Идея гарантийного срока для проданных товаров, идея рекламации (т.е. претензии, предъявляемой в связи с несоответствием поставляемого товара условиям договора) содержат в себе много рекламного, но сама их суть в эквивалентности обмена.
Продавец никуда не исчезает, и даже если он вас вначале обманул – есть возможность вернуться к сделке и расторгнуть её.
Эквивалентный обмен, основа здоровой экономики, это обмен меры на меру, который устраивает ОБЕ стороны.
Причём не субъективно, а именно объективно: допустим, сперва покупателю запудрили мозги, и субъективно он согласился с условиями сделки, но потом понял, в чём обманут, и возвращается к обменному акту, чтобы его пересмотреть.
Этим объективная эквивалентность в корне отличается от субъективного согласия (которое, при условии невменяемости, недееспособности одной из сторон может быть получено на что угодно).
При всех положительных сторонах ЭКВИВАЛЕНТНОГО ОБМЕНА у него есть одна, весьма ощутимая, отрицательная сторона: низкая прибыльность, малая выгодность.
Меняя труд на труд, приходится менять равные объёмы труда, то есть затрачивать ровно столько же труда, сколько и тот, кто предоставляет тебе продукт, услугу.
Допустим, ты не умеешь и не хочешь делать табуретки, а вот обувь умеешь и хочешь. Ты меняешь обувь на табуретки – но, при эквивалентном обмене, обувь, сделанная за день, может быть обменена только на такое количество табуреток, которое сделали за такой же день.
Такой подход исключает не только обнищание масс, но и обогащение ловкачей. Получается, чтобы получить табуретку, нужно отдать за неё равный с ней объём своего труда.
Поскольку свой труд ограничен количеством часов в сутках, бесконечное количество табуреток взять нельзя, да и воспринимаются они субъективно как «очень дорогие».
Они воспринимались бы «дешёвыми» только в том случае, если бы за час своего труда ты получал бы несколько дней (а то и лет) чужого, что, собственно, и определяет понятие «дешевизны» (дёшево то, что легко даётся).
+++
Абсолютная эквивалентность невозможна, да, видимо, и не нужна. Что же касается относительной, приблизительной эквивалентности, то её второе имя – житейский здравый смысл. Не нужно точной измерительной аппаратуру, чтобы с ходу, на глазок понять: вот это общество более справедливо, а это – менее…
«Великая тайна» западного общества, которое плавно переходит из привлекательного состояния в нынешнее «уе**ще» и обратно, на самом деле невелика.
По сути, в руках у правителей этого общества «свободных цен» рычаг, вроде того, каким орудует водитель трамвая. Поворачиваешь этот рычаг влево, повышая эквивалентность обменов, и благодаря этому плавно снижается жестокость общественного уклада: человек устроился на работу, и всё, что нужно для жизни, там получил.
Если же повернуть рычаг вправо, то так же плавно увеличивается, риска за риской, жестокость. Возникают зоны обделённости, зоны безнадёжности, в которых труд даёт только нищенское выживание, или даже его не даёт.
Сама по себе жестокость никому, кроме садистов, не нужна, а про садистов разговор особый.
Но и совершенно чуждый садизму человек понимает, что всякая сверхприбыль должна, по закону космического равновесия, компенсироваться сверхубылью в другом месте, и что не бывает богатства без сопровождающей его бедности.
Удалить бедных – означает, вместе с тем, и удалить богатых, причём не в каком-то грубом физическом смысле, а исключительно через платежи.
Нам не раз уже приходилось обращаться к примеру с кофе (которое в примере можно заменить любым другим благом). Рост уровня жизни у производителей кофе наращивает и издержки потребителей кофе, которое для них становится объективно дороже (то есть не так легко доступно, как раньше). А поскольку «лучше» и «хуже» - сравнительные понятия, то если одни живут не хуже других, то и эти другие – не лучше тех, первых.
Теоретически можно пойти путём равномерного роста физического потребления сразу у всех (это советский путь – сравнение среднего потребления в 30-х и 80-х годах ХХ века в нём кричаще-успешно), но на практике это упирается в парадокс: когда жизненный уровень даже и растёт, но равномерно у всех, то все им одинаково недовольны.
Потому что если у тебя не хуже, чем у всех, то и у всех не лучше, чем у тебя, это же простая арифметика!
Психологически «всем хорошо» считывается как «всем плохо»; чтобы стало хорошо по-настоящему, нужен «контрольный образец», позволяющий вывести в свою пользу сравнительный анализ.
Потому средневековые короли считаются завидно-богатыми, а советский инженер бедным, хотя у средневековых королей не было и половины тех, в техническом отношении удивительных и сказочных, благ, которыми обыденно пользовался советский инженер.
Если производитель обменного блага может позволить себе твою продукцию с той же лёгкостью, с какой и ты его – то вы живёте на одном уровне. И, скорее всего, у вас даже обстановка в доме, на даче, в гараже будет типовая, не во всём, но в основном. К этому ведёт оптимизация использования равных по величине расходных средств.
+++
Итак, снижая жестокость к «человеку вообще», человеку, как виду – мы вместе с тем снижаем и доходность (средства превосходства) у конкретных, персональных людей.
Правители Запада это сделали, когда было нужно, диктовалось советской угрозой, сознательно снизив прибыльность собственного доминирования.
Для повышения прибылей нужно увеличить и неэквивалентность обменов (в свою пользу), а то, что при этом растёт жестокость, гуманитарная катастрофа – побочный эффект механизма.
Рукоять управления движется вправо не потому, что кто-то хочет повысить уровень жестокости, а потому что кто-то хочет повысить персонализированные выгоды в обменном процессе.
В чём же плавность процесса, отсутствие в нём революционных (заметно-революционных) пиков?
В том, что неэквивалентность бывает очень и очень разной. Она бывает мягкой, в минимальной форме, и тогда она совсем незаметна в быту – потому что ведь абсолютная эквивалентность недостижима, вы же помните?
Следовательно, мягкая и малая неэквиалентность имеет место всегда. Другое дело, что где-то она образуется случайно, а где-то продукт целенаправленных усилий, но в мягкой форме всюду терпима.
Проблемы начинаются, когда неэквивалентность обмена, следуя за нуждами обогащения персоналий, начинает нарастать, пункт за пунктом, эволюционно, по принципу «аппетит приходит во время еды».
Ни воровство, ни грабёж, ни шантаж никогда бы не возникли вовсе, если бы не содержали в себе высшую, магическую формулу максимальной выгоды: «Нечто за Ничто».
Как ни удешевляй покупную вещь – она всегда будет дороже той, что даром досталась (то есть в обмен на неё ничего ценного не отдал).
+++
Рост неэквивалентность отношений, рождая феномен личного обогащения, повышает спрос как на всё более грубые формы насилия, так и на всё более патологические формы психической неадекватности обобранных («диктатура без слёз», по выражению О. Хаксли).
Я поставлял тонну чего-то, и получал за это миллион каких-нибудь тугриков. Теперь мне очень хочется два миллиона, и по-человечески меня легко понять: денег не бывает много, и они не бывают лишними!
Но для получения желанного результата мне нужно или две тонны поставлять вместо одной, или цену на тонну поднять в два раза. И так, чтобы без инфляции, потому что с инфляцией 1 млн старых тугриков = 2 млн новых, и я ничего не выигрываю.
Поставлять 2 тонны вместо одной, мне, прежде всего, не хочется – это в два раза больше хлопот и заморочек. Потом, может быть, на две тонны и покупателей нет! Может столько, в физическом смысле, и не нужно?! А может быть у меня нет технической или сырьевой базы, чтобы развернуть 1 тонну в 2.
Самый простой и самый выгодный путь – чтобы я давал меньше, а забирал там, где выдаю – больше.
Если у меня есть рычаги давления на тех, кто вынужден брать мою тонну всё дороже и дороже (относительно своего обменного фонда) – непременно встанет в вопрос: а зачем эта тонна вообще нужна? Она ж, получается, предлог! Главное то – рычаги давления, а не сами поставки!
Так и получается американский долларовый феномен, когда поставки фабрики мира сменяются данью, а фабрика мира за ненадобностью деиндустриализируется.
Пираты могли бы быть и торговцами, но они понимали, что просто отобрать у встречного купца товар выгоднее, чем обмениваться, торгуясь с ним, по доброй воле.
+++
Машина работает, и вырабатывает персональное богатство (долю конкретного человека в благах и возможностях планеты). Но в качестве выхлопа у этой машины – целый букет смешных и страшных кошмаров, которые буйной кипенью расцветают вокруг неё.
Тут вам и «трансгендерные избиратели», и украинские умалишёные, и миллионы наркоманов, и психопатически-дегенеративная масс-культура, и т.д., и т.п.
Рост неадекватности на искусственных стимулярорах имеет вполне понятных заказчиков: неадекватность нужна, чтобы снять здравый, трезвый расчёт между полученным и отданным у обобранной жертвы неэквивалентного обмена.
Например, украинские дегенераты – великолепные (для ФРС США) потребители… ничего. Они не только убивают, кого нужно хозяину, но и охотно самоуничтожаются, перед этим отписав дяде Сэму всё своё имущество, органы, жену в бордель, и детей – тоже на органы для «уважаемых господ» неславянского происхождения.
При этом они счастливы участвовать в такой «чудо-сделке», в которой бесплатный раб и самоубийца ещё и оплачивает орудие самоубийства.
Это пример крайней неэквивалентности обмена, в которой изъятие всех материальных ценностей идёт безвозмездно, и для пущих гарантий невозвращения обобранных – сопровождается их уничтожением.
При этом дегенерату недоступен даже самый простой и приблизительный расчёт: что он отдаёт, что получает взамен, для чего ему то, что он получает, и что стало с теми, кто раньше соглашался на такую сделку.
+++
Гриппом можно переболеть много раз, отсечение головы - одноразовая процедура. Чем жёстче становится в обмене неэквивалентность (нам – всё, тебе – ничего), тем менее совместима ситуация с жизнью, с продолжением истории и бытия.
Конвергированный с социализмом строй 70-х в США или Европе мог бы, пусть чихая и кашляя – тлеть столетиями, потому что в тех рамках, в которые были поставлены корпорации, он воспроизводил сам себя.
Но частный собственник открыл для себя одну важную истину: если денег может быть бесконечно много, то лет жизни – нет, даже при наилучшей медицине.
Хочешь успеть – успевай сейчас. Потом – суп с котом.
Способность конвергированного послевоенного соцкапа сохранять историю и цивилизацию оказалась невостребованной у смертных смертопоклонников.
А зачем нам замахиваться на многие века – если на наш век и так хватит? – подумали они, и перешли к ОДНОРАЗОВЫМ процедурам «экономического убийства» людей, стран и целых континентов, попутно и экосистемы планеты.
Как современная экономика базируется на невозобновляемых источниках топлива, так и западая экономика базируется на невозобновляемом социальном субстрате: он используется один раз (как Украина), после чего выбрасывается, загрязняя в роли токсичного отхода природные и антропогенные ландшафты.
Человек, у которого можно отнять всё, не предлагая взамен ничего – или очень запуганный человек, или совсем уж невменяемый.
Такими мы и видим людей планеты, оказавшихся под «железной пятой» американской масонерии: или очень запуганными, или совсем сумасшедшими.
Иногда и то, и другое, но чаще – психопатам страх неведом, равно как и собственные объективные интересы. Психопаты (что доказала Украина) – уже умом потусторонние, живут в придуманных мирах, где у них свои, придуманные, галлюциногенные страхи и выгоды, порождение психического расстройства, а не верифицированного расчёта.
+++
Сухой, объективный итог этой пляски смерти весьма прозаичен, и до обидного прост. Повсюду, на всей планете – богатые становятся богаче, а бедные – беднее. Повсюду исчезает «средний класс» - порождение конвергентного соцкапа 50-70-х годов ХХ века.
Причём это происходит параллельно, как внутри США, так и снаружи. Бедные нации, вроде африканских, обдираются всё больше и больше, впадают совсем в безысходную нищету, но и внутри метрополии идут сходные процессы в гетто.
Выжав рукоять на максимальную прибыль – глобалисты выжали её и на максимальную жестокость.
Чем дальше от эквивалентных обменов уходит человечество – тем глубже заходит оно в Зазеркалье психо-террористического ужаса, которое, судя по плодам его последних 20 лет – уже никак не совместимо с продолжением истории человечества и представляет более чем реальную угрозу для существования самого вида «человек разумный».
Подвергая этот вид как экономическому, так и (что ещё страшнее) психическому геноциду, производя невообразимых умственных и нравственных калек (вроде бандеровцев) в невообразимых количествах.
Если будущее оставить за США – то это, в лучшем случае, будущее руин и мутантов на руинах.
Причина же до обидного проста: чем больше краткосрочная, сиюминутная прибыль частных корпораций, тем непоправимее наносимый её выдёргиванием из общества ущерб.
Предел, за которым всякая коммерческая операция становится одноразовой, и уже не может быть повторена в циклическом режиме, не сможет во второй раз (не говоря уж о десятках циклов) воспроизвести саму себя – Западом уже пройден.
В.Л. Авагян
Оценили 10 человек
12 кармы