался, как должен был любой человек в его положении, на главу политической полиции. Этот человек, Ягода, пользовался благосклонностью Сталина, его боялись и ненавидели больше всех в стране. Он располагал властью арестовать и посадить в тюрьму любого советского гражданина на неопределенный срок без суда, или послать его в концентрационный лагерь или ссылку, даже не объявляя, что тот был арестован.

И все же после ареста в 1937 году он показал на процессе в 1938 году, что состоял в заговоре против Сталина в течение нескольких лет, что он и его сотрудники постепенно готовили государственный переворот, с целью заменить Сталина группой тех самых прежних соперников, кого Сталин вернул и назначил на ответственные посты, даже если у них осталось куда меньше престижа и власти, чем до расхождений со Сталиным.

Если его показания правдивы — а не вижу причин, почему нет — глава полицейских сил, то есть узлового инструмента власти для диктатора вроде Сталина, был на стороне сталинских врагов, и только поджидал удобного случая, чтобы захватить правительство. На той же стороне было так много влиятельных коммунистов, что легко было прикрыть промышленный саботаж и все что угодно.

Я никогда не следил за тонкостями политических идей и маневров в России, только если не мог этого избегнуть; но мне пришлось изучать, что происходило в советской промышленности, чтобы нормально выполнять собственную работу. И я полностью убежден, что Сталин и его единомышленники долгое время подбирались к открытию, что обиженные революционеры-коммунисты и есть самые злостные их враги. Конечно, не мое дело было предостерегать своих коммунистических нанимателей против их товарищей по партии, но несколько русских могут подтвердить, что я им сообщал о своих подозрениях еще в 1932 году, проработав несколько месяцев на уральских медных рудниках.

За последние два-три года советское правительство расстреляло больше народу за промышленный саботаж, чем когда-либо любое другое правительство, насколько мне удалось узнать. Значительная часть расстрелянных были коммунисты, ранее не соглашавшиеся со Сталиным и теперь возвращенные назад с предоставлением менее значительных, но ответственных должностей в индустрии. Некоторые американцы с трудом верят, что коммунисты могут пытаться наносить вред промышленности в стране, где у руля стоят другие коммунисты. Но любой, кто коммунистов знает, поймет, что они будут сражаться друг с другом еще яростнее, чем с так называемыми капиталистами, когда расходятся в каких-то своих казуистических идеях.

Саботаж — известное коммунистическое оружие в любой стране. Промышленный саботаж в Соединенных Штатах обычно удается проследить к коммунистам или людям, которые думают как они. Вряд ли стоит удивляться, что некоторые коммунисты прибегли к тому же оружию в России, стоило им решить, что существующий режим не соответствует их индивидуальным понятиям.

Вряд ли нужно изучать романы Достоевского или глубоко забираться в российскую историю, чтобы найти сложные объяснения, что же случилось в Советской России с 1936 года, как предпочитают люди с более изощренным умом, чем у меня. Мой опыт подтверждает официальное объяснение, которое, если его избавить от высокопарного и нелепого многословия, сводится к простому допущению, что «бывшие» среди коммунистов намеревались свергнуть «нынешних», для чего прибегли к подпольному заговору и промышленному саботажу, потому что советская система подавила все законные средства ведения политической борьбы.

Эта коммунистическая междоусобица развилась в такое крупное дело, что оказались втянутыми многие беспартийные, которым пришлось выбирать между сторонами. Те, кто мог избежать принятия решения, отошли в сторону; они не желали оказаться между двух огней, независимо от того, кто победит. Всякие недовольные мелкие сошки были готовы поддержать любое подпольное оппозиционное движение, просто потому, что существующее положение их не удовлетворяло. Я видел, что заговор сделал с некоторыми рудниками, и легко могу поверить, что он проявился так же разрушительно и в других отраслях советской промышленности, как писали газеты.

Ну, а теперь, когда заговор обнаружен, и тысячи участников или подозреваемых устранены, проявятся ли в ближайшем будущем значительные улучшения в советской промышленности? На этот вопрос я отвечу: улучшения, вероятнее всего, будут медленными. Яростная охота на заговорщиков продолжается уже с 1936 года, и подорвала моральное состояние во всех организациях, не только промышленных. Политическая полиция, забрасывая сети, захватила честных мужчин и женщин наряду с заговорщиками, и отбила охоту проявлять любую инициативу, по крайней мере, на ближайшее время.

Глядя на советскую индустриальную систему глазами инженера, как и всегда, я полагаю, что коммунисты втянули себя и русский народ в заколдованный круг. В их системе требуется, чтобы ключевые посты в промышленности занимали коммунисты-политики, которые могут принадлежать только к одной действующей политической партии.

Но коммунисты, поскольку оппозиция запрещена и внутри, и вне партии, стали просто подпевалами, соглашаясь со Сталиным и его помощниками во всем. Молодые члены партии видят, что происходит с несогласными, и подстраиваются соответствующим образом.

В современной индустрии требуется немало инициативы и оригинальности для нормального развития. Советская система, с безропотными политиками на ключевых постах и запуганными специалистами, подчиняющимися их приказам, не поощряет важнейшие требования для продвижения. Пока советская система остается в нынешнем состоянии, вероятно, будут вскрывать один заговор за другим и препятствовать инициативе и энтузиазму, столь необходимым для прогресса.

∑

Сталин разворачивается на восток

На обшивке рухнувшего 70 лет назад самолета нашли записки экипажа: «Сидим одни. Все на исходе. Духом никто не падает…»

При чем тут Сталин? Нужен хоть шаг наверх со дна!