"С чеком в 212-й кабинет". Рассказ

Была поздняя весна. Шумная весёлая толпа разноцветной рекой текла по узким улочкам старого города, обтекая многочисленные клумбы, газоны и дорожные указатели, бурля новостями, шутками, смехом, радуясь яркому солнцу и безоблачному небу. Среди этого жизнерадостного потока незаметным серым пятнышком плыла и девятнадцатилетняя второкурсница художественного училища Надя. Всё происходящее вокруг, как и случившееся с ней, Надя воспринимала словно какой-то страшный сон.

– Залёт... Залёт... – стучало у неё в голове – Что же мне теперь делать?! Что же делать?..

Машинально дойдя до остановки, она села в трамвай.

– Если Дима узнает, он сразу же меня бросит... А мама?.. Что делать?..

Двери открылись, и Надя, выйдя на улицу, утопающую в свежей зелени, почувствовала на своём лице прохладный ветерок, принёсший откуда-то с огородов запах распустившихся яблонь.

– Мамин день рождения скоро... – словно откуда-то из другого мира пришла мысль. – Что же теперь будет? Как жить? Бедная мама... Как ей будет стыдно за меня!

Как в тумане, она поднялась на пятый этаж малосемейки и, отперев дверь, вошла в коридор маленькой однокомнатной квартиры, где она жила вместе с мамой, Зинаидой Владимировной – учительницей литературы в районной школе.

Раздевшись, Надя посмотрела в старое зеркало, висевшее на противоположной стене. На неё смотрела худенькая девушка с каштановыми волосами, подстриженными под каре, одетая в старую белую блузку и чёрные брюки-клёш.

– Дура! – крикнула она самой себе, опустилась на табуретку и заплакала. Со слезами как-то ушло состояние растерянности, и Надя, умыв лицо холодной водой, подумала, что всё не так уж плохо, и из любой ситуации можно найти выход. Пройдя в комнату, она по привычке подошла к столику и, чиркнув спичкой, зажгла маленькую лампадку возле иконы Николая-Чудотворца. В церковь ни она, ни мама не ходили, считая это занятие бесполезной тратой времени и уделом пожилых людей, которым нечего делать дома, а лампадку зажигали скорее по традиции, унаследованной от верующей бабушки. Тихонько потрещав маслом, лампадка загорелась жёлтым огоньком, осветившим лик святителя Николая. Почему-то Надя чувствовала себя неловко, смотря на него. Ей казалось, что старичок строгий и смотрит словно с укором, как будто зная обо всех её проступках. Отогнав детскую мысль, Надя села в бабушкино кресло.

– Если я рожу, – думала она, – мне придётся уйти из училища, попрощаться с карьерой, Димой, который меня бросит, и остаться на шее у мамы.

Надя почувствовала, что сейчас опять расплачется.

– Так, успокоилась! – приказала она себе – Что можно сделать?.. Аборт?

Подумав об этом, она поморщилась. Наде показалось, что от этого слова повеяло холодом. Какой-то скользкой серостью дотронулось оно до её сердца.

– Нет, нельзя же, – испуганно подумала она.

– Ну, тогда не о чем и думать, – тут же ответил внутренний голос, – рожай и живи иждивенцем, без образования и денег. Мама очень обрадуется, узнав о ребёнке. И Дима.

– Но это же убийство, – содрогнулась Надя.

– Постой, – возразила она себе, – везде говорят и пишут, что до рождения плод не является человеком. За аборт разве в тюрьму сажают? Так что если на государственном уровне аборт разрешается, то нечего слушать басни отставших от жизни неудачниц. Таких, как Катя, например.

– Да уж... – подумала Надя, вспомнив свою одноклассницу, которой из-за беременности пришлось уйти из 9 класса. Она не пошла на аборт, как её ни уговаривали врачи и директор, в результате осталась неучем с ребёнком на руках, обречённая на голодное существование. Впрочем, она никогда особым интеллектом не отличалась. Всегда была тихоней и держалась в стороне от компаний. Так что для всех так и осталось загадкой, кто был отцом ребёнка.

– Да уж... – поморщившись, повторила Надя. Аборт уже не казался ей таким уж мерзким делом. – Это просто плод. Зародыш, только и всего. Эмбрион. Там ещё не сформировалось ничего, какое же это убийство?

Подслушав разговор однокурсниц, она запомнила, что там делают всё быстро и не задавая лишних вопросов

От этих мыслей Надя повеселела и, подумав, что другого выхода всё равно нет, решила съездить к гинекологу в этот же день. Быстро зайдя на кухню и выпив стакан воды, она оделась и, выйдя из дома, направилась на окраину города, в отделение районной больницы. Как-то раз, ненароком подслушав разговор двух однокурсниц, она запомнила, что там делают всё быстро и не задавая лишних вопросов. Надя вспомнила, что тогда она подумала – как же это безнравственно, но сейчас... Сейчас дело касалось её самой.

Доехав на автобусе до нужной остановки, она прошла по старой липовой аллее к обшарпанному зданию больницы. Открыв скрипнувшую дверь, она вошла в пахнущий хлоркой и спиртом полумрак коридора.

– Где здесь гинеколог принимает? – спросила она у читавшей книгу женщины в приёмной.

– Вы записаны? – спросила та, не открываясь от чтения.

– Нет... Но мне срочно надо, – смущённо ответила Надя.

– Девочка, – женщина подняла недовольный взгляд, – здесь всем «срочно надо». Без записи – 50 рублей в кассу по коридору направо, потом с чеком в 212-й кабинет, – раздражённо сказала она и опять уткнулась в книгу.

Заплатив за приём, Надя поднялась на второй этаж и начала искать кабинет гинеколога. Около нужной двери в самом конце коридора она увидела небольшую очередь из бедно одетых женщин, преимущественно цыганской наружности. Рядом с некоторыми сидели такие же мужчины.

– Кто последний? – робко спросила Надя.

Вся очередь, как один, уставилась на неё. От этих холодных злобных взглядов Наде стало не по себе.

– Ты по запыси? – спросил её грозного вида цыган, поигрывая чётками.

– Нет, – надломанным от страха голосом ответила она.

– Сэди тогда, – усмехнулся цыган, показав обломки чёрных зубов.

Надя села на свободный стул и, взяв какую-то брошюру с соседнего столика, начала листать её, больше для того, чтобы не встретится глазами с кем-нибудь из очереди, чем для ознакомления с содержанием.

– Куда я попала... – подумала она.

– Да ты такая же, – кольнуло у неё в сердце, – пришла делать то же самое, что и остальные.

Ей вдруг стало мерзко от себя самой. До того мерзко, что на пару секунд появилось желание встать и уйти, не вспоминая об этом месте; но привыкшая всегда мыслить рационально Надя тут же подавила эту слабость, подумав о том, что у неё совсем другая ситуация, и она отличается от этого сброда тем, что делает это ради матери и будущего. Что она обязательно родит, но – когда будет возможность достойно содержать ребёнка, а не ютиться в однокомнатной квартире, считая деньги от зарплаты до зарплаты.

Через час, прочитав все 12 страниц брошюры, содержащей подробное описание разного рода контрацептивов, она, увидев, что из кабинета вышла последняя посетительница, тихо постучалась и открыла дверь.

– Здравствуйте – тихо поздоровалась Надя с врачом, стоявшим к ней спиной и вытиравшим руки. Врач обернулся. Это был мужчина лет сорока с короткой стрижкой и резкими чертами лица.

– Почему в верхней одежде? – спросил он – Вы что, не знаете, где находитесь?

– Простите, я не знала, где гардероб… – сжавшись от смущения, пролепетала Надя, быстро сняла пальто и, неловко скомкав его, положила на кушетку.

Тем временем врач сел за стол и, начав что-то заносить в дело предыдущего пациента, спросил:

– На что жалуетесь?

Не ожидавшая такого вопроса девушка начала судорожно соображать, как правильно выразиться.

– Вы что, первый раз у гинеколога? – почти закричал врач, посмотрев на неё так, что ей захотелось провалиться сквозь землю. Сердце закололо от страха и жалости к самой себе.

– У меня беременность, – всхлипнула Надя. – Незапланированная.

– Раздевайтесь, – раздражённо буркнул он, щёлкнул ручкой и отложил свои записи.

***

– Ранняя стадия, – сказал врач, вытирая руки полотенцем. – Всё должно пройти быстро и без осложнений, аборт займёт 10–15 минут. Можно делать хоть завтра. Стоит 3 тысячи рублей в кассу или 2 – лично мне. Я начинаю приём в 8 утра, но вас могу принять в 7. Ну, так как? Договорились?

– Хорошо. – Надя приободрилась от ставшего дружелюбным тона доктора.

– Тогда завтра в 7 утра. С собой принесите смену нижнего белья, полотенце и деньги.

Надя вышла из больницы в прекрасном настроении и решила прогуляться по парку, прилегающему к гинекологическому корпусу.

Погода была прекрасная, и поэтому в парке было довольно людно. Мимо неё то и дело проходили беременные женщины.

– Какие счастливые у них лица... – про себя заметила Надя. Настроение у неё постепенно портилось, и чувство какой-то странной ноющей тоски начало, словно тисками, всё сильней и сильней сжимать её душу.

– Что же мне делать?.. – в очередной раз подумала она и, сев на скамейку, закрыла лицо руками.

– Мишенька, – раздался голос справа, – родной, не убегай далеко.

Подняв голову, Надя посмотрела в сторону соседней скамейки и увидела беременную женщину. Нежно поглаживая живот, та, улыбаясь, смотрела в сторону резвящегося на газоне малыша.

– Не может быть, – не поверила своим глазам Надя, узнав свою бывшую одноклассницу. – Неужели это она?

Красиво одетая и ухоженная женщина и впрямь мало напоминала ту самую недотрогу Катю, которая ушла из школы после 9 класса. Та была тихой неприметной замухрышкой, а нынешнюю можно было бы назвать даже красавицей. Но не пустой куклой с обложки глянцевого журнала, а красавицей, сошедшей с картины русского художника: физическая красота, словно изящная оправа из драгоценного метала, лишь подчёркивала красоту её жемчужины-души.

Катя как будто светилась спокойствием, нежностью и любовью ко всему вокруг.

Надя вдруг показалась самой себе маленькой, глупой и невзрачной девочкой, внезапно зависть и раздражение заполнили её душу. Резко встав со скамейки, она пошла обратно к остановке. Сзади послышался весёлый смех малыша, разозливший её ещё больше.

– Небось вышла за богатенького, – со злобой подумала она, но тут же вспомнила лицо Кати. Мысль о браке по расчёту сразу показалась ей какой-то нелепой.

Всю дорогу домой Надя пыталась объяснить себе странное и удивительное перевоплощение Кати, на это накладывалось волнение по поводу предстоящего аборта, так что, войдя в квартиру, Надя почувствовала себя совершенно вымотанной.

– Надюша, что с тобой? – озабоченно спросила мама, как обычно, вышедшая встретить её в коридор. – На тебе лица нет. Ты не заболела?

– Нет, мам, я просто устала. – Надя повесила пальто, прошла в комнату, села в любимое бабушкино кресло и закрыла глаза.

– А может быть, она так изменилась после рождения ребёнка? – промелькнуло у неё в голове.

– Бедняжка моя, – сочувственно сказала мама. – Голодная? Может, чаю поставить?

– Нет, спасибо, я сейчас спать лягу, рано утром в студию нужно зайти, – соврала Надя.

– Хорошо, тогда ложись, а я на кухне ещё почитаю, – ответила мама, ещё раз озабоченно взглянула на дочку и, взяв томик Достоевского, пошла на кухню, напоследок пожелав спокойной ночи.

Посидев ещё минут пять в кресле, Надя сходила в ванну, где долго стояла под горячим душем, почему-то только усилившим чувство тоски и усталости. Потом прошла в комнату и легла в кровать. Уже почти засыпая, она взглянула на иконку Николая-Чудотворца и отчего-то вдруг вспомнила бабушкины рассказы про многочисленные чудеса, совершённые этим святым. Вспомнила, как она, затаив дыхание, слушала их с детским трепетом и благоговением, то и дело смотря на икону. И почему-то тогда ей казалось, что «батюшка Николай», как всё время называла его бабушка, тоже слушал и улыбался. Что он всегда рядом и всегда её защитит, стоит только попросить его о помощи, и какое-то слабое чувство детской надежды побудило её прошептать молитву из далёкого детства: «Святителю отче Николае, моли Бога о мне».

***

Проснувшись, Надя взглянула на часы. Была половина пятого.

– Ещё 30 минут, – подумала она и попыталась уснуть, но, проворочавшись минут десять, встала и тихо вышла на кухню. Выпив крепкого чаю с печеньем, она надела пальто и вышла на улицу, встретившую её утренней прохладой и свежим, ещё незагазованным воздухом.

– Может, вернуться обратно? – мелькнула мысль, но тут же подумалось: «Обратного пути нет, уже обо всём договорено, сделаешь аборт, и не будет никаких сложностей. Никто даже не узнает».

Поёжившись от утренней свежести и подняв ворот пальто, Надя пошла к остановке. Чувство, что она делает что-то неправильное, не исчезало. Зайдя в пустой автобус, она прокомпостировала билет. Начало нарастать чувство волнения от предстоящей операции.

– Надо было раньше думать, – разозлилась на себя Надя. От этой мысли ей стало ещё противней на душе.

Задребезжав, двери трамвая открылись и выпустили Надю на потрескавшийся асфальт.

– Обратного пути нет... – повторила она и направилась к больнице. Чувство уныния и какой-то тоски опять закололи её сердце.

Войдя в больницу, Надя поднялась на второй этаж и, сопровождаемая эхом своих шагов, пошла по длинному коридору. В какой-то комнате заплакал ребёнок.

– Господи, что же я делаю? – в отчаянии подумала она, но продолжала идти.

– Через 15–20 минутвсё кончится – и не вспомнишь об этом. Забудешь, как страшный сон, – пронеслось у неё в голове.

Кабинет 212.

Надя постучалась в белую дверь.

– Да, да, войдите, – ответил дружелюбно-деловитый голос.

Доктор, как и вчера, стоял у раковины и вытирал руки. – Проходите и раздевайтесь.

Надя молча прошла за клеёнчатую занавеску. В голове был какой-то туман. Раздевшись, она с чувством обречённого безразличия села в гинекологическое кресло.

– Не волнуйтесь, у меня десятилетний стаж, – улыбаясь, весело сказал доктор. – Никакой боли, через 15 минут выйдете и забудете про неприятности.

Надя поморщилась.

Металлический расширитель ожёг змеиным холодом. Доктор взял прозрачный шланг, подсоединённый к белой машине, стоявшей в углу кабинета, смазал его каким-то жёлтым кремом, машина включилась, что-то дёрнулось у Нади в животе, послышалось булькающее шипение, и она увидела, как по шлангу, пузырясь, потекла розовая масса.

– Хорошо, умничка, – подбодрил доктор. – Ведь не больно, правда?

Надя закрыла глаза и промолчала.

– Сейчас немного почистим, и можно идти домой, – промурлыкал доктор. Шипение прекратилось, и Надя почувствовала, что что-то скребётся у неё в животе. Подступила тошнота.

– Ну, вот и всё, операция закончена. Быстрее, чем у зубного, – пошутил врач, – можете вставать и одеваться.

Девушка встала, словно во сне прошла за ширму и оделась. Вынув 2 тысячи рублей, взятых из сбережений на выпускной бал, она положила их на стол врачу, продолжавшему что-то весело говорить, и уже собралась уходить, но взгляд её упал на тот самый аппарат, стоявший в углу. Наверху у него была прозрачная колба. Что-то заставило Надю подойти туда. Она взглянула в колбу и содрогнулась. В розово-белой жидкости плавала рука. Очень маленькая человеческая ручка, намного меньше, чем у новорождённого, но Надя совершенно отчётливо увидела ладошку и пальчики.

– Господи! Господи, что же я наделала?! – ужасом взметнулась мысль, и она почувствовала, как ноги начали подкашиваться.

– Убийца! Убийца! УБИЙЦА! – закричала Надя, перед глазами всё поплыло, и она упала на пол.

***

– Убийца! – ещё раз в исступлении крикнула она и открыла глаза. Вокруг было темно. Сердце бешено колотилось, словно молотом стуча в грудную клетку.

– Наденька, что с тобой? – взволнованная мать открыла дверь комнаты. – Что случилось?

Зинаида Владимировна подошла к постели и приложила руку ко лбу тяжело дышавшей дочери.

– Да ты вся горишь! Доченька, где же ты так простудилась? Ну, ничего, сейчас я тебе компресс сделаю, чайку малинового выпьешь, и полегчает, – захлопотала она.

– Мамочка, посиди со мной, – попросила Надя и взяла её за руку.

– Девочка моя бедненькая, – пожалела мама, села поближе и начала гладить её по голове, совсем как в детстве.

Надя улыбнулась и почувствовала, как душа её наполняется каким-то новым, неиспытанным доселе чувством. Чувством светлой радости и любви.

– Мама, – прошептала она, – я беременна.

Мама на мгновение напряглась, прекратила гладить дочку, но потом нагнулась и, обняв её, нежно сказала:

– А я-то думаю, почему мне маленькие детки последнее время снятся?

Надя облегчённо вздохнула и сквозь радостные слёзы взглянула на освещённого лампадкой батюшку Николая. И ей показалось, что он улыбается.

Антон Чистов