Севастополь может быть только русским или вообще не быть

77 лет назад, 30 октября 1941 года началась оборона Севастополя от немецко-румынских войск под общим командованием генерала пехоты Эриха фон Манштейна. К концу осады Манштейн стал генерал-фельдмаршалом: свои высшие звания и награды он получил именно за кампанию в Крыму и взятие Севастополя

Манштейн, по общему признанию как немецкого генералитета, так и командующих союзными армиями, являлся лучшим стратегом Рейха.

Да и советские генералы достаточно высоко оценивали его таланты, считая его противником опасным и крайне неудобным. Если бы не таланты Манштейна, судьба Рейха могла решиться еще в 1943 году. Он каким-то чудом (притом что Гитлер всячески ему в этом мешал) удержал после сталинградского разгрома «бутылочное горлышко» у Ростова и вытащил через него основные силы группы армий «А», что позволило ему остановить прорыв советских войск к Днепру, а затем выиграть Третью битву за Харьков, стабилизировав фронт с марта по июль 1943 года.

Таким образом, пик карьеры лучшего стратега Рейха пришелся на оборону Севастополя. Манштейн не сумел захватить его с ходу, хоть считался мастером маневра и действительно сделал всё, чтобы его подвижные части вышли к оставшемуся практически без гарнизона Севастополю раньше разбитых советских дивизий, отступавших от Ишуни. Манштейну не удалось захватить его в ходе продолжительного штурма. Он пишет в своих воспоминаниях, что даже последний штурм Севастополя, в результате которого город всё же пал, он был уже готов остановить из-за катастрофических потерь в полках задействованных в штурме города корпусов. Это, кстати, информация для тех, кто утверждает, что за всё время осады немцы вместе с румынами потеряли под Севастополем всего десять тысяч убитыми, ставя под сомнение советскую оценку (300 тысяч общих немецко-румынских потерь убитыми и ранеными, включая потери в боях против Крымского фронта весной 1942 года).

Итак, лучший стратег Рейха без трех недель 9 месяцев рождал свою самую выдающуюся победу (фельдмаршала за красивые глаза не дают), штурмуя изолированную крепость. Через неполных два года советские войска взяли Севастополь за неделю.

А почему так вышло? Немцы были упорным, профессиональным противником. Для примера: Бреслау (ныне польский Вроцлав) немцы обороняли с 13 февраля по 6 мая 1945 года, сдавшись после самоубийства Гитлера, капитуляции Берлина и полного распада фронта. Да и под Сталинградом 6-я армия в полной блокаде продержалась почти три месяца (правда, ценой жизней практически всего личного состава). То есть стоять насмерть немцы тоже умели, а советская оборона Севастополя показала, что на этих рубежах можно обороняться долго и плодотворно. Почему же немцы бежали из Севастополя? Именно бежали, бросая технику, тяжелое вооружение и отставшие части на произвол судьбы.

Уверен, не в последнюю очередь потому, что город, как и сам Крымский полуостров, не представлял для них никакой стратегической ценности. Так сложилось, что Крым и Севастополь нужны только России. Более того, вся та территория, которую мы называем Новороссией, тоже нужна только России.

Мы знаем, что Россия выбила из Северного Причерноморья турок, татар, освоила земли Новороссии, построила там города и порты, в том числе главную базу Черноморского флота Севастополь и третий по величине после Москвы и Санкт-Петербурга (к концу XIX века) город империи — главный южный торговый порт России Одессу, которую по аналогии с Северной Пальмирой — Петербургом называли Южной Пальмирой.

Почему то же самое не сделали крымские татары — понятно. Кочевая экономика не предполагала интенсивной торговли ничем, кроме захватываемых в набегах рабов. Для удовлетворения потребностей ханства хватало контролировавшихся турками наличных крымских портов и турецкого военного и торгового флота. Но почему эти территории не стремилась освоить Турция? Или та же Польша, контролировавшая Украину до середины XVII века, воевавшая за нее до конца того же века и, следовательно, граничившая с Диким Полем, испытывая все проблемы, связанные с его существованием, и потенциально имея возможность получить те же выгоды, которые получила Россия от его ликвидации?

Дело в том, что продолжительная война за какую-то территорию (а Россия воевала за Новороссию 100 лет), а затем ее окультуривание, превращение из пустынной степи в населенный сад, строительство цветущих городов — всё это имеет смысл только в том случае, если вы сможете в ближайшей перспективе компенсировать свои затраты и начать получать от этой территории прибыль.

Для турок Северное Причерноморье было буфером, защищавшим с Севера их коренные земли от соседних империй (России и Речи Посполитой). Их военный флот создавался в расчете даже не на малоазийские черноморские порты, а на порты Мраморного, Эгейского и Средиземного морей. Именно поддержание своего господства в Восточном Средиземноморье было для Турции принципиально с точки зрения ее торговых интересов и интересов безопасности. Причерноморье было для Стамбула далекой варварской периферией.

Для Польши важной статьей дохода был экспорт хлеба. Но вывоз шел по Висле и ее притокам, а также вверх по Днепру, а затем по Западной Двине к портам Балтики. Поэтому, в частности, Польша насмерть боролась с Швецией за Латвию. Через Ригу шла значительная часть ее хлебной торговли. С юга же ее беспокоили только периодические татарские набеги, но походы людоловов — не завоевательные войны Батыя или Чингисхана. От разбойничьих шаек можно откупиться, можно защититься приграничной стражей и крепостями. Россия тоже ведь строила чисто оборонительные засечные черты и не помышляла о завоевании морей, пока не установила контроль над южными хлебородными районами.

У России не было возможности организовывать экспорт малороссийского, поволжского или кубанского хлеба через порты Балтийского моря. До Северной войны они контролировались Швецией. До конца XVIII века речные пути, ведущие на Север, находились под контролем Польши. Если же двигаться к верховьям Волги, а оттуда в Архангельск (или даже в Петербург), то хлеб становился слишком дорог (из-за длинного транспортного плеча) и проигрывал конкуренцию.

Именно поэтому, как только при Алексее Михайловиче была присоединена Малороссия, встал вопрос войны с Турцией за выход к южным морям. Войны с Турцией начались уже при Алексее Михайловиче, продолжились при Федоре Алексеевиче, в ходе регентства царевны Софьи (Голицынские походы). Наконец, даже Пётр I начал с Азовских походов, считая насущной задачей выход именно к южным морям. Со Швецией его столкнула случайность. В ходе Великого посольства он обнаружил, что в Европе он союзников против Турции не найдет, а против Швеции союз Дании, Саксонии, Речи Посполитой и Бранденбурга уже сложился. Но еще до завершения Северной войны, едва избавившись от опасности вторжения шведов в глубь России, он предпринимает Прутский поход (закончившийся неудачей), а сразу после Северной войны — удачный Каспийский поход. То есть южное направление вновь становится главным в имперской политике.

Таким образом, Россия была единственной державой, не просто заинтересованной в контроле над Северным Причерноморьем, но способной этот контроль окупить и имеющей планы развития края.

Торговые интересы России дали жизнь черноморским портам нынешней Украины. Как только экономические связи данной территории с Россией прерываются, деятельность портов угасает. Через них просто становится нечего возить. Собственно украинского экспорта не хватает, а Германия с Италией через Одессу торговать не будет. Есть более традиционные, близкие и дешевые пути.

Стратегические интересы России дали жизнь Севастополю как главной базе флота. При всей стратегической важности Крыма, владение которым обеспечивает контроль над всей черноморской акваторией, он в этом плане может заинтересовать только Россию. Турции, как уже было сказано, важно было иметь между собой и потенциальными противниками пустынную степную полосу в Северном Причерноморье. В условиях XVII—XVIII веков сами расстояния, трудности пути и противодействие кочевой конницы служили достаточной преградой для практически любой армии. Туркам невыгодно было наличие в Причерноморье городов и крепостей, которые могли бы стать базой для армии противника, если она до них дойдет. Заключая мир, султаны всегда стремились настоять на уничтожении уже возведенных укреплений как на самом побережье, так и в степи.

Как база флота для Турции Севастополь также был невыгоден из-за сложной логистики. Слишком далеко он находился от основных источников турецких ресурсов, да и главные силы флота Турция всегда держала на Средиземном море. Эскадру к берегам Крыма в случае надобности можно было послать прямо из Стамбула.

Даже современной Украине Севастополь не нужен как база флота. Его бухты обеспечивают базирование флота, способного оперировать в открытом океане, вдали от собственных берегов. А Украине такой флот не нужен. Даже если бы она состоялась как государство, то это максимум была бы региональная держава. В конкретных условиях Чёрного моря это означает потребность исключительно в прибрежном флоте — береговой охране, способной бороться с контрабандистами и браконьерами. Такой флот не требует стратегических баз вроде севастопольской. Его можно разместить в любом порту.

Поэтому военный флот при Украине и погибал, а Севастополь планировали превратить то в коммерческий порт, то в туристический городок.

Вот так и получается, что по чисто экономическим и военно-стратегическим причинам Севастополь, Новороссия, Крым, черноморские порты если кому и нужны, то только России. Остальным было бы всё равно, даже если бы туда вернулось Дикое Поле. Именно поэтому иногда особо упорным интервентам после длительной и кровопролитной осады удавалось захватить Севастополь. Но никто из них не пытался там обосноваться надолго и уж тем более не желал лить кровь за его удержание. Сменялась политическая обстановка, или военное счастье изменяло им — и они спешно оставляли морскую крепость, за которую так боролись.

Чтобы владеть Севастополем, надо владеть Россией — а завладеть Россией пока что, кроме русских, не смог никто.

Ростислав Ищенко