Немного о психологии – святоотеческой и современной

Сегодня очень часто в среде церковных людей случается наталкиваться на противопоставление практики современной психологии (пусть даже и христианской) опыту святых отцов древности. И, к сожалению, приходится констатировать: психология в этой битве на поле сердец человеческих нередко одерживает победу. Сразу скажу: против психологии я ничего не имею, всерьез интересуюсь ею, даже получил дополнительное психологическое образование. Но воспринимаю ее применительно к жизни христианской исключительно как подручное средство, как то, что при правильном подходе может принести существенную пользу, а при подходе неверном способно причинить серьезный вред.

Подход правильный, с моей точки зрения, заключается в том, чтобы с благодарностью пользоваться тем богатейшим материалом, который наработан психологами, вдумчиво анализировать механизмы и примеры помощи людям травмированным, зависимым и созависимым, наблюдать за тем, как меняется с течением времени человек, как влияют различные внешние факторы, отсутствовавшие в нашей жизни ранее, на психику, нервную систему и на то, что мы обычно называем внутренним устроением. И, разумеется, при этом мы смотрим на все предлагаемое нам психологией через призму христианства, принимая то, что служит главной нашей цели, и отвергая уводящее нас от этой цели.

Существует множество школ и направлений психологии, не говоря уже о том, что каждый практикующий специалист в придачу к этому является обладателем своего собственного жизненного и профессионального опыта, тех или иных нравственных и ценностных ориентиров, может быть как верующим человеком, так и откровенным безбожником. Психология ставит перед собой задачу помочь человеку – так, как понимает помощь опять же та или иная школа, тот или иной психолог. И в некоторых случаях задача эта решается средствами, никак не противоречащими Евангелию и, возможно, даже подготавливающими человека к принятию и пониманию сути заповедей Христовых; но в других противоречие бывает совершенно очевидным, так что по большому счету можно говорить о выборе: либо «такая» психология, либо христианство – совместить не удастся.

Есть замечательный пример у преподобного аввы Дорофея, иллюстрирующий эти самые несовместимые с христианством техники работы над собой.

Преподобный был человеком очень внимательным, вдумчивым, постоянно учащимся, старающимся извлекать духовную пользу из всего, с чем ему доводилось сталкиваться. Он, как бы мы сказали сейчас, был превосходным христианским психологом и исследователем душ человеческих, прежде всего – своей собственной души. И вот как-то раз он увидел одного брата, который постоянно подвергался оскорблениям и уничижениям со стороны прочих насельников обители, служил для них объектом насмешек и досаждений. И при этом всегда сохранял удивительное спокойствие, безмятежность.

Конечно, авва Дорофей заинтересовался этим и, как человек, стремящийся познавать духовную мудрость, спросил брата, какой помысел позволяет ему сохранять мир при таких непрестанных искушениях.

«Мне ли обращать внимание на их недостатки или принимать от них обиды как от людей? Это – лающие псы», – ответил тот.

«Услышав это, – говорит преподобный, – я преклонил голову и сказал себе: “Нашел путь брат сей”, – и, перекрестясь, удалился от него, моля Бога, чтобы Он покрыл меня и его».

Поэтому естественно, что для нас далеко не каждый психологический метод или прием может быть приемлемым – если, конечно, мы прежде всего считаем себя христианами, то есть учениками Христовыми, и со Христом желаем быть. Это кажется совершенно очевидным, но… Но, как я упомянул выше, в наши дни даже вполне, казалось бы, церковные люди нередко предпочитают психологию святоотеческой аскетике, и психоанализ с гештальт-терапией оказываются для них куда ближе, доступнее и понятнее, чем «Лествица» или «Невидимая брань».

Мне кажется, что основных причин тому как минимум две. Во-первых, происходит некое смешение целей и понятий. К чему мы стремимся на самом деле? К решению внутренних проблем, к налаживанию отношений дома и на работе, к успеху в карьере и «саморазвитии»? Или же мы ищем подлинной, настоящей жизни с Богом, той самой, которая есть Царствие Божие, открывающееся нам еще здесь, на земле? В первом случае психология точно может нам помочь, но вот во втором… К сожалению ли, к счастью ли, но ни Фрейд, ни Юнг, ни Адлер никого в Царствие Небесное привести не смогут: они не знали не только пути в него, но и в принципе мало что ведали о нем. А отцы… Отцы-подвижники сами прошли этим путем и могут вести по нему нас, если только мы готовы прислушиваться к ним и у них учиться.

Во-вторых, мне кажется, что большинство современных христиан святых отцов… боятся. Да, именно так, и с этим страхом я сталкиваюсь буквально день за днем. Страх рождается от ощущения, что вот прямо сейчас святые наставники требуют от нас не просто изменения в образе мышления и жизни, но и подвигов, превосходящих наши телесные и душевные силы. От ощущения, что мы находимся под их пристальным присмотром и они строго будут судить любую нашу немощь, любое отклонение от максимально строгой аскетической жизни. От ощущения, наконец, что, читая их советы и наставления, мы раз и навсегда лишаемся права на утешение, на сострадание, на какие бы то ни было личные планы или интересы. Чудно звучит? Но на самом деле очень часто дело обстоит именно так.

Мы боимся строгости святых отцов, между тем они пишут прежде всего о постепенности и посильности подвигов

Я полагаю, что объясняется такая трактовка святоотеческих творений достаточно просто: сегодня мало людей, которые умеют вдумчиво вчитываться в текст (не говорю уже – читать между строк), большинство обращает внимание исключительно на то, что выделяется особенно ярко, рельефно. А это, как правило, и есть повествования о сверхъестественных подвигах, о полной безжалостности к себе, о жизни беспримерно суровой, исполненной лишений и тяжких трудов. Но есть, без сомнения, то, что, возможно, не столь бросается в глаза, однако для нас в нашем наличном состоянии куда важнее: это, условно говоря, многообразные свидетельства о том, что лествица, возводящая к небесам, начинается здесь, на земле, и первая ступень ее находится вровень с этой самой землей, так что положить начало восхождению совсем не сложно – это еще даже не труд, а всего лишь решение.

Приведу лишь несколько примеров такого рода – на самом деле их не счесть.

Как святитель Феофан Затворник советовал определять количество поклонов для своего келейного правила? «Положи столько поклонов, сколько нужно, чтобы твое тело утомилось»… А потом… «Отними от него некоторое количество и из оставшегося сделай для себя правило». Это как раз о постепенности, о мере, о посильном подвиге.

Авва Исаак Сирин, строжайший подвижник, так формулирует принцип «посильного делания»:

«Если не безмолвствуешь сердцем, безмолвствуй по крайней мере языком. Если не можешь держать в порядке свои помыслы, то хотя чувства свои сделай благоустроенными. Если не один ты мыслию своею, то будь один хотя телом своим. Если не можешь потрудиться телом своим, поскорби хотя мысленно. Если не можешь бодрствовать стоя, то бодрствуй сидя или лежа на ложе твоем. Если не можешь поститься в продолжение двух дней, постись по крайней мере до вечера. А если не можешь и до вечера, то остерегайся пресыщения. Если не непорочен ты сердцем своим, то будь непорочен хотя телом. Если не плачешь в сердце своем, то по крайней мере облеки в плач лице свое. Если не можешь миловать, то говори, что ты грешен. Если ты не миротворец, то не будь хотя любителем мятежа.

«Если не можешь миловать, то говори, что ты грешен. Если ты не миротворец, то не будь хотя любителем мятежа»

Не можешь стать рачительным – по крайней мере в образе мыслей своих будь не как ленивый. Если ты не победитель, то не превозносись мыслию пред подчиненными. Если не в состоянии заградить уста осуждающему друга своего, то по крайней мере остерегись вступать с ним в общение».

То есть если не можешь делать великого, то начинай с малого, не пренебрегай тем, что для тебя возможно, это главное, это – фундамент, на котором все зиждется.

А вот изумительный совет преподобного Варсанофия Великого игумену обители авве Сериду, когда тот решил изменить устав общежития в сторону большей его строгости:

«Сын мой! И тебе говорю и брату Иоанну: прежде сего вам было уже писано о долготерпении, и теперь повторю: сбивай молоко, и будет масло; если же стиснешь руку на сосце, выйдет кровь (Притч. 30: 33). И еще святой апостол Павел говорит: бых Иудеем яко Иудей, да Иудеи приобрящу и проч. (1 Кор. 9: 20). А ниже он же говорит: всем бых вся, да всяко некия спасу (1 Кор. 9: 22). Если кто хочет согнуть дерево или виноградную лозу наподобие обруча, то сгибает постепенно, и они не переламываются; если же погнет вдруг и сильно, то (дерево) тотчас ломается. Разумей, что говорю».

Замечательно разрешает он и вопрос о том, как быть, когда человек настойчиво просит у тебя то, без чего ты не можешь обойтись, убеждая отшельника в том, что он смело может отвечать: просимого у него нет – ведь его и правда нет для того, чтобы отдать, есть – только для того, чтобы пользоваться самому.

И другое важнейшее наставление принадлежит ему же:

«Если видишь, что кто-то упал в яму и просит о помощи, не протягивай ему руку – протяни ему посох. Если он захочет выбраться, ты поможешь ему; если же он, наоборот, будет тащить тебя к себе, просто отпусти посох. А если ты подашь ему руку, он с легкостью стянет в яму и тебя».

Кто скажет, что эти советы неприменимы к нашей жизни, что они не исполнены снисхождения к немощи и несовершенству человеческому, что они не показывают глубочайшего знания… психологии?

Я уверен, что каждый, кто по-настоящему, не только теоретически, но и опытно познакомится с тем удивительным знанием человеческой души, которое мы находим у святых отцов, не заплутает и в дебрях многообразия психологии современной. И сможет найти в ней то, что, без сомнения, принесет ему пользу, послужит подспорьем в повседневной работе над собой. И точно так же сможет отсечь лишнее, с жизнью евангельской мало совместимое.

                                                                                 Игумен Нектарий (Морозов)