103 года назад, 16 сентября 1914 года, Государственной Думой Российской Империи был принят закон о запрете продажи водки на время войны.
Принятый Государственной Думой Российской Империи закон о запрете продажи алкоголя на время ведения военных действий стал следствием июльского указа императора Николая II. Связь антиалкогольного закона с военными действиями была самая прямая: когда военная элита Российской Империи пыталась оправдаться за провальную русско-японскую кампанию 1905 года, в качестве одной из основных причин было названо «повальное пьянство рекрутов», с которым не было никакой возможности справиться и из-за которого сорвался план призыва. К началу Первой мировой этот урок, во многом отражавший реальность, был учтен и загодя предусмотрен. Осенний призыв 1914 года, подкрепленный массовым патриотическим энтузиазмом, прошел значительно более организованно.
Хотя не обошлось без эксцессов. В некоторых губерниях фиксировались отдельные случаи разгрома винных складов. Но хулиганство сотен несознательных подданных, на фоне относительно четко проведенного призыва более пяти миллионов военнообязанных, можно считать некрупной неурядицей.
Проведенная антиалкогольная кампания за авторством товарища (заместителя) министра торговли и промышленности Российской Империи Петра Барка была представлена императору еще 26 января 1914 года, и получила его полное одобрение. А уже 30 января от должности был освобожден председатель совета министров, министр финансов Владимир Коковцов, подавший прошение «об освобождении его по состоянию здоровья». Но всем было понятно, что Коковцов подал свое прошение в знак протеста против действий Барка. Возможно, он предвидел, чем обернется казавшееся сначала таким убедительным начинание. Казалось бы, основной эффект запрета был достигнут. Однако сухой закон, как показывает мировая практика, дает основной положительный эффект за первые пару лет своего применения, дальше начинаются те или иные эксцессы. Тем более, что российский вариант сухого закона 1914 года содержал в себе удивительно нелогичные лазейки, разросшиеся в дальнейшем до настоящих бедствий. К таковым относились разрешение на торговлю в питейных заведениях первой категории, разрешение на самогоноварение для личных нужд, слабый контроль за употреблением суррогатов и наркотиков.
Новая структура управления в военное время предусматривала значительные полномочия глав губерний, каждый из которых мог трактовать нормативы, регулирующие производства и оборот спиртного, в довольно широких пределах. Но проблема была далеко не только в этом. Дело в том, что торговля крепкими спиртными напитками с 1894 года находилась целиком под контролем государства. На 1914 год винный доход для казны планировался в районе 970 млн рублей (или, грубо говоря, чуть больше одного триллиона нынешних). При этом траты на военные нужды составляли 849 млн рублей. Приходилось изъять недостающие средства для восполнения казны, в которой до введения сухого закона водочный доход составлял 24%, а в 1916 году — только 1,5%. Компенсирующие потери доходы были найдены в обложении населения новыми налогами практически по всем статьям потребления. Недополученные многомиллионные доходы компенсировались повышением налогов на спички, соль, дрова, лекарства, чай, табак, сахар, увеличились также пошлины с пассажиров и грузов. Кроме того, за период 1915—1916 гг. четыре раза увеличивался объем бумажных денег, что повлекло за собой значительное падение покупательной способности рубля.
Тем не менее, первый год введения сухого закона дал свои серьезные положительные эффекты. Значительно сократилось число психически больных, проходящих по категории «алкогольный психоз», заметно уменьшилось количество травм и прогулов. Развернулась мощная агитационная кампания против пьянства. Но все достигнутые в 1914—1915 годах позитивные эффекты постепенно начали сходить на нет. Самогоноварение и «пиратское», как выражаются в наше время, производство, достигло огромных масштабов. Это наглядно подтверждает тот факт, что к 1916 году в отдельных губерниях рост производства спиртосодержащих лаков и политуры составил 2320%. Самогон предполагалось разрешить «в количествах, достаточных для личного употребления, но не для торговли». Ну, а личное потребление, как известно, измеряется только размерами души… Поэтому к 1916 году количество самогона, находящегося «для личных нужд» у сельского населения, по некоторым оценкам составляло до 30 млн ведер. На самогонку уходили хлеб и сахар, потери продуктов при кустарном производстве были настолько велики, что стали одной из причин перебоев в розничной торговле. Продовольственная разверстка 1916 года состояла в массовой реквизиции зерна, с ее помощью планировалось получить до 51 млн тонн зерна. Самогоноварение было только одной из причин реквизиции, крестьяне часто отказывались сдавать хлеб, видя постоянный рост цен на него.
Тем не менее, первый год введения сухого закона дал свои серьезные положительные эффекты. Значительно сократилось число психически больных, проходящих по категории «алкогольный психоз», заметно уменьшилось количество травм и прогулов. Развернулась мощная агитационная кампания против пьянства. Но все достигнутые в 1914—1915 годах позитивные эффекты постепенно начали сходить на нет. Самогоноварение и «пиратское», как выражаются в наше время, производство, достигло огромных масштабов. Это наглядно подтверждает тот факт, что к 1916 году в отдельных губерниях рост производства спиртосодержащих лаков и политуры составил 2320%. Самогон предполагалось разрешить «в количествах, достаточных для личного употребления, но не для торговли». Ну, а личное потребление, как известно, измеряется только размерами души… Поэтому к 1916 году количество самогона, находящегося «для личных нужд» у сельского населения, по некоторым оценкам составляло до 30 млн ведер. На самогонку уходили хлеб и сахар, потери продуктов при кустарном производстве были настолько велики, что стали одной из причин перебоев в розничной торговле. Продовольственная разверстка 1916 года состояла в массовой реквизиции зерна, с ее помощью планировалось получить до 51 млн тонн зерна. Самогоноварение было только одной из причин реквизиции, крестьяне часто отказывались сдавать хлеб, видя постоянный рост цен на него.
В то же время «питейные заведения первой категории» (то есть платившие годовой налог минимум 500 рублей), оказались великолепной лазейкой, целевым образом спаивая уже не нижние чины, которые либо мужественно старались исполнить царев указ, подтвержденный Госдумой, либо пробавлялись самогоном и суррогатами. Пьянство постигло интеллигенцию и дворянство, значительная часть которых оказалась в рядах т.н. «земских гусаров» — сотрудников службы обеспечения, не участвовавших в боевых действиях, но прославившихся в качестве жуликов и спекулянтов. Общее число земгусаров колебалось в районе 150 000, которые каждый из своих успехов на ниве воровства старались отметить как можно ярче, вызывая справедливое возмущение у алчущих трезвых свидетелей их бесчинств. Кроме того, видя за своими спинами в тылу царящее там веселье, части, находящиеся на фронте, не могли не испытывать некоторого раздражения, что выразилось, в том числе, и в начавшемся окопном пьянстве. Указы о необходимости борьбы с которым также дошли до наших дней. В числе вопиющих случаев некоторые историки указывают специальные немецкие атаки, состоявшиеся по результатам наблюдений за позициями полков, офицерство которых в пьяном виде бросало своих подчиненных, уходя веселиться подальше в тыл (как это, например, указывается в воспоминаниях барона Н. Н. Врангеля «Окаянные дни»). Результатом реформы Петра Барка, предложенной им в начале 1914 года, оказалась полная потеря контроля государством над производством и оборотом спиртного. Попадающиеся в некоторых источниках данные о снижении потребления в 30 раз не могут вызывать особого доверия, ведь статистика также проходила мимо соответствующего учета. Государство же, потеряв монополию, вернулось к ситуации худшей, чем та, которая была в XIX веке, когда деятельность частной торговли и производства была относительно прозрачной.
Оценили 3 человека
3 кармы